Добрая память - Хромченко Софья

16. Дважды крещенная

Весной на побывку Борис возвратилсяИз армии. Настю увидеть хотел.Матвей отсоветовал – с ним поделился,Хотя за родных он Бориса жалел.«Зачем ты семью разбивать ее станешь?» –«Я только увидеть». – «Аль мало я жил,Чтоб мог ты солгать мне? Меня не обманешь.Ты счастье свое, Борис, сам упустил.Настя замужняя. Я до разводовСторонник не шибкий, а ты молодой,Другую найдешь. Отступить – благородно.Лезть в ее жизнь – вот поступок дурной.Адрес не дам тебе. И в память дружбыС отцом твоим лично тебя попрошу,Чтоб впредь не искал ее, – Насте не нужно.Развода я вам никогда не прощу».Вышел Борис от него со слезами…Просьбу он выполнил. Настя родитьНикак не могла. Ей детей доверялиСестры, но как этим горе избыть?Нюра и Соня родили по дочке.Расстроилась старшая было: ведь ейСын представлялся в мечтах уже точно,Судьба ж всегда чаяний женских сильней.Архипову – Женей назвали. Григорий,Глядя на крупную дочку свою(Недаром кормил он усиленно Соню!),Тотча́с полюбил до беспамятства ту.Была на Григория очень похожаИ так умилила тем душу его,Что никого он на свете дорожеСкоро не знал, забавляя ее.Соня на мужа глядела с улыбкой.«Всем детям своим имена загадалВ утробе я так, чтобы им без ошибки,Кто б ни случился, заранее дал.Родился бы мальчик – Евгений назвали.Дочка – Евгения. Ведь хорошо?»Вокруг все смекалку отца признавали.Детишек загадывал Гриша еще.Соня молчала. Одно огорченьеБыло ей – дочку Григорий креститьНаотрез запретил: «Для чего той крещенье?Сказкам поповским не будешь учить!Сама уж ходи, раз не можешь иначе,Но дочек не дам! Я давно коммунист,И дочери будут! О чем, Соня, плачешь?!»Больно ей было, что муж атеист.Дочку тайком, без него, окрестила.Год миновал. Чтоб на внучку взглянуть,Матрена меньшого сынка навестила.Понравилась Женя: «От матери – чуть.Не поздняковская – наша порода,Архиповых! Можно на лето свезуИз города пыльного я на природу?» –Матрена спросила. Мать скрыла слезу.Свекрови ей вслух поминать не хотелосьО дочери старшей, какой уберечьВ селе их не вышло. Григорий тут смелостьВзял согласиться: «Бери! О чем речь?»Вздрогнула Соня. Смолчала. «Ох, Гриша,Зачем ты?» – хотела спросить уж она,Но поняла, что доставить муж ищетМатери радость. Ведь мать-то одна!Втайне Григорий досель тяготилсяСлучаем давним; и тем, что проститьСмерть Василисы в письме он решился,И тем, что не мог боль в душе отпустить.«Мать так страдает! – ему говорилаГруша. – Уж ты с ней поласковей, брат!»Сама всех родных неизменно любилаИ не искала, кто в чем виноват.Матрена взяла Женю. Ме́ньшему сынуСлукавила: чаяла внучку крестить.(О том, крещена ли, у Гриши спросила,А Соня не смела ему говорить.)Вздыхала Матрена: «Дитя некрещенымВеликий грех бросить – родимая кровь!Коли помрет, так не стать и спасенным!»Не знала, что крестит крещеную вновь.К батюшке бросилась: «Не погубитеМладенца безвинного! Сын – атеист,Снохе запрещает крестить. Окрестите!» –«Рад помочь. Сын у тебя коммунист?» –«Да». – «От родителей я безымянныхКрестить не могу. Нужно в книгу вписать,Чье дитя. Есть свидетельство?» – «Я ль не по правдеУжели могу имена их назвать?Обидели, батюшка! – сердце Матрены,Будто с горы крутой, ухнуло вниз. –Свидетельства нет у меня… НекрещенойНеужто оставите? Что за каприз?!Ах, бюрократ! Да я, что ли, чужая?!Первый раз видите? В храм не хожу?!» –«Есть указанье. Другого не знаю.Увижу свидетельство – внучку крещу».Матрена от брани едва удержалась.Женю оставив Антона жене,Она в сельсовет что есть духу помчалась.Объяснила всё: «Нужно свидетельство мне!»И тут ей отказ: «В Москве внучка роди́лась.Бумагу не можем о ней выдавать –Нет права». Матрена так гневно бранилась,Что документ не смогли всё ж не дать.Со слов ее в тот же день всё написали.Печатью заверили. Не говоритьОб этой уступке в селе умоляли.Место рожденья пришлось уж сменить.Матрена с бумагою в церковь: «Крестите!» –«Подложное? Грех!» – Головой поп качал. –Внучка ж московская! Впрочем, несите, –Понял, что сам он к подлогу толкал.Так Женю крестили второй раз. «Сыночек, –Матрена в Москве повинилась потом, –Уж я окрестила, прости, твою дочку,В той церкви, где сам был младенцем крещён.Помрет – в раю будет». Всплеснула рукамиСоня. Лицом побледнела она:«Я прежде крестила. Беда!» – «Да что с вами? –Смеялся Григорий. – Какая беда?Ну, искупали малышку два раза.Подумаешь!» – «Ты тут, сынок, виноват, –Мать рассудила. – По-Божьему сразуНадо всё делать. Славяне крестя́тСпокон веков. Соню обидел напрасно:Тайком ей пришлось дочку в церковь носить.Пироги печешь, Соня, не спорь уж, ужасно. –(Та испекла, чтоб свекровь угостить.) –А что в церковь ходишь – хвалю! Всегда знала:Пусть лучше живот сын похуже набьет(Таланта к стряпне у тебя, Соня, мало),Зато о нем слово до Бога дойдет.