Рассуждение о начале и основании неравенства между людьми - Жан-Жак Руссо

Доколе еще не вымыслили знаков изобразительных богатства, то не могло оно в ином состоять, как только в земле и скоте, как единых стяжаниях вещественных, которыми люди обладать могут. Но когда наследства умножились числом и пространством до такой степени, что покрыли всю поверхность земли, и все стали между собою прикосновенны, тогда одни не могли иначе увеличиться как на счет других, оставшие ж сверх числа оных, которых или слабость их, или небрежение, не допустили приобрести из того что-нибудь со своей стороны, ставши убогими не потеряв ничего, потому, что все переменялось около их, а только единые они не переменялись, принуждены были получать или похищать пропитание от богатых. А от того началось рождаться по расположению разных свойств одних с другими господство и рабство, или насильство и похищение. Богатые, с своей стороны едва лишь узнали то удовольствие, которое в господствовании есть, начали прочих презирать, и употребляя прежних рабов своих подвержению новых, не помышляли иного, чтоб только покорить и привести себе в подданство своих соседей, подобясь тем алчным волкам, которые отведав единожды человеческого мяса, отвергают всякую другую пищу и не хотят никого пожирать кроме людей.

Сим-то образом, когда самые могущие, или самые убогие, сделали себе первые из сил своих, а последние из нужд, на имения ближнего некоторый род права равновесного, по их мнениям, праву собственности и равенству нарушенному последовали наиужаснейшие беспорядки. Сим-то образом завладения богатых, грабежи убогих и необузданные страсти купно всех, затушая природную жалость и слабый еще глас правосудия, сделали людей любостяжательными, честолюбивыми и злыми. Между правом сильнейшего, и правом того, кто первый чем-нибудь овладеет, рождались непрестанные споры, которые не иначе решились как сражениями и убийствами.[18] Общество рождающееся уступило место ужаснейшему состоянию войны: и человеческий род, уничиженный и сокрушаемый, не имея уже возможности обратиться вспять на своя следы, ни отречься от приобретений несчастных, которые уже он имел, а трудясь только к стыду своему чрез злоупотребление своих способностей, которые ему честь приносят, привел сам себя, так сказать, на край гибели своей.

Attonitus nouitate mali, divesque miferque,Effugere optat opes; et quae modo voverat, odit.

Невозможно, чтоб люди наконец не имели рассуждений о состоянии толь горестном, и бедствиях, коими они уже были объяты. Особливо богатые вскоре долженствовали почувствовать, сколько была для них безвыгодна непрестанная война, которую они только одни производили на свой страх, и в которой опасность о жизни была всем общая, а потеря стяжаний особенное. Притом какую бы краску ни старались они давать завладениям своим, однако довольно ощущали, что оные основывались только на беспрочном и злоупотребительном праве, и что как оные приобретены только силою, то равно сила могла и у них отнять их, так что и жаловаться они в оном не могут, и те самые, которых только единое искусство обогатило, почти не могли основать свою собственность на лучших того правах. Как бы ни говорили они, я построил сию стену, я стяжал сию землю трудом моим, но кто дал тебе сии межи, могли бы им ответствовать? и почему требуешь ты платежа на наш счет за труд, которого мы на тебя не полагали? Разве не ведаешь ты, что премножество твоих братьев погибают или страждут, нуждаясь тем, в чем ты имеешь излишество, и что надлежало тебе иметь точное и единодушное согласие от всего человеческого рода, дабы мог ты из общего пропитания присвоить себе все то, что за твоим пропитанием осталось? Лишенный истинных доказательств ко оправданию, и довольных сил к защищению себя, легко сражая каждого в особенности, но сам сражаем кучею разбойников; будучи один против всех, и по причине взаимной зависти, не имея возможности соединишься с равными себе против соединенных врагов общею им надеждою ко грабительству богатый, необходимостью побуждаемый, произнес наконец вымысел самой мудрой, какой никогда еще не входил в человеческий разум, то есть, употребить в свою пользу силы тех самих, которые на него нападали, сделать себе защитителей из супротивников, внушить им другие правила, и дать им иные установления, которые бы для него были столько благоприятны, сколько естественное право было ему супротивно.

