У черты заката. Ступи за ограду - Юрий Слепухин

Дело кончилось катастрофой: из двухсот пятидесяти «крепостей», принимавших участие в операции, шестьдесят две были сбиты над Германией, а сто сорок вернулись с тяжелыми повреждениями. Почти шестьсот человек квалифицированного летного персонала — пилоты, навигаторы, бортинженеры, радисты и воздушные стрелки — погибли в воздухе, были расстреляны при парашютировании или остались до конца войны в немецких лагерях. И это не считая всех тех, что истекли кровью в возвращающихся на базы изрешеченных машинах или умерли позже в английских госпиталях…

Подробности гибели отца Фрэнк узнал случайно уже после войны, от некоего Мариано, служившего в том же тяжелобомбардировочном крыле[93]. Корабль, на котором в тот день находился Мариано, шел в эшелоне первой волны; он уже развернулся на обратный курс, когда вторая волна сбрасывала бомбы, а третья подходила к цели, отбиваясь от наседавших со всех сторон «мессершмиттов».

Воздушные атаки, в которых немцы впервые применили тогда 210-миллиметровые реактивные снаряды, беспрерывно следовали одна за другой от самого Рейна, где повернули назад американские истребители сопровождения, вылетевшие без подвесных баков, и таким же непрерывным, на всем пути эскадры, был ураганный огонь зениток, особенно мощный в заградительной зоне Франкфурта-на-Майне.

Мариано, по его собственным словам, к тому моменту уже окончательно одурел и мало что соображал, сидя скрючившись в своей подфюзеляжной турели. Некоторая передышка наступила после того, как они отбомбились, — немецкие Ме-110 особенно яростно рвались к бомбардировщикам, заходящим на цель. Только тут Мариано немного пришел в себя и стал воспринимать окружающее в целом — он увидел далеко внизу буро-зеленые осенние поля, стальной блеск излучины Майна и чудовищную тучу дыма над Швейнфуртом, а по сторонам — насколько позволял увидеть сектор обзора — белые немецкие и оранжевые американские парашюты, дымы горящих самолетов и бесчисленное множество «крепостей», разбредшихся как попало, с полностью расстроенными боевыми порядками…

Одно время Мариано летал в экипаже капитана Хартфилда и хорошо знал этот корабль, сейчас наискось перерезавший им курс, — корабль с номером 24395 и кличкой «Джолли Джо», выписанной на фюзеляже сразу за остеклением штурманской кабины, рядом с изображением головы хохочущего индейца. Сильно дымя обоими левыми моторами, «Джолли Джо» шел прямо на цель с уже раскрытыми створками бомбовых люков, но в эту минуту снизу крутым виражом всплыл черный Ме-110. Мариано едва успел развернуть турель, как из-под крыльев немца выбежали дымные трассы реактивных снарядов, — и вдруг на месте «Джолли Джо» возник ослепительный шар клубящегося пламени, а через секунду взрывная волна ударила по кораблю Мариано, и двадцатипятитонную «крепость» швырнуло как бумажного голубя; больше Мариано ничего не видел, так как потерял сознание в этот самый момент, раскроив себе лицо о выступ станины.

…Что ж, по крайней мере отец умер легко, не успев ничего почувствовать. Его В-17 получил попадание, имея в бомбовых отсеках дюжину тысячефунтовых фугасок — достаточно, чтобы одним залпом пустить на дно тяжелый крейсер или разнести в щебень половину такого городка, как Мэплз-Вэлли…

Первое воскресенье Фрэнк провел в лесу, но прошла еще неделя, и он, зачеркивая в субботу очередную клеточку на календаре, решил, что нужно все же навестить своих.

Утром, пробежав на лыжах двенадцать миль, он явился домой. Мать похвалила его цветущий вид и напомнила, что через час нужно в церковь. Пришлось принимать ванну, бриться, надевать белую сорочку. «Ничего, — утешал себя Фрэнк, отвыкшими пальцами повязывая перед зеркалом галстук, — долго ты у меня на шее не повисишь…»

К обеду явились гости — пастор, банковское начальство Джеремии, члены приходского совета. Был и новый поклонник сестры (третий по счету, как она призналась) — долговязый парень с добродушным и глуповатым лицом спортсмена, непрестанно жующий резинку. Все поглядывали на Фрэнка с большим любопытством — очевидно, по местным понятиям, его карьера считалась блистательной. Позже он узнал, что мать — строго по секрету — намекнула всем своим приятельницам, что безопасность Америки зависит, в сущности, от того, насколько полно будут реализованы некоторые идеи ее младшего сына.

