Моё лучшее стихотворение - Сборник Сборник

1926

Илья Сельвинский

Охота на тигра

   В рыжем лесу олений рёв:   Изюбрь окликает коров,Другой с коронованной головой   Отзывается воем на вой —И вот сквозь кусты и через ручьиНа поединок летят рогачи.

Важенка робко стоит бочком   За венценосным быком.Его плечи и грудь покрывает грязь,   Измазав чалый окрас,И он, оскорбляя соперника басом,Дует в ноздри и водит глазом.

И тот выходит огромный, как лось,   Шею вдвое напруживая.До третьих сучьёв поразрослось   Каменное оружие,Он грезит о ней,   о единственной,     той!Глаза залиты кровавой мечтой.

В такие дни, не чуя ног,   Иди в росе по колени.В такие дни бери манок,   Таящий голос оленя,И лад   его     добросовестно зубря,Воинственной песнью мани изюбря.

Так и было. Костром начадив,   Засели в кустарнике на ночьОхотник из гольдов, я и начдив,   Некто Игорь Иваныч.Мы слушали тьму. Но брезжит рассвет,А почему-то изюбрей нет.

Охотник дунул. (Эс[2]). Тишина.   Дунул еще. Тишина.Без отзыва по лесам неслась   Искусственная страсть.Что ж он оглох, этот каверзный лес-то?Думали — уж не менять ли место.

И вдруг вдалеке отозвался рёв.   (В уши ударила кровь…)Мы снова — он ближе. Он там. Он тут —   Прямо на наш редут.Нет сомненья: на дудошный зыкШел великолепный бык.

Небо уже голубело вовсю.   Было светло в лесу.Трубя по тропам звериных аллей,   Сейчас     на нас      =налетит         олень…Сидим — не дышим. На изготовке   Три винтовки.

И вдруг меж корней —      в травяном горизонтце —   Вспыхнула призраком вихряЗолотая. Закатная. Усатая, как солнце,   Жаркая морда тигра!Полный балдёж во блаженном успенье —Даже… выстрелить не успели.

Олени для нас потускнели вмиг.   Мы шли по следам напрямик.Пройдя километр, осели в кустах.   Час оставались так.Когда ж тишком уползали в ров,Снова слышим изюбревый рёв —И мы увидали нашего тигра!В оранжевый за лето выгоря,Расписанный чернью, по золотому сед,   Драконом, покинувшим храм,Хребтом повторяя горный хребет,   Спускался он по горам.

Порой остановится, взглянет грустно,Раздраженно дернет хвостом,И снова его невесомая грузностьДвижется сопками в небе пустом.Рябясь от ветра, ленивый, как знамя,Он медленно шел на сближение с нами.

Это ему от жителей мирныхКрасные тряпочки меж ветвей,Это его в буддийских кумирняхСлавят, как бога: Шан             Жен —             Мет —             Вэй![3]Это он, по преданью, огнем дымящий,Был полководцем китайских династий.

Громкие галки над ним летали,Как черные ноты рычанья его.Он был пожилым, но не стар летами —Ужель ему падать уже не стерво?Увы — все живое швыряет взапускПороховой тигриный запах.

Он шел по склону военным шагом,Все плечо выдвигая вперед;Он шел, высматривая по оврагам,Где какой олений народ —И в голубые струны усовЛовко цедил… изюбревый зов.

Милый! Умница! Он был охотник:Он применял, как мы, «манок».Рогатые дурни в десятках и сотняхЛетели скрестить клинок о клинок,А он, подвывая с картавостью слабой,Целился пятизарядной лапой.

Как ему, бедному, было тяжко!Как он, должно быть, страдал, рыча:Иметь. Во рту. Призыв. Рогача —И не иметь в клыках его ляжки.Пожалуй, издавши изюбревый зык,Он первое время хватал свой язык.

Так, вероятно, китайский монах,Косу свою лаская, как девичью,Стонет…     Но гольд вынимает манок.Теперь он суровей, чем давеча,Гольд выдувает возглас оленя,Тигр глянул — и нет умиленья.

С минуту насквозь прожигали меня   Два золотых огня…Но вскинул винтовку товарищ Игорь,Вот уже мушка села под глаз,Ахнуло эхо! — секунда — и тигрНехотя повалился в грязь.

Но миг — и он снова пред нами, как миф,   Раскатом нас огромив,И вслед за октавой глубокой, как Гендель,   Харкнув на нас горячо.Он ушел в туман. Величавой легендой.   С красной лентой. Через плечо.

1932

Петр Семынин

Гроза

В начале тополь кинулся к окну,Прося пустить его, как деда, в кухню,Когда, в три неба молнию загнув,Косматый гром над самым домом ухнул.

Потом и небо, и земля, и день,И все, что мчалось мглы и воя комом,Вдруг захлебнулось в яростной воде,Ударившей из медных трещин грома.

И только старый тополь за окном,Один, как Ной, оставшись во вселенной,Едва прикрыт бобыльим зипуном,Просился в кухню, кланяясь смятенно.

Оттуда пахло хлебной тишиной,И небоглазый — лет пяти — мальчонка,Бесштанный, перепачканный золой,На подоконнике сидел тихонько.

Он улыбался смутно, как во сне.Потом привстал и тоненькой рукоюОтдернул вниз задвижку на окнеИ распахнул его навстречу вою.

Вот это было весело, когдаСовсем-совсем озябший старый топольВвалился в кухню, испугав кота,И — весь в дожде — залопотал, захлопал.

Но мальчика, промокшего до пят,Уже в постель тащила мать, ругая.А буря здесь, что хлещет невпопад,Над кухней грохотала, не смолкая.

1946

Николай Сидоренко

Белым-бело

Твержу задание свое:На карте есть деревня Эн,И нужно отыскать ее,Не угодить ни в смерть, ни в плен…Закат пургою замело —И тьма, и ни звезды взамен!Белым-бело, белым-бело…

Все снег да снег, все снег да снег.Захлебываюсь, но иду.Я шел бы даже и в бреду —И целый час, и день, и век,Назло пурге, себе назло, —Так скроен русский человек.Белым-бело, белым-бело…

Прошел заставу вражью я,И кто-то громко закричал,И в ногу мне свинец попал,И ногу мне насквозь прожгло.Спасла пурга-ворожея.Идти мне, братцы, тяжело.Белым-бело, белым-бело…

Мороз и ветер. Я продрог.По горло снег, все снег да снег!Нет сил моих и нет дорог —Кружусь, наверно, целый век.Ползти мне, братцы, тяжело,Не вижу неба и земли.Ворчат орудия вдали.Белым-бело, белым-бело…

Хочу, чтоб знал мой генерал,Что не попал солдат впросак,Что я не умер просто так —Что много раз я умирал,Что много раз я воскресал,Что я искал, искал, искал,Что вправду было тяжело…

Белым-бело, белым-бело…

1945

Вадим Сикорский

«Как я люблю людей родной России!..»

Как я люблю людей родной России!Они тверды. Их вспять не повернешь!Они своею кровью оросилиТе нивы, где сегодня всходит рожь.

Их не согнули никакие беды.И славить вечно вся земля должнаПростых людей, которым за победыЯ б звезды перелил на ордена.

1945

Константин Симонов

«Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины…»