В сем намерении предоставив соседям своим ужасность того состояния, которое их всех вооружало друг против друга, которое делало им стяжания их столько же тягостными, как были самые их нужды, и при котором никто не находил своей безопасности ни в убожестве, ни в богатстве, вымыслил он свободно наружным видом обольщающие доводы для приведения их к желанной своей цели.

«Соединимся, – говорил он им, – дабы защищать слабых от утеснения, удержать высокомерных, и укрепить каждому владение ему принадлежащее: установим узаконения, правила суда и мира, которым бы все долженствовали сообразоваться, которые бы не имели лицеприятия ни к кому, и которые бы награждали некоторым образом за своенравие счастья, подвергая равно как сильного, так и слабого должностям взаимным. Одним словом, вместо того, что обращаем мы наши силы против себя самих, соединим все оные в единую высочайшую власть, которая бы нами правила по законам мудрым, покровительствовала и защищала всех членов сообщества, и отражала бы общих и врагов, а содержала нас в и, вечном согласии».

Гораздо менее, нежели равной сему речи, требовалось к привлечению мыслей в людях грубых, коих весьма легко было обольстить, и которые притом имели столько уже распрей и дел, что не могли далее обойтись без посредников, и столько любостяжания и честолюбия, что чрез несколько времени необинуемо потребен был им властитель. Все стекались на встречу своим оковам, думая, что тем укрепляют вольность свою ибо, имея довольный разум чувствовать выгоды установления политического, не имели они довольно испытания, чтоб видеть оного опасности, самые способнейшие предощутить злоупотребление были точно те, которые считали сим самым воспользоваться; да и самые разумнейшие видели, что должно было согласиться на то, чтоб жертвовать частью своей вольности для сохранения другой, как раненый дает отрезать себе руку для сохранения оставшегося своего тела.

Такое было, или долженствовало быть, происхождение сообщества и законов, которые придали новые путы бессильным, и новые силы богатым,[19] истребило бесповоротно вольность естественную, утвердило на веки закон собственности и неравенства, и из искусного похищения учинило право непременное; а к пользе некоторых честолюбивых подвергли на предки весь род человеческий труду, рабству и бедности. Легко можно видеть, как установление единого общества учинило необходимыми и все прочие, и как для сопротивления соединенным силам надлежало также соединиться с другой стороны. Общества, умножающиеся или распространяемые быстро, покрыли непродолжительно всю поверхность земли, и не возможно уже стало найти и единый угол в свете, где нельзя было освободиться от ига, и уклонить главу свою от меча, часто худо управляемого, который каждый человек видел всегда вознесенным над своею головою. Когда право гражданское сим образом сделалось общим правилом всех сограждан; то закон естественный не имел уже места, как только между разных обществ, где под именем права народного, был он умерен некоторыми условиями невыражаемыми, дабы сделать взаимное сообщение возможным, и тем заменить естественное сожаление, теряющее от одного общества до другого всю силу, какую оно имело от одного человека до другого, не пребывает уже более, как только в великих душах некоторых космополитов, то есть, граждан целого света, кои преодолевают вымышленную оную преграду, народы разделяющую, и которые по примеру существа вседержительного, их создавшего и весь человеческий род объемлют своим благоволением.

Сообщества политические таковым образом оставшись между собою в состоянии естественном, скоро раскаялись о тех неудобствах, которые особенных людей принудили из оного выйти, а сие состояние стало паче пагубно между сими великими сообществами, нежели был прежде во особенности между теми, из коих оные сообщества составлены. Отсюда произошли народные войны, сражения, убийства, мщения, которые приводят в ужас природу и оскорбляют разум, и все те отвратительные предрассудки, которые в число добродетелей полагают честь, чтоб проливать человеческую кровь. Самые честные люди научились считать между своими должностями и то, чтоб резать себе подобных; увидели наконец людей убивающихся между собою тысячами, не зная за что, и в единый день сражения происходило более убийств, и более ужаса при взятии одного только города, нежели в естественном состоянии чрез целые веки во всех концах вселенные бывало. Такие суть первые усматриваемые действия от разделения человеческого рода в разные общества. Возвратимся теперь к их установлению.