Покуда я тебя не обрету - Джон Ирвинг

Вот в таком примерно расположении духа Джек и отправился в июне 2001 года на сеанс к доктору Гарсия. Было жарко, поэтому он не стал поднимать стекла, припарковав у дома психиатра свою "ауди".

Джек чувствовал себя на подъеме, тому была тысяча причин.

Уже три года он рассказывает свою историю доктору Гарсия и к этому дню описал ей свои повторные визиты во все европейские города, кроме Амстердама, притом ни разу не заплакав и не закричав. Он научился держать себя в руках — это доктору Гарсия, напротив, пару раз едва не потребовалась помощь (например, во время рассказа про Копенгаген).

Сейчас он с большим удовольствием собирается в Галифакс; наполовину оттого, что туда едет против воли доктора Гарсия. Ну и наконец — он только что получил новое письмо от Мишель Махер! А ведь он ничего не слышал о ней уже почти целый год, со времен ее ответа на его приглашение.

Джек решил, что "как бы молодой человек" взял дело в свои руки и запретил Мишель общаться с Джеком. И тут вдруг от нее пришло длинное письмо, очень подробное (хотя не очень эмоциональное). Разумеется, Джек показал его доктору Гарсия, той оно совсем не понравилось.

Джекова благодарность Мишель за то, что она провела бессонную ночь у телевизора, произвела эффект разорвавшейся бомбы — правда, прямо противоположный тому, на какой Джек рассчитывал. У Мишель и ее "как бы молодого человека" и в самом деле состоялся разговор на весьма повышенных тонах — на тему, разумеется, ее чувств к нему (или их отсутствию). Мишель ведь никогда ни с кем не жила. В ее старомодной картине мира если ты живешь с кем-то, то это означает брак и детей, а не эксперимент на предмет "а вдруг получится". И тут появляется Джек с его благодарностями, которые слышат не только Мишель и ее друг, а миллионы телезрителей; и "как бы молодой человек" настоял, чтобы они с Мишель таки зажили вместе. Она согласилась — хотя не стала выходить за него замуж и рожать детей.

"Как бы" — ее коллега, друг знакомого по медицинскому. Они очень похожи друг на друга, наверное, писала Мишель, слишком похожи.

— Все, буквально все в письме госпожи Махер, — доложила Джеку доктор Гарсия, дочитав, — говорит о том, что она человек, исполненный прагматизма. Ее подход к миру, к жизни, к человеческим отношениям, Джек, настолько противоречит твоему, насколько это вообще в принципе возможно.

Джек, однако, сделал из письма другие выводы. Для начала, "сожительства" не получилось; Мишель так описывала этот "эксперимент": "год "серьезных" отношений, на которые я не могла смотреть серьезно". Она снова живет одна, у нее никого нет. Она опять свободна и поэтому может наконец поздравить Джека с победой, более того, приглашает его на обед — если, конечно, ему когда-либо случится быть в окрестностях Бостона.

"Я теперь понимаю, выдвижение на "Оскара" случается в жизни актера не каждый год, — писала она, — более того, я понимаю, что, получи ты другую номинацию, ты уже не станешь приглашать меня. Оглядываясь назад, я думаю, что моя жизнь стала бы на целый год счастливее, прими я в тот раз твое приглашение".

— В этой фразе заключен толстый намек, даже не намек, а почти требование переходить к активным действиям, ты не находишь, Джек? — утвердительным тоном провозгласила доктор Гарсия. Она не ожидала ответа, она заранее знала, что Джек такого же мнения.

Письмо заканчивалось так: "Spater, vielleicht. Мишель".

— Джек, поможешь мне с немецким? — спросила доктор Гарсия.

— "Позднее, быть может", — перевел Джек.

— Хм, — произнесла доктор Гарсия; это был ее излюбленный прием маскировать важные моменты в разговоре.

— Я вполне могу по дороге домой из Галифакса заехать в Бостон, — сказал Джек.

— Сколько ей лет, тридцать пять? — спросила доктор Гарсия, словно не знала заранее ответа.

— Верно, она моя ровесница, — ответил Джек.

— Врачи, как правило, трудоголики, — сказала доктор Гарсия, — но Мишель неглупая женщина, она понимает, ее время уходит.

Черт, я же нарушил хронологический порядок! Надо было по-другому рассказывать ей про письмо, подумал Джек.

— С другой стороны, она же не из этих, которые спят и видят, как трахаются с Мэлом Гибсоном, так? — спросила доктор Гарсия.

— Она пригласила меня на обед! — сказал Джек.

— Хм.

Новых фотографий в кабинете доктора Гарсия не прибавилось; все три года, что Джек к ней ходил, набор оставался неизменным. Впрочем, для новых не было места, если только не выкинуть какие-нибудь старые.

— Если попадешь в беду в Галифаксе, звони мне, Джек.

