Покуда я тебя не обрету - Джон Ирвинг

Так они добрались до Синт-Якобсстраат; Билл был поражен — улица ночью и впрямь выглядела довольно угрожающе. Джек заметил, как Ричард оглядывается, а Аннеке и вовсе взяла Джека под руку и не отступала ни на шаг.

К удивлению Джека, в окне стояла Элс, а не Петра.

— Меня разбудила одна пьяная свинья, она истошно орала, — объяснила потом Джеку Элс. — Петра ушла домой, а я отчего-то решила остаться. Я считаю, это у меня интуиция, Джеки.

Заметив ее, Джек замахал рукой.

— Элс за семьдесят, — сказал он Бешеному Биллу; тот так смотрел на Элс, словно перед ним стоял ангел смерти или иной адский посланец, гарпия из преисподней, фурия из огненной бездны.

— Сколько-сколько ей лет? — распахнул глаза Ричард.

— Годится тебе в бабушки, — сказал Джек.

— Джеки! — закричала Элс и послала ему воздушный поцелуй. — Мой малыш снова вернулся ко мне! — обратилась она ко всей улице разом.

Джек посылал ей поцелуй за поцелуем, махал рукой изо всех сил. А когда Элс ответила ему тем же — все, тут-то он и сломался.

Конечно, это невозможно. Не мог Джек вспомнить, как мама взяла его на ручки и подняла над фальшбортом покидающего Роттердам корабля; ну не мог он помнить, как махал Элс двадцать восемь лет назад, не мог — ему же было всего четыре года! — помнить как его отец упал на землю, схватившись обеими руками за сердце!

— Джеки, не плачь, не плачь! — крикнула ему Элс из окна второго этажа, но он упал на колени посреди Синт-Якобсстраат. Он все махал ей на прощание, и она отвечала ему.

Ричард и Билл попытались поднять Джека. Но что они могли сделать? Билл был пьян, Ричард тоже весьма нетрезв и смертельно хотел спать.

— Почему она назвала тебя "мой малыш"? — спросил Ричард, а Джек все махал ручкой папе и не мог ничего ответить, его сердце рвалось наружу из груди, язык прилип к нёбу.

— Ты что, правда знаком с этой дамой? — поинтересовался Бешеный Билл, оступился и осел на мостовую. Ричард взял было Джека под руку, но туг же отпустил. Джек стоял на коленях посреди улицы подле Бешеного Билла и все махал рукой.

— Джеки, Джеки! Мама тебя любила — ну, как могла! Правда-правда! — кричала Элс.

В итоге его подняла на ноги Биллова подружка-телевизионщица; от нее не пахнет вином, заметил Джек.

— Ради бога, брось ты махать этой старой шлюхе! — сказала Аннеке. — Ты же ее подзуживаешь!

— Она моя няня! — рыдая, сказал Джек.

— Кто она ему? — в ужасе спросил Билл у Ричарда.

— Няня, ну, видимо, присматривала за ним, пока мамы не было дома, — сказал Ричард.

— Прррэелесссстно, прррросто пррррэлестно! — воскликнул Билл.

— Билл, заткнись ради всего святого! Ты не видишь, он в истерике? — сказала Аннеке.

— Джек, ты чего плачешь? — спросил Билл.

— Она смотрела за мной, пока мама работала, — сказал Джек.

— Где работала? Неужели тут? — поразился Ричард.

— Ага, в витрине, а еще вон там, в дверях, — сказал Джек, махнув рукой в сторону квартала красных фонарей. — Моя мама была шлюха!

— Я думал, она была тату-художник! — сказал Билл Ричарду.

— Верно, еще она была тату-художник, — ответил Джек. — А этим ремеслом занималась недолго, но зато с размахом. Ее знал весь красный квартал.

Джек снова стал махать Элс, но Аннеке обняла его и жестко прижала руки к туловищу.

— Ради бога, пре-кра-ти!

— Джеки, приходи ко мне! Я хочу еще разок увидеть тебя, пока жива! — кричала Элс.

Бешеный Билл сидел прямо на мостовой. Он тоже стал махать Элс на прощанье, тут Аннеке не выдержала и съездила ему ногой.

— Ну ты показал сегодня класс, Билл! — сказала она. — Устроил экскурсию по кварталу красных фонарей сыну местной проститутки!

— Ну и что, я ведь не знал этого! — громыхнул в ответ Ванфлек. Ричард помог ему встать, а Аннеке сняла у него с головы обертку от шоколадного батончика, запутавшуюся в его седом хвосте.

Они пошли назад, прочь от Элс, в квартал красных фонарей; это был самый короткий путь до "Гранд-отеля". Ричард обнял Джека:

— Ты в порядке?

— Ничего, все будет ничего, — пробормотал Джек.

Но Ричард достаточно протрезвел, чтобы перепугаться за Джека, кроме того, их тянуло друг к другу, скоро они стали большими друзьями.

— Я тебе телефон дам, вернешься в Лос-Анджелес — позвони. Она отличный врач.

— Ты имеешь в виду психиатр?

