Моё лучшее стихотворение - Сборник Сборник

1960

Анатолий Софронов

Бессмертник

Спустился на степь предвечерний покой,Багряное солнце за тучами меркнет…Растет на кургане над Доном-рекойСуровый цветок — бессмертник.

Как будто из меди его лепестки,И стебель свинцового цвета…Стоит на кургане у самой рекиЦветок, не сгибаемый ветром.

С ним рядом на гребне кургана лежитКазак молодой, белозубый,И кровь его темною струйкой бежитСо лба на холодные губы.

Хотел ухватиться за сизый ковыльКазак перед самою смертью,Да все было смято, развеяно в пыль.Один лишь остался бессмертник.

С ним рядом казак на полоске землиС разбитым лежит пулеметом;И он не ушел, и они не ушли —Полроты фашистской пехоты.

Чтоб смерть мог казак молодой пережитьИ в памяти вечной был светел,Остался бессмертник его сторожить —Суровой победы свидетель.

Как будто из меди его лепестки,И стебель свинцового цвета…Стоит на кургане у самой рекиЦветок, не сгибаемый ветром.

1942

Николай Старшинов

Матери

Никаких гимназий не кончала,Бога от попа не отличала.Лишь детей рожала да качала,Но жила, одну мечту тая:Вырастут, и в этой жизни серойБудут мерить самой строгой мерой,Будут верить самой светлой веройДочери твои и сыновья.

Чтобы каждый был из нас умытым,Сытым,С головы до ног обшитым.Ты всю жизнь склонялась над корытом,Над машинкой швейной и плитой.Всех ты удивляла добротою,Самой беспросветной темнотою,Самой ослепительной мечтою…Нет святых.Но ты была святой!

1958

Игорь Строганов

Шторм

Лишь повеет ветрами суровыми, —Подчиняясь закону морскому,Ненадежное все   найтовамиЗакрепляемПо-штормовому.

Боцман сам встает у штурвала,Штурмана в трюмах и на ютеПроверяют — готовы ль к авралу,Все ль в порядке: машины и люди?Знают —   стоит морю нахмуриться,Грохнуть в палубуЛапой тяжкой,Как становится мокрою курицейВолк иной, облеченный в тельняшку.

Шторм тряхнет,Обнажая начисто,Оставляя голым такого,Без шевроновИ прочих всяческихУкрашений места пустого.

А другой —   начальничьей миноюНа последнее место оттертый,Над разгневанною пучиноюВозвышается твердо и гордо, —Против штормаСтоитМолодчиною,МолодчиноюИ мужчиною,МорячиноюПервого сорта!

Вот в такое-тоВремя грозное,Время грозное,ШтормовоеОтлетает за борт   все наносное,Остается   одно основное…

1955

Василий Субботин

Бранденбургские ворота

Не гремит колесница войны.Что же вы не ушли от погони,Наверху бранденбургской стеныБоевые немецкие кони?

Вот и арка. Проходим под ней,Суд свершив справедливый и строгий.У надменных державных конейПеребиты железные ноги.

1945–1946

Алексей Сурков

Слово будущему

Сталь кромсает ночную тьму,Человечью жизнь карауля.И никто не скажет, комуЗавтра в поле встретится пуля.

Беспокойный мы все народ.С нами всякое может статься.И желаем мы напередПеред будущим отчитаться.

И свою судьбу и мечтуОгрубелыми голосамиМы потомкам начистоту,Без утайки, расскажем сами.

Нам сулили в спину ножиПроклинающие кликуши,Не жалели яда ханжи,Чтобы ранить больнее души, —

Все за то, что в годину бедМы уверовали в человекаИ пошли за Лениным вследПротив ветра старого века;

Что дорогу в кромешной мглеМы нащупать сами сумели;Что о рае здесь, на земле,Мы всерьез помыслить посмели;

Что от всех обуз и помехМы сердца свои расковали;Что для общего счастья всехЛичной радостью рисковали.

Коммунизм — наша жизнь и честь.Нам не жить при иных режимах.Принимай нас таких, как есть,Неуживчивых, одержимых.

Мы в бою познали себя,Продираясь сквозь холод смерти,Эту жизнь земную любя,За нее деремся как черти.

С гордо поднятой головойМы любой ураган встречаемИ за каждый поступок свойНа земном суде отвечаем.

Тот не прячет стыдливо глаз,Кто для жизни презрел химеры.Ведь такой, какая у нас,Нет прочнее и чище веры.