— Скажите, Фрэнклин, — спросил пастор, когда подали сладкое, — как высоко вы оцениваете наше воздушное превосходство над любым потенциальным противником? Мы понимаем, что вам, как лицу, причастному к государственным и военным секретам, может быть, не совсем удобно отвечать на подобные вопросы, но мы живем в такой глуши, что наше любопытство понятно и, я бы сказал даже, простительно. Ибо современная война, если она снова разразится — чего да не допустит всевышний! — она, хочу я сказать, равно не пощадит малые города, как и большие. Чему я сам был свидетелем в Европе, в бытность мою капелланом при сто двенадцатом полку четвертой пехотной дивизии…

Фрэнк почтительно выслушал тираду до конца.

— Боюсь, сэр, что вы сильно Преувеличиваете мою осведомленность, — сказал он, подавив улыбку. — Работа, которую мне приходится выполнять, действительно относится к засекреченному военному производству, но это ведь далеко не значит, что мы «причастны к государственным и военным секретам». Наше начальство — может быть, и то лишь в некоторой степени… а мы знаем только то, что нам положено знать в очень узкой и очень специальной сфере. Так что, боюсь, я просто не сумею сказать в ответ на ваш вопрос ничего нового… выходящего за пределы общеизвестных данных.

— Я понимаю, Фрэнклин, — кивнул пастор. — Боже вас упаси выбалтывать секреты. Но ведь нам неизвестны и те данные, которые, как вы говорите, «общеизвестны» в вашем кругу. Не может быть, чтобы среди специалистов ни разу не высказывалось мнения относительно нашего превосходства над русскими — в области авиации, я имею в виду.

Фрэнк подумал и пожал плечами.

— А я бы не сказал, что мы вообще превосходим их в области авиации, — сказал он.

Присутствующие за столом были явно — и неприятно — удивлены его словами.

— Не совсем понятно в таком случае, куда к ч… о, прошу прощения… куда идут все наши налоги, — сердито сказал директор банка. — Если, несмотря на все жертвы, мы до сих пор не сумели обеспечить себе абсолютного технического превосходства над какими-то московитами…

— «Какие-то московиты» точно так же платят налоги своему правительству, — возразил Фрэнк, — и, надо полагать, точно так же заботятся о росте и развитии своих воздушных сил. А инженеры у них не хуже, чем у нас. Поэтому говорить сейчас о превосходстве нашей авиационной техники как о чем-то само собой разумеющемся по меньшей мере наивно…

За столом все молчали. Пастор кашлянул и поправил воротничок.

— Ваши слова явились для нас м-м-м… неожиданностью, и отнюдь не радостной, — пробормотал он, не поднимая глаз от скатерти. — Если я верно истолковываю их сокровенный смысл, в случае войны мы нисколько не гарантированы от… — Он замялся и не докончил фразу.

— В случае войны, сэр, никто ни от чего не гарантирован, — сказал Фрэнк, не дождавшись продолжения. Он оглядел притихших гостей и добавил шутливым тоном: — Я надеюсь, что нам никогда не доведется меряться достижениями с моими русскими коллегами…

— Все мы надеемся на это, дорогой Фрэнклин, — кивнул пастор, — и об этом мы ежедневно возносим наши молитвы. Будем уповать на неизреченное милосердие всевышнего.

— Милосердие милосердием, а сидеть сложа руки тоже не годится, — проворчал директор банка. — Хорошо, что мы хоть подписали эти соглашения с немцами. Немцы народ деловой… могут научить нас работать, если мы сами до сих пор не умеем!

Фрэнк поднял брови:

— О каких соглашениях вы говорите?

— Ну как же, соглашения между нашими авиастроительными компаниями и немецкими фирмами. Вы разве не читали?

Фрэнк сказал, что ничего не знает, так как уже несколько дней не видел ни одной газеты.

Новость неприятно удивила его. Он вспомнил разговор с Делонгом накануне отъезда. Неужели старый зануда был прав, когда говорил, что с немцами возможна в принципе любая договоренность?..

После ухода гостей он разыскал позавчерашние газеты. Действительно, сообщение было, но мало о чем говорящее: речь шла о пребывании в США группы представителей деловых и технических кругов ФРГ и о том, что между ними и некоторыми американскими авиастроительными фирмами заключены соглашения, направленные к дальнейшему укреплению германо-американского сотрудничества в деле обороны Запада.

Вечером он вернулся в хижину в угрюмом расположении духа. Даже странно было, что факт подписания каких-то соглашений может так подействовать на человека, абсолютно к ним непричастного. В этот вечер его не развлекли даже снимки бракосочетания герцога Виндзорского с миссис Симпсон; он сидел перед очагом и курил сигарету за сигаретой, швыряя в огонь окурки.