Белое движение. Том 1 - Андрей Кручинин

Сергей Леонидович тяжело дышал. Спустя два часа он ненадолго пришел в сознание и спросил о боевой обстановке. Командир Кубанского стрелкового полка поднес к лицу генерала икону, которую всегда возил его ординарец. Марков поцеловал икону и сказал отрывисто: «Умираю за вас… как вы за меня… Благословляю вас…» Дальше уже ничего нельзя было разобрать. Через несколько минут его не стало.

А в это время Кубанские стрелки ворвались на станцию и отбросили красных за реку. Железнодорожный мост остался неповрежденным. Дивизия под командованием Маркова выполнила задачу, но какой тяжелой ценой!

«Сердце упало… Уныния не было, не было и отчаяния: была какая-то пустота. Отомстить, отомстить! Ко многим счетам прибавился еще один – огромный. Не такой смерти заслуживал генерал Марков», – рассказывал один из Марковцев. Наутро дивизия провожала своего героя-командира. Командир полка сказал глубоко прочувственное слово, многие рыдали.

В 5 часов 13 июня тело Сергея Леонидовича было перенесено в украшенный зеленью вагон на вокзале, и поезд с почетным караулом от 1-го отделения Инженерной роты отошел на станцию Торговую, где тогда находился Штаб Командующего Армией. Здесь генерал Деникин попрощался со своим верным соратником. Его приказом 1-й Офицерский полк стал именоваться «1-м Офицерским генерала Маркова полком».

В Новочеркасске в церкви епархиального училища была отслужена панихида по Маркову. В почетном карауле стояли его соратники. «Не помню уже, как долго я стоял над гробом, – записал один из них. – Мыслей не было, а я не мог оторвать взор от лица того, кого больше всех других уважал и более всех других боялся. И положив земной поклон великому воину и еще раз взглянув на того, который ничего не боялся, я поплелся домой. Если бы все генералы были такие, как он, – думал я».

Отпевали Сергея Леонидовича 15 июня в Свято-Вознесенском кафедральном соборе. На кладбище помимо семьи, генерала Алексеева и Офицерского полка присутствовала половина жителей Новочеркасска. Все поголовно плакали во время речи Алексеева, который подчеркнул верность Маркова России и его жертвенность Христианина-воина. Генерал Алексеев от имени Армии поклонился матери и жене Сергея Леонидовича и бросил первую лопату земли в могилу.

Смерть Маркова была трагедией не только для Добровольческой Армии, но и для его родных. Мать, жена и дети Маркова оказались в Новочеркасске еще до его приезда из Быхова, и здесь же им пришлось похоронить его. Последнее, что известно о судьбе родных Сергея Леонидовича, – их отъезд заграницу весной 1920 года из Новороссийска.

Смерть сразила Маркова, по словам генерала Деникина, тогда, «когда Добровольческая армия вышла из окружения на широкую дорогу, когда так нужны были люди таланта, воли и доблести; поразила человека, предназначенного, казалось, самой судьбой для командования Добровольческой армией в составе развернувшихся впоследствии Вооруженных сил юга России. Той армии, которая шла к Харькову и Орлу». Деникин был потрясен смертью соратника и друга и вспоминал впоследствии:

«В армии, в ее духовной жизни, в пафосе героического служения образовалась глубокая брешь. Сколько предположений и надежд связывалось с его именем. Сколько раз потом в поисках человека на фоне жуткого безлюдья мы с Иваном Павловичем (Романовским. – Н. К.), точно угадывая мысли друг друга, говорили со скорбью:

– Нет Маркова…»

Имя Сергея Леонидовича Маркова безупречно и славно. Офицер, Доброволец, Военный вождь, он любил Родину и честно и мужественно служил ей.

Н. Л. Калиткина

Генерал-от-кавалерии Граф Ф. А. Келлер

Кто в русской кавалерии не знал графа Келлера?!

