Правовое положение неплатежеспособного должника. Монография - Константин Кораев

Думается, что правовые последствия, закрепленные в ст. 64, 82, 94 Закона о банкротстве, не являются результатом ограничения или прекращения правоспособности должника.

Как представляется, сторонники теории ограничения (прекращения) правоспособности, объясняя правовые основания указанных последствий, смешивают такие понятия, как правоспособность и субъективное право.

Правоспособность – это абстрактная категория, которая выражает общую возможность лица быть носителем прав и обязанностей в установленных законом пределах127. В указанном свойстве правоспособность лица выступает не в качестве конкретного субъективного права128, а только лишь его общей предпосылкой. В отличие от правоспособности, субъективное право является категорией конкретной, в которой находит свое воплощение абстрактная возможность правообладания. В таком виде субъективное право выступает в качестве возможности конкретной, имеющей установленные законом четкие границы возможного поведения субъекта.

Абстрактный характер правоспособности и конкретный характер субъективного права позволяют говорить о неизменяемости правоспособности при ее реализации, в то время как осуществление субъективного права всегда сопровождается его модификацией, т. е. динамикой129.

Таким образом, анализ положений статей 64, 82, 94 Закона о банкротстве, с учетом описанного выше разграничения понятий «правоспособность» и «субъективное право», позволяет сделать вывод, что закрепленные в указанных нормах закона ограничения являются результатом сужения границ осуществления субъективного права. Данные ограничения не затрагивают правоспособность несостоятельного должника как абстрактную возможность быть носителем субъективного права. Так, например, п. 3 ст. 64 Закона о банкротстве гласит, что органы управления должника не вправе принимать решение о создании юридических лиц или об участии должника в иных юридических лицах. Из содержания приведенной статьи следует, что в процедуре наблюдения юридическое лицо не ограничивается в возможности быть носителем права собственности. В данном случае законодатель, не подвергая сомнению правоспособность юридического лица, т. е. его возможность быть носителем права собственности, только сужает границы осуществления правомочия распоряжения путем запрета совершать действия по передаче имущества в качестве вклада в иное юридическое лицо.

Следует обратить особое внимание на то, что при возникновении конкурсных отношений происходит сужение границ осуществления не только прав несостоятельного юридического лица как субъекта гражданского права, о чем говорилось выше, но и осуществления прав иных субъектов гражданского права, в том числе прав кредиторов должника. Так, возможность предъявления кредиторами своих требований только в порядке, установленном Законом о банкротстве, есть результат ограничения их правовых возможностей требовать от должника совершения определенных действий, что свидетельствует о сужении границ осуществления субъективного права требования.

Описанные выше ограничения прав кредиторов должника в юридической литературе не связывают с ограничением (прекращением) правоспособности указанных лиц. Поэтому не представляется правильным квалифицировать ограничения и запреты, которые налагаются на несостоятельного должника, в качестве ограничения (прекращения) его правоспособности.

Представляется спорным видеть в ограничении или устранении должника от владения, пользования и распоряжения имуществом потерю им дееспособности. Основной аргумент сторонников данной теории связан с тем, что в процедурах наблюдения и финансового оздоровления при совершении некоторых сделок должник обязан получить согласие арбитражного управляющего, а в процедурах внешнего управления и конкурсного производства полномочия должника по владению, пользованию и распоряжению имуществом переходят к арбитражному управляющему, который в описанных случаях выступает в качестве законного представителя должника130.

Сторонники приведенной теории не учитывают, что необходимость получения согласия арбитражного управляющего или переход права распоряжения имуществом к третьему лицу не является существенным признаком ограничения или прекращения дееспособности, так как подобные правовые явления характерны для иных правовых институтов. Так, например, для совершения некоторых сделок требуется получение предварительного согласия государственного органа (глава 7 ФЗ «О защите конкуренции»131 от 26 июля 2006 г. № 135-ФЗ), организатор торгов, действующий на основании договора с обладателем имущественного права (например, залогодержателем), совершает сделку с не принадлежащим ему имуществом (п. 2 ст. 447 ГК РФ), залогодатель вправе распоряжаться заложенным имуществом с согласия залогодержателя (п. 2 ст. 346 ГК РФ). В описанных случаях собственник имущества ограничивается или лишается возможности распоряжаться своим имуществом, которая восполняется третьим лицом или передается ему. Несмотря на это речь не идет об ограничении или прекращении у собственника дееспособности.

Думается, что существенным (имманентным) признаком института ограничения (прекращения) дееспособности является то, в чьих интересах происходит указанное ограничение (прекращение). Если ограничение (прекращение) совершается в интересах самого ограничиваемого, то речь идет об институте ограничения (прекращения) дееспособности132. Во всех остальных случаях мы имеем дело с внешними признаками ограничения (прекращения) дееспособности, которые недостаточны для того, чтобы указанное явление назвать институтом ограничения (прекращения) дееспособности.

Кроме того, теорию ограничения (прекращения) дееспособности нельзя признать обоснованной также ввиду того, что «отрыв правоспособности от дееспособности может иметь место в отношении гражданина, поскольку именно он обладает способностью взросления и постепенного приобретения определенных волевых и психических качеств»133. Юридические лица обладают правоспособностью и дееспособностью в их неразрывном единстве.

Как представляется, для объяснения причин устранения неплатежеспособного должника от управления имуществом в конкурсном производстве правильна теория, предложенная Г. Ф. Шершеневичем. Он полагает, что конкурсное производство составляет особую форму исполнительного процесса, который имеет своей задачей равномерное распределение между всеми кредиторами ценности, какую представляет имущество несостоятельного ввиду вероятности недостаточности его для полного удовлетворения всех кредиторов.

Под исполнительным процессом автор понимал приложение силы, которой обладает государственная власть, к тому, чтобы изменить фактическое положение вещей в пользу признанного на суде правым и согласно с судебным решением. С этой целью орган власти отнимает у осужденного ответчика вещи, стесняя тем самым свободу распоряжения собственника, насколько это необходимо для удовлетворения взыскателя, не касаясь дееспособности первого. Совершенно то же можно увидеть в конкурсном процессе134.

В отличие от существующих теорий, только что приведенная теория применима как в отношении несостоятельного должника – юридического лица, так и в отношении несостоятельного должника – физического лица. Кроме того, она не противоречит общепризнанным представлениям в юридической науке о тех или иных правовых явлениях и соответствует принятому в законодательстве подходу относительно оснований прекращения права собственности, закрепленного в ст. 237 ГК РФ. Согласно п. 1 указанной статьи, изъятие имущества путем обращения взыскания на него по обязательствам собственника производится на основании решения суда, если иной порядок обращения взыскания не предусмотрен законом или договором. В случае с конкурсным процессом решение о признании должника банкротом и об открытии конкурсного производства является тем судебным актом, на основании которого имущество должника изымается и передается арбитражному управляющему. При этом, в соответствии с п. 2 ст. 237 ГК РФ, изъятие имущества у несостоятельного должника не прекращает его права собственности, так как право собственности на имущество, на которое обращается взыскание, прекращается у собственника с момента возникновения права собственности на изъятое имущество у лица, к которому переходит это имущество.

Здесь следует подчеркнуть, что теория особой формы исполнительного процесса объясняет только основание устранения должника от владения, пользования и распоряжения принадлежащим ему имуществом в конкурсном производстве. В отличие от теории «ограничения (прекращения) правоспособности или дееспособности должника», названная теория не объясняет основания ограничения или устранения от управления имуществом в рамках восстановительных процедурах, а также прекращения полномочий органов управления несостоятельного должника – юридического лица в рамках конкурсного производства.