Рецидив - Антон Владимирович Овчинников

Солнце уже совсем касалось земли, когда к нам на крыльцо вышел Цур. Его борода была гуще и больше чем у всех остальных братьев, за что его многие называли Пастухом.

– Мир вам братья! – приветствовал он, присаживаясь рядом с нами на ступеньке крыльца.

Я с удивлением посмотрел на него, а Йоан приветливо улыбнулся и ответил.

– И тебе доброго вечера, Пастух! Присаживайся, поговори с моим братом.

– С некоторых пор, – ответил Цур, – Я боюсь брата Эммануила…

– Не надо никого бояться, Цур, – начал я вслух, – Я замечаю, ты слишком часто поддаешься порокам, завещанных людям Падшими ангелами. Ты же, наверное, знаешь кто это?

Цур изменился в лице, улыбка, прятавшаяся до этого в бороде, куда-то исчезла.

– Как некогда Падшие, ты допустил в свое сердце лень и зависть, а сейчас признаешься в страхе перед силой Господа, перед твоими братьями, теми кто искренне желает тебе добра.

– Подожди, Эмил, Цур старательный работник и верный товарищ! – попытался защитить его Йоан.

– Тогда я рад, тому что не ошибся, просив нашего Аарона оставить его в Общине после того случая с цыплятами.

– Какого случая, Эмил? – спросил Йоан.

– Он знает и может быть, когда-нибудь расскажет… И скажи мне брат Цур, ты стал другом Йоана? – тот молча кивнул дрожащей бородой, не смея поднять на меня глаз.

– С какими же намерениями ты искал его дружбы, – продолжил я внимательно глядя на Цура, – Может быть, что бы стать ближе к Ааарону и достичь каких-то высот в Общине?

Цур, закрыл лицо руками и поднялся, намереваясь избегнуть продолжения нашего разговора.

– Остановись! Сядь рядом! – скомандовал я ему, на что он безоговорочно подчинился.

– Господи! Господи, господи… – запричитал Цур, не отрывая ладоней от лица, – Как я был слеп и глух! Спасибо тебе, Господи, что посылаешь мне очищение от пороков…

Я чувствовал, что после моих слов в нем произошел некий надлом, что теперь тот Цур, пришедший просто беззлобно подшутить над нами, станет едва ли не самым преданным нашим другом.

– Ты знаешь, – признался мне вслух Йоан, после того, как Цур покинул нас, – Когда ты приказал ему снова сесть, я понял, что если бы я стоял, то обязательно опустился рядом!

Я безразлично пожал плечами, поглощенный мыслями об отце.

«Ты сильно изменился, Эмил…»

Несмотря ни на что, я принял решение – Я должен был найти своего настоящего отца!

Ребе, понял меня, но совсем не желал отпускать из Общины, хотя даже не удивился, когда я обратился к нему с просьбой о встрече с моим настоящим отцом.

«Первый раз я не знаю, как мне поступить», – признался он после долгой паузы, – «Я чувствую, что путь мой близок к концу… Кто-то должен возглавить нашу Общину! Я дал тебе все, что знал сам, и вижу, что еще больше тебе открылось. И до сих пор теряюсь в догадках, кто ты?»

– На этот мой вопрос возможен только один ответ… Пророк Исайя, много поколений назад, возвестил о посланнике Его! – закончил он вслух.

«Ребе! Я очень хочу вернуться к тебе!»

На глазах учителя показались слезы.

«Тогда не уходи… Боюсь, что это твое решение навлечет на нас горе…»

Дрожащая старческая ладонь легла на мою голову.

«Останься, мой мальчик… Хотя, чего я прошу? Ты уже не принадлежишь Общине, твой путь в спасении путников, заплутавших во тьме!..»

Ладонь учителя соскользнула с головы и ухватилась за мою руку, мне показалось, что силы покидают старика, и он готов упасть. Я обхватил его другой рукой за плечи и довел до скамьи.

«Будь осторожен!» – напутствовал меня Учитель, – «Дороги внешнего мира полны опасностей, а ты очень нужен людям. И еще, я уверен, ты встретишь немало добрых людей…»

– Береги себя, брат! – Провожал меня Йоан перед воротами Общины.

– Не скучай, Йоан, я скоро вернусь с хорошими вестями!

– Нет… Я почему-то знаю, что увижу тебя совсем не скоро и уже не в Общине, – тихо ответил мне брат с грустной улыбкой.

Тогда я не принял его слова всерьез. Старый Барух уже недовольно что-то скрипел, словно не смазанные петли калитки, а его молодой помощник в нетерпении переминался с ноги на ногу ожидая, когда, наконец, я уйду, чтобы задвинуть изнутри тяжелый засов.

Кесария Палестинская

Огромный, в моем понимании, языческий город, полный ромейской роскоши и устрашающих пороков, впечатляющего богатства и отвратительной нищеты. Я знал, что человек, породивший меня, будет здесь. После Пещеры испытаний я ни о чем больше не мог думать, как только о ромее, ставшим моим отцом и бросившим мать…

Я благополучно пришел в Цезарию с купеческим караваном. Путь наш был долог и труден! Но вот передо мной открылись Иродовы врата Царского города. Высокие каменные дома главной улицы, чередовались с убогими лачугами. Дорога, постепенно расширяясь, заполнялась людьми, выводя на центральную площадь. Тут был конец моего пути, где-то здесь я надеялся найти своего отца. Вдоль мощеной дороги, по глубоким желобам медленно текла буро-зеленая жижа, распространяя нестерпимое зловоние. Догадываясь о происхождении вонючей жижи, вытекавшей из труб в каждом доме, я скоро увидел, что она сливается в глубокие колодцы, расположенные на перекрестках, где торговали разными вещами и пищей, а еще собой. Изящные безволосые, смуглые юноши с насурьмленными губами и подведенными египетскими глазами, в коротких хитонах, медленно прогуливались по улицам, надменно поглядывая на простоволосых женщин в ярких накидках, под которыми угадывались упругие тела. И те и другие призывно улыбались, завидев хорошо одетого горожанина или римского воина.

– Ах ты, гадина! Да я тебе все зубы повышибаю! Горло вырву! – услышал я слева от себя гневный рык на арамейском.

Резко обернувшись, я увидел высокого, мускулистого мужчину с бритым лицом в ромейской тунике, подпоясанного коротким мечом, занесшего мощный кулак над головой одного из красивых юношей, стоящего перед ним на коленях в нише между домами. Сурьма с губ красивого недотепы была размазана по всему перекошенному от ужаса лицу.

– Остановись, о, доблестный воин! – окликнул я его по арамейски.

Мужчина медленно повернул ко мне покрытое трехдневной щетиной, одутловатое лицо с нездоровым румянцем и посмотрел пустыми, ничего не выражающими глазами.

– А, а, еще один из местных волосатиков! – прорычал он так же по арамейски с сильным акцентом, по пьяному растягивая слова, – Может, желаешь подменить своего молоденького дружка? А то он никак не может справиться с доставлением мне наслаждения…

– Не горячись, о, воин, лучше скажи мне, за что господин должен наказывать своего слугу, если не смог дать ему работы? – попытался я урезонить не трезвого ромея.

– Ты кто такой, – удивился тот, – Эллин? А почему одет, как эти подлые варвары?

Римлянин опустил свой огромный, иссеченный шрамами кулак и, забыв про несчастного юношу, развернулся ко мне.

От него нестерпимо разило недобродившей ячменной брагой, потом и свиным пометом –