От Российской Императорской Армии, в последние десятилетия ее истории, неотделима была его высокая фигура, до старости сохранившая юношескую худобу и гибкость, лицо с внушительными «кавалерийскими» усами, громовой командный голос, репутация сурового и требовательного, но и заботливого начальника. Приобретя немалую известность уже в мирное время, он прославился на полях последней войны Российской Империи, в нелегких раздумьях и колебаниях провел первый период наступившего Смутного времени, чтобы взяться за оружие, когда, быть может, было уже поздно, и пасть от предательской пули на главной площади Киева – «Матери городов Русских». И в этом славном и трагическом пути со столь скорбным финалом тоже, как в капле воды, отразился путь всей Императорской Армии, грозной в боях, беспомощной перед лицом политиканов и предателей, не сумевшей защитить даже самое себя… но во все века беззаветно умевшей жертвовать собою.

Федор Артурович Келлер родился 12 октября 1857 года. После непродолжительного обучения в частном пансионе в Риге, а впоследствии в Москве, он был определен в приготовительный пансион Николаевского кавалерийского училища в Петербурге. «Выпущенному из 7-го класса» молодому графу открывалась прямая дорога в «Славную Школу» – знаменитое училище, но… начавшаяся война с Турцией заставила его поступить вольноопределяющимся в 1-й Лейб-драгунский Московский Его Величества полк: на эту войну, первую в его жизни, никак нельзя было опоздать.

Путь вольноопределяющегося пролег по полям самых известных сражений Русско-Турецкой войны 1877–1878 годов; два Знака отличия Военного Ордена («солдатских Георгия»), IV-й и III-й степени, украсили грудь Федора Келлера, о чем он спустя четверть века говорил с солдатской скромностью и генеральской иронией над пылким «вольнопером»: «Сам не знаю, за что! Первый крест получил по своей неопытности: ординарцем вез приказание и вместо штаба наскочил на турецкий окоп. Турки обстреляли меня, а начальство увидало и наградило. А второй крест за то, что проскакал горящий мост. Вот и все!»

Но памяти графа мог бы помочь его послужной список, из которого явствует, что «турецкий окоп» располагался под Шейновом, где, по оценке военного писателя-эмигранта А. А. Керсновского, «живой силе турок был нанесен непоправимый удар», «горящий мост» же довелось «проскакать» при взятии станции Семенли, где Московские драгуны в составе отряда генерала Струкова «заняли важнейший железнодорожный узел театра войны… отрезав армию Сулеймана[-Паши] от Адрианополя и предрешив ее разгром». Храбрость в таких боях вряд ли может считаться чем-то малозначительным, и, конечно, понимал это и сам Келлер, во внушительной колодке наград на груди которого оба креста навсегда остались памятью о его первом боевом опыте.

Вскоре после заключения мира, Высочайшим приказом 31 марта 1878 года, вольноопределяющийся был произведен в прапорщики, а по возвращении русских войск на родину – 12 мая выдержал в Тверском кавалерийском юнкерском училище «установленный экзамен на право производства в следующие чины»: столь стремившийся на войну, граф Келлер естественно не хотел по ее окончании уходить в запас. Начинается длительная служба в строю. Рутину разнообразила, пожалуй, лишь полуторагодичная (1888–1889) командировка в Офицерскую Кавалерийскую Школу. В то же время, никогда не замыкаясь в узком кругу ежедневных забот, граф следил за развитием военной мысли, много читал и сам размышлял над вопросами тактики и подготовки войск к будущей войне. Преданность Федора Артуровича военному делу хорошо иллюстрируется его словами: «…Службу я люблю и работаю с восьми часов утра до восьми часов вечера и с восьми часов вечера до восьми часов утра. Надеюсь, что все мы так же будем работать». 16 февраля 1904 года Келлер получает первый в своей жизни полк – 15-й драгунский Александрийский Ее Императорского Величества Государыни Императрицы Александры Феодоровны; командиром его он остается по 6 ноября 1906 года, а затем, до 16 мая 1910 года, командует Лейб-Гвардии Драгунским полком, и благодаря сохранившимся довольно подробным воспоминаниям однополчан эти шесть лет дают неплохой материал для реконструкции как требований и методов графа, так и его личных качеств, к этому времени, насколько можно судить, окончательно сформировавшихся.