Джузеппе Бальзамо (Записки врача) - Александр Дюма

— А теперь — другую, — проговорил Бальзамо, подходя ко второй форме.

Она была наполнена с той же силой и ловкостью.

Пот катился с Бальзамо градом; кардинал в темноте осенял себя крестным знамением.

Это и в самом деле было ужасное и в то же время величественное зрелище. В багровых отблесках пламени Бальзамо походил на одного из тех грешников, которых Микеланджело и Данте изображают на дне кипящего котла.

И потом, кардинал испытывал страх перед неведомым.

Бальзамо не успел передохнуть между двумя операциями, времени было мало.

— Будут небольшие потери, — предупредил он, заполнив вторую форму, — я на сотую долю минуты передержал смесь на огне.

— Сотая доля минуты! — воскликнул кардинал, не скрывая удивления.

— Для герметически закрытого сосуда это неслыханно много, монсеньер, — хладнокровно заметил Бальзамо, — а пока уже два тигля опустели, и перед вами — две формы, полные чистого золота: здесь сто фунтов.

Ухватив своими чудодейственными клещами первую форму, он опустил ее в воду; вода долго бурлила и шипела. Наконец Бальзамо раскрыл форму и достал безупречный золотой слиток в форме сахарной головки, немного сплющенной с обоих концов.

— Нам еще около часа дожидаться, пока два других тигля будут готовы, — сказал Бальзамо. — Не желает ли монсеньер отдохнуть или подышать свежим воздухом?

— Неужели это золото? — спросил кардинал, не слыша предложения хозяина.

Бальзамо улыбнулся. Кардинал оставался верен себе.

— Вы в этом сомневаетесь, монсеньер?

— Знаете, наука столько раз ошибалась…

— Вы не прямо выразили свою мысль, — заметил Бальзамо. — Вы думаете, что я вас обманываю, и делаю это сознательно. Монсеньер! Я был бы о себе невысокого мнения, если бы так поступал, потому что мое тщеславие не выходило бы за пределы моего кабинета. Неужели вы думаете, что я стал бы все это проделывать только ради того, чтобы насладиться вашим изумлением, которое улетучилось бы, обратись вы к первому попавшемуся ювелиру?! Мне бы хотелось, принц, чтобы вы оказывали мне больше доверия. Поверьте, что, если бы я хотел вас обмануть, я сделал бы это более ловким способом и из более высоких побуждений. Кроме того, известно ли монсеньеру, как проверить золото?

— Разумеется: существует пробирный камень.

— Вам, монсеньер, не приходилось самому производить подобные испытания, проверять испанские унции, которых сейчас так много в обращении? Они из самого что ни на есть чистого золота… Правда, среди них оказывалось немало фальшивых.

— Да, действительно, такое случалось.

— В таком случае, монсеньер, вот вам камень и кислота.

— Не надо, вы меня убедили.

— Монсеньер, доставьте мне удовольствие, убедитесь в том, что эти слитки не только из золота, но и без примесей.

Казалось, кардиналу неудобно проявлять недоверие, однако было очевидно, что он еще сомневается.

Бальзамо потер камнем о слитки и показал его гостю.

— Двадцать восемь карат, — сказал он, — сейчас я разолью два других тигля.

Десять минут спустя двести фунтов золота в четырех слитках были разложены на полу на пакле, мгновенно нагревшейся от соприкосновения с золотом.

— Вы, монсеньер, приехали в карете, не правда ли? Я, по крайней мере, видел, как вы ехали в карете.

— Да.

— Монсеньер! Прикажите кучеру подъехать к воротам, и мой лакей отнесет слитки в вашу карету.

— Сто тысяч экю! — пробормотал кардинал, снимая маску, словно своими глазами желая убедиться, что у его ног лежит золото.

— И вы сможете, монсеньер, сказать, откуда это золото, не так ли? Ведь вы видели, как оно было получено.

— Да, я могу это засвидетельствовать.

— Нет, что вы! — с живостью возразил Бальзамо. — Во Франции ученые не в чести, не надо ничего свидетельствовать, монсеньер. Вот если бы я занимался теорией вместо того, чтобы делать золото, я бы не стал возражать.

— Чем же я, в таком случае, могу быть вам полезен? — спросил кардинал, с трудом приподнимая в хрупких руках пятидесятифунтовый слиток.

Бальзамо пристально на него взглянул и рассмеялся ему в лицо.

— Что забавного вы нашли в моих словах? — спросил кардинал.

— Если не ошибаюсь, монсеньер предлагает мне свои услуги?

— Разумеется.

— Не уместнее было бы мне предложить вам свои?

Кардинал нахмурился.

— Я чувствую себя обязанным, сударь, — сказал он, — и спешу это признать. Однако если вы считаете мою признательность неуместной, я не приму от вас услугу: в Париже, слава Богу, довольно ростовщиков, у которых я могу либо под залог, либо под расписку раздобыть сто тысяч экю в три дня; один мой епископский перстень стоит сорок тысяч ливров.

Прелат вытянул белую, словно у женщины, руку: на безымянном пальце сверкал бриллиант величиной с лесной орех.

— Принц! — с поклоном отвечал Бальзамо. — Как вы могли хоть на миг заподозрить меня в намерении вас оскорбить? — и, как бы разговаривая с самим собой, прибавил: — Странно, что правда оказывает такое действие на человека, называющего себя принцем.

— Что вы хотите этим сказать?

— Монсеньер предлагает мне свои услуги; я спрашиваю вас: «Монсеньер, какого рода услуги вы готовы мне предложить?»

— Прежде всего, мое влияние при дворе.

— Монсеньер! Монсеньер! Вы и сами знаете, что доверие к вам пошатнулось. Я бы скорее предпочел услуги господина де Шуазёля, несмотря на то что ему осталось не более двух недель быть министром. Если уж говорить о влиянии, ваше высокопреосвященство, давайте полагаться на мое. Вот прекрасное золото! Как только монсеньеру понадобятся деньги, дайте мне знать накануне или в то же утро, и я приготовлю вам золота столько, сколько ваша душа пожелает. А когда у тебя есть золото — можешь все, не так ли, монсеньер?

— Нет, не все, — прошептал кардинал, превращаясь из покровителя в просителя и не пытаясь этому сопротивляться.

— Ах да, я совсем забыл, что монсеньер жаждет не золота, а кое-чего такого, что дороже всех земных благ; однако это уже зависит не от науки, это подвластно только колдовству. Ваше высокопреосвященство! Скажите только одно слово, и алхимик готов уступить место колдуну.

— Благодарю вас, сударь, мне ничего больше не нужно, я ничего более не хочу, — с грустью вымолвил кардинал.

Бальзамо приблизился к нему:

— Монсеньер! Молодой, пылкий, красивый, богатый принц, носящий имя Роган, не должен так отвечать магу!

— Отчего же?

— Да потому что маг читает в его сердце и знает правду.

— Я ничего более не желаю, сударь, — почти испуганно повторил кардинал.