— Ага. Доктор Гарсия хорошо знает, как работать с актерами, ты будешь далеко не первый ее голливудский клиент.

Джек взял себя в руки и перестал махать, но у него все равно перед глазами стояли папа и Элс, Элс поднимает папу с земли, берет на руки, как ребенка, и несет к "мерседесу" Фемке. Джек, наверное, не мог этого видеть — мама бы давно поставила его на палубу, а ростом он ниже фальшборта. Холодный, влажный ветер дунул Джеку в лицо — словно ветер на море, словно ветер, дующий через океан от Роттердама до Монреаля, куда и плыл тот корабль.

Джек слышал, как его приветствуют девушки в витринах и дверях, но шел мимо, не оборачиваясь.

— Великолепно! — сказал вдруг Ричард, Джек не понял, по какому поводу.

Аннеке снова взяла его под руку, видимо, чтобы оградить от проституток.

— Вернешься в отель, ложись сразу спать и попытайся забыть про все это, — шепнула она ему на ухо.

— Спокойной ночи, красавицы! — кричал Бешеный Билл труженицам квартала красных фонарей.

Джек всю жизнь будет вспоминать, вспоминать телом покачивание корабля на волнах, тягу от винта, уносящую его прочь из гавани, вспоминать, как скрывается вдали Роттердам. Как же ему хочется увидеть папину татуировку работы Герберта Гофмана! Ведь папа сделал ее себе в Гамбурге или нет? Красота — корабль под всеми парусами, кормой к зрителю, стало быть, покидает гавань. Уильям хотел именно эту татуировку — Гофман называл ее "Последний порт", это один из вариантов "Моряцкой могилы". Джек готов был поклясться, что папа сделал себе такую татуировку. Именно в этот миг Джек понял, что найдет его. Обязательно найдет.

В Беверли-Хиллз наступил полдень, лучи солнца падали почти вертикально и не заливали больше гостиную сквозь открытые окна. Ногти мисс Вурц уже не сверкали, черное пианино несколько потускнело, стало похоже не на мазутное озеро, а на саркофаг. Но даже без солнца золотой "Оскар" на стеклянном столе подле босых ног смотрелся потрясающе, ослепительно.

— Я знаю, Уильям видел тебя прошлой ночью, — сказала мисс Вурц. — Я не знаю, который был час в Европе или где он там сейчас, но он видел тебя. Он ни за что не упустил бы возможность поглядеть на тебя.

Она встала и поцеловала Джека в лоб, а потом, запахнув полы халата, наклонилась и поцеловала в лысину "Оскара".

— Джентльмены, я иду спать, — сказала она.

Джек проводил ее глазами — она пересекла гостиную, задержалась на миг у пианино, провела пальцами по клавишам, струны тихонько зазвенели; затем вошла в спальню и закрыла дверь.

Джек тоже встал, ушел к себе в спальню и закрыл дверь; он распахнул окна, но задернул занавески. Они все время дрожали на ветру, и по комнате плясали солнечные зайчики; Джек слышал уличный шум, плеск воды — видимо, кто-то поливал газон. Рядом с ним лежал "Оскар", на соседней подушке. Джек посмотрел на лысого голого золотого мужика, то ли с мечом, то ли кое с чем другим в руках. В полумраке комнаты "Оскар" походил на убитого солдата, наверное, выжившие товарищи нашли его на поле боя и перенесли сюда, чтобы он мог спать вечным сном в достойной героя позе.

Джек заснул, но ближе к обеду его разбудил телефонный звонок. Говорил Ричард; Джек совсем забыл, что они вместе с Ванфлеком собирались на студию записывать комментарий для DVD-издания "Глотателя". Им предстояло просмотреть еще раз весь фильм, периодически останавливая ленту и вспоминая, какой именно смысл они хотели вложить в тот или иной кадр, почему они решили снять ту или иную сцену именно так, как им пришла в голову та или иная идея, из какого места романа взята та или иная реплика и почему она именно тут, и так далее.

Джек принял душ и оделся. "Оскара" он поставил на пианино и написал записку мисс Вурц (она еще спала). Они вечером идут на ужин, возможно, в компании Билла и Ричарда. Чтобы никто не украл статуэтку и не разбудил Каролину, Джек повесил на дверь номера табличку "Не беспокоить", а портье строго запретил пропускать в номер телефонные звонки.

Затем он вышел на палящее солнце и сел в лимузин к Ричарду и Биллу. У Голландского Психа было жуткое похмелье, а Аннеке посреди ночи рвало.

— Видимо, съела что-то не то, — сказал Билл по дороге в студию. — Почему только я не съел то же самое? Лежал бы сейчас дохлый, и было бы мне хорошо.

Ричард сказал на это Джеку, что проигрыш в оскаровской номинации — хуже любого похмелья.

Они несколько часов провели за работой в студии. Как и в первую встречу в Амстердаме, Джек как бы отсутствовал. Но фильм, их совместное детище, ему нравился, и, посмотрев его заново, Джек вспомнил все подробности съемок и работы.