Молись за безбожника!» Соне приятныБыли такие Матрены слова,Хоть, зная метания сердца, обратноИх, вероятно б, свекровь забрала.Соня сама себя грешной считала:Муж от всего ее сердца любил,Она ж, покоряясь, любовь принимала,Да недовольна порой была им.У Бога просила любви она к мужуИ всяческих благ ему. Знала, никтоНеудовольствия б не обнаружилНа лице добром и кротком ее.Семью их счастливой и крепкой считали.Из деревень бежал в город народ –Колхозы крестьян быстро в бедность вогнали,Хоть прежде сулили беречь от невзгод.К Архиповым семьями ехали люди –Их земляки. Как могли не принять?Откажешь – беда непременная будет:Станут твои земляки голодать.С округи тянулись. Сменяя друг друга,Быстро в Москве закреплялись ониИли назад возвращались с испуга –Не все принять жизнь во столице могли.С начала тридцатых так много бывалоГостей у Архиповых, что не всегдаСоня число проживающих знала.Шести человек постоянных семья:Она, муж, две дочки, два Сониных брата –Один брат учился, работал другой.Таяла всякая в доме зарплата.Да земляки, что валили толпой.До восемнадцати враз всех садилосьЗа стол человек. Было, что приезжалКто-то внезапно. «Уж сделайте милость…» –На пороге негаданный голос звучал.Соня с улыбкой спокойной вставала,Радушия полная, из-за столаИ гостю тем место свое отдавала,Всем говоря, что поела она.«Жалко родных мне», – всегда говорилаМатрене, когда та, бывало, ееЗа то, что им «сели на шею», корила:«Столько людей! Детям-то каково!Младшая спит на полу, а у старшейСпина заболела уж от сундука –На нем спит, сердечная». – «Это пока что.Кончится темная, верю, пора.Вот тогда дочкам кровати поставим,А пока некуда». С мужем ониМатрене свою всякий раз уступали,Когда приезжала проведать семьи́.«Шибко родни у тебя, Соня, много.С какого колена-то числишь родней?» –«Я не считаю. Все живы от Бога».Матрене по сердцу ответ был такой.Соню она и не шибко бранила.«Дал безотказную душу Господь, –Вздыхая, о младшей снохе говорила. –Для чужих ущемляет свою кровь и плоть!Кто так живет?» – «Вот хоть Петр к примеру, –С умыслом Соне рассказ завела. –Ему тоже жаль земляков своих, верно,Но в дом не пускает приезжих – семья!Одно исключение сделал для Маши –Свояченица, а с тех пор никого!Приедет к нему кто, под дверью и ляжет!По округе вперед пустил слово про то». –«Неужто не ездят?» – дивилась лишь Соня. –«Я не видала. Ты думаешь: злой?О Петре говорят по округе худое:“Зазнался!” А зять дорожит мой семьей!» –«И к Маше не ездят?» – «Не ездят и к Маше.Ей тяжело ж за гостями ходить –Сердца порок. Ничего тут не скажешь!Умеют зятья моих дочек любить.Горой за них станут!» – «И я ради Гриши…Да днем не бывает у нас никого:Кто не работает, те место ищут». –«Зато у вас ночью народу полно». –Соня смутилась: – «Пристроим всех скоро». –«Сама про сестер своих, Соня, скажи –Нюру да Настю: к ним ездят? Укора,Захочешь сказать, за вопрос – не держи». –«Не ездят…» – «Одна всю округу пускаешь!» –«Я не умею прогнать земляков.И Гриша не может». – «О Грише я знаю,Что любит тебя он. Всё кроет любовь.На всё сын готов ради нежного взгляда…» –«Братьев женю, отделю». – «У тебяХорошие братья – всегда видеть рада». –Матрена правдива хвалою была.Сонины братья ей нравились. ВаняБыл доброй души весельчак озорной,Любил на гармошке играть, на баянеИ всех очаровывал справной игрой.Девки за ним, стыд не помнивши, ви́лись!Скольких уж спортил! Совсем как АнтонВ пору свою: был горяч, как любились,Но переменчивый в сердце своем.К скорым легко остывал он победам.«Осталась в селе, говорят, у негоБольшая любовь; ты не знаешь, кто это?» –Матрена у Сони пытала давно. –«Откуда мне знать?» – Тут неправду сказала…Саша на старшего брата гляделИ подражал ему нравом немало.Правда, играть хорошо не умел.Мечта его сердце теснила другая –Летчиком стать. Ваня шел на завод,А Саша в училище летное – взяли,Хоть ростом повыше быть должен пилот.Долго осматривали, сомневались.Экзамены сдал, но вот рост… «Отчего,Летчиком стать ты, – спросили, – мечтаешь?» –«На небо гляжу и уж знаю: мое.Я на земле не смогу. Пристрелите,Если летать мне никак не судьба». –«Летчиком быть – смерть пытать». – «Не смутите.Смерть так и так на роду всем одна».Его рассужденья понравились. СкороВ училище ставили Сашу в пример.Бабушкой звать стал в Москве он Матрену,Доставив тем радость сверх всяческих мер.«Я дедов-бабок не видел родимых,Так вы своим внуком зовите меня», –С доверчивой нежностью ей говорил он.Помнил, что маму любила она.Зла ей не помнил. К ее посещеньюНа стипендию сладости он покупал,До слез доводя тем Матрену почтеньем.Бег времени нрав ее властный смягчал.Всякой она доброте умилялась –Теплому слову, улыбке чужой,Маленьким детям. «Так вот она, старость!» –Думала. И … не боролась с собой.