— Никуда я там не попаду, — ответил он.

Доктор Гарсия отвернулась и долго смотрела на голубые буквы официального бланка, на котором Мишель написала и это свое письмо. Отдавая Джеку листок, она сказала:

— В таком случае позвонишь мне из Кембриджа, штат Массачусетс. Я готова спорить, Джек, — там ты обязательно попадешь в беду.

В хронологическом порядке Джек как раз дошел до "второго визита в Амстердам", как это называла мисс Вурц. Тяжелая история, что и говорить, поэтому, конечно, Джек изыскивал все возможности несколько отложить рассказ об этом городе доктору Гарсия. Он решил сделать это после возвращения из Галифакса и Бостона, надеясь, что предстоящая поездка еще сильнее поднимет ему настроение.

Выйдя в приемную, он увидел молодую мать, одну из пациенток доктора Гарсия; едва он появился, она начала рыдать в голос. Джек терпеть не мог, когда женщины начинают при виде его верещать.

Секретарь срочно проводила его к выходу; оглянувшись, Джек заметил, как другая молодая мать, а может, просто подруга или няня расплакавшейся особы пытается ее успокоить — рыдания перепугали детей, некоторые из них тоже заплакали.

Джек сел в свою "ауди" и спрятал письмо Мишель Махер в бардачок. Доехав до перекрестка Монтана-авеню и Четвертой улицы, он едва не попал в аварию, потому что увидел в зеркале заднего вида лицо Люси. Поняв, что Джек ее заметил, она сказала:

— Я плохо себя веду в ресторанах для взрослых, мне туда нельзя.

Джек ни черта не понял, он видел это лицо в приемной у доктора Гарсия, но кто такая эта девица, понятия не имел. Видимо, нянька, собирающаяся переквалифицироваться в фанатку.

— Я обычно сплю на полу, а то вдруг меня кто увидит на заднем сиденье, — продолжила гостья. — Я поверить не могу, что ты ездишь на серебристой "ауди"!

— Люси? — удивленно проговорил Джек.

— Ну ты и тормоз, только сейчас догадался? Впрочем, в тот раз у меня еще не было сисек, наверное, поэтому ты так долго думал.

Какое неприятное совпадение, подумал Джек. Люси — ничья не няня, она такой же пациент доктора Гарсия, как и он сам, только из группы с более нестабильной психикой (как Джек вскоре понял).

Ему трудно было понять, похожа она до сих пор на испуганную, но смелую четырехлетнюю девочку, которую Джек взял на руки и отнес в "Стэнс", или нет. Судя по всему, смелость она сохранила, точнее, некую эссенцию этой смелости. Люси скоро двадцать, и она ничего не боится — то есть ничего вообще.

Она смотрела на него спокойным, немигающим взглядом — таким, как у угонщиков автомобилей, и в глазах ее угадывалась холодная решимость. Джек понял — ты поставь пять долларов, что ей не хватит духу, и она тут же пролетит на красный свет, педаль в пол, весь бульвар Сансет, только чтобы показать, что ей не слабо. И ее ничто не остановит — разве только она впечатается в грузовик на Брентвуде или ляжет под пулями полицейского патруля в Вествуд-Виллидж. И всю дорогу из левого окна будет торчать ее рука с оттопыренным вверх указательным пальцем.

Джек повернул направо на Оушн-авеню и остановился у бордюра.

— Люси, тебе лучше покинуть мою машину, — сказал он.

— Я буду голая через секунду, ты даже пикнуть не успеешь.

Джек покрепче взялся руками за руль и поглядел на девушку в зеркало заднего вида. Во что одета? Так, спортивные шорты и топ. Верно, будет голая, а я еще и дверь заднюю не успею открыть.

— Чего тебе надо, Люси?

— Поехали к тебе, я знаю, где ты живешь. Я расскажу тебе отличную историю.

— Ты знаешь, где я живу?

— Мама каждый день возит меня мимо твоей халупы, но мы ни разу тебя не видели. Наверное, редко бываешь дома.

— Поговорим тут.

— История длинная.

Джек заметил, что она спустила шорты; трусики тоньше, чем бикини миссис Оустлер, розовые, как и топ. Бегать, впрочем, в таких очень неудобно.

— Хорошо, надень шорты обратно, и едем.

На ногах грязные кроссовки и короткие носки, популярные у тинейджеров, даже щиколоток не закрывают. Она не ходила, а прыгала по Джекову дому, вылитая мистер Рэмзи, а может, просто нервишки шалят. Джек следовал за ней, как собачонка, словно это он в гостях у Люси, а не она у него.

— Когда ты съездил головой в челюсть папе, вся моя жизнь перевернулась, — рассказывала Люси. — В тот момент мама поняла, что папа ее таки достал; я помню, она всю дорогу домой орала на него как резаная. Если бы закон позволял, они бы развелись еще до рассвета.