1942

Александр Твардовский

Я убит подо Ржевом

Я убит подо Ржевом,В безыменном болоте,В пятой роте,На левом,При жестоком налете.

Я не слышал разрыва,Я не видел той вспышки, —Точно в пропасть с обрыва —И ни дна, ни покрышки.

И во всем этом мире,До конца его дней,Ни петлички, ни лычкиС гимнастерки моей.

Я — где корни слепыеИщут корма во тьме;Я — где с облачком пылиХодит рожь на холме;

Я — где крик петушиныйНа заре по росе;Я — где ваши машиныВоздух рвут на шоссе;

Где травинку к травинкеРечка травы прядет…Там, куда на поминкиДаже мать не придет.

Подсчитайте, живые,Сколько сроку назадБыл на фронте впервыеНазван вдруг Сталинград.

Фронт горел, не стихая,Как на теле рубец.Я убит и не знаю:Наш ли Ржев наконец?

Удержались ли нашиТам, на Среднем Дону?..Этот месяц был страшен,Было все на кону.

Неужели до осениБыл за ним уже Дон,И хотя бы колесамиК Волге вырвался он?

Нет, неправда. ЗадачиТой не выиграл враг!Нет же, нет! А иначеДаже мертвому — как?

И у мертвых, безгласных,Есть отрада одна:Мы за Родину пали,Но она — спасена.

Наши очи померкли,Пламень сердца погас,На земле на поверкеВыкликают не нас.

Нам свои боевыеНе носить ордена.Вам — все это, живые,Нам — отрада одна:

Что недаром боролисьМы за Родину-мать.Пусть не слышен наш голос, —Вы должны его знать.

Вы должны были, братья,Устоять, как стена,Ибо мертвых проклятье —Эта кара страшна.

Это грозное словоНам навеки дано, —И за нами оно —Это горькое право.

Летом в сорок второмЯ зарыт без могилы.Всем, что было потом,Смерть меня обделила.

Всем, что, может, давноВам привычно и ясно,Но да будет оноС нашей верой согласно.

Братья, может быть, выИ не Дон потеряли,И в тылу у МосквыЗа нее умирали.

И в заволжской далиСпешно рыли окопы,И с боями дошлиДо предела Европы.

Нам достаточно знать,Что была, несомненно,Там последняя пядьНа дороге военной.

Та последняя пядь,Что уж если оставить,То шагнувшую вспятьНогу некуда ставить.

Та черта глубины,За которой вставалоИз-за нашей спиныПламя кузниц Урала.

И врага обратилиВы на запад, назад.Может быть, побратимы,И Смоленск уже взят?

И врага вы громитеНа ином рубеже,Может быть, вы к границеПодступили уже!

Может быть… Да исполнитсяСлово клятвы святой! —Ведь Берлин, если помните,Назван был под Москвой.

Братья, ныне поправшиеКрепость вражьей земли,Если б мертвые, павшие,Хоть бы плакать могли!

Если б залпы победныеНас, немых и глухих,Нас, что вечности преданы,Воскрешали на миг.

О товарищи верные,Лишь тогда б на войнеВаше счастье безмерноеВы постигли вполне.

В нем, том счастье, бесспорнаяНаша кровная часть,Наша, смертью оборванная,Вера, ненависть, страсть.

Наше все! Не слукавилиМы в суровой борьбе,Все отдав, не оставилиНичего при себе.

Все на вас перечисленоНавсегда, не на срок.И живым не в упрекЭтот голос наш мыслимый.

Братья, в этой войнеМы различья не знали:Те, что живы, что пали, —Были мы наравне.

И никто перед намиИз живых не в долгу,Кто из рук наших знамяПодхватил на бегу.

Я убит подо Ржевом,Тот — еще под Москвой.Где-то, воины, где вы,Кто остался живой?

В городах миллионных,В селах, дома в семье?В боевых гарнизонахНе на нашей земле?

Ах, своя ли, чужая,Вся в цветах иль в снегу…Я вам жить завещаю, —Что я больше могу?

Завещаю в той жизниВам счастливыми бытьИ родимой отчизнеС честью дальше служить.

Горевать — горделиво,Не клонясь головой,Ликовать — не хвастливоВ час победы самой.

И беречь ее свято,Братья, счастье свое, —В память воина-брата,Что погиб за нее.

1945–1946