Мое милое детство - Клавдия Лукашевич

«Я, наверно, показалась очень смешной и глупой… Потому что не могла удержаться от слез и всю дорогу плакала».

Незнакомка чутким сердцем поняла, что переживала ее маленькая спутница… Она ласково сжимала руку тети Манюши и говорила:

— Так вы непременно придите ко мне… Как можно скорее…

Опера же «Фауст» при расставании вдруг перешла в руки тетушки. Эта встреча имела громадное значение в жизни тети Манюши.

Пожилая красивая дама оказалась известной в то время учительницей музыки[34]. Онапредложила бесплатно заниматься с тетушкой, заметивши в ней природный талант. И полюбила ее, как родную дочь… Через год тетя Манюша уже играла у нее на концерте и отличилась среди всех ее учениц.

Бабушка и дедушка, даже тетя Саша, благодаря вмешательству учительницы, уверовали в талант Манюши: ей разрешали играть на фортепиано даже в будни и позволяли меньше вышивать.

Все три тетеньки и наша мама всегда были заняты какими-то вышиваньями. Чаще всего они работали на пяльцах — золотом, шелками, канителью[35].

Они сидели над этой работой целые дни… Затем эти вышивки относила и устраивала тетя Саша куда-то в монастыри, иногда в Гостиный двор[36] или в частные руки.

Тетя Надюша работала хуже всех, и ей часто попадало от сестер.

— Наденька у нас ни к чему неспособна… Ни к ученью, ни к работе… Только и может, что на кухне маменьке помогать… да сладенькое подъедать… — говорили сестры.

Тетя Надюша даже и не обижалась.

— Не всем же Бог ум дает… У меня и памяти и сообразительности нет… В науке я ничего не понимаю, — откровенно сознавалась она.

— Ну уж и молчи тогда… Не вмешивайся в разговор… А то вечно так ляпнешь, что за тебя приходится краснеть, — говорила тетя Саша.

Действительно, слова тети Нади вошли у нас в пословицу… И говорили часто: ну вот, «ляпнула, как Наденька»…

Она была очень хорошенькая девушка, румяная, с серыми, немножко удивленными глазами. В движениях она была очень медлительна и, действительно, чаще всего молчала. Она любила поесть и обожала сладости… Что у нее было очень хорошо — это русые косы… Волнистые, красивые, почти до полу.

«Это наследие матери»… «Точно такие косы были у нее, когда я в нее влюбился», — рассказывал дедушка.

Папа наш занимался арифметикой и чистописанием с тетей Надюшей, как и с другими сестрами. Но с большим трудом и усилием выучил ее читать. Писание же она так и не одолела: и в старости едва умела написать безграмотное письмо.

— Боже мой, до чего неспособна Наденька…. Это что-то непостижимое среди такой даровитой семьи. Просто каждое слово приходится ей вколачивать, — говаривал часто с отчаянием отец после того, как часами бился со своей незадачливой золовкой.

А так тетя Надя была очень покладистая, кроткая и уравновешенная девушка.

В каждой семье, даже очень счастливой есть свои тернии, свое горе, «свой крест», что часто скрывают, но с чем скрепя сердце приходится мириться…

Так и в нашей патриархальной семье этим горем был ужасный характер тети Саши.

Бабушка наша и няня даже побаивались Сашу.

Дедушка иногда над ней подсмеивался, дразнил ее, но часто уступал и замолкал.

Мне кажется, что тетя Саша сама бывала не рада своему сварливому характеру.

Нашумит, накричит, заведет ссору, всех расстроит, а потом не знает, как загладить вину, и через час уже ласкова: ей совестно и тяжело. Она как ни в чем не бывало заговаривает с обиженным. Но след от ссоры остается, и не каждый может скоро забыть обиду.

Человек должен работать над собой: укрощать свой дурной характер, свои резкие вспышки, чтобы не отравлять жизнь близким. Наша тетушка была очень миленькая, особенно когда была чем-нибудь оживлена, обрадована. Высокая, худенькая, как тростинка, с белокурыми волосами; задорное подвижное живое лицо, прямой нос и тонкие упрямые губы. Серые быстрые глаза всегда как-то бегали. Говорила она быстро, взволнованно. Она скоро ходила, скоро говорила и очень скоро ела. Я не видывала, чтобы кто-нибудь так же скоро ел, как тетя Саша. Бывало, за обедом не успеешь оглянуться, у нее уже тарелка пуста…

— Сашенька, да неужели ты успела съесть? — спросит удивленно мама.

Она была очень способна и на все руки мастер. Если нужно было что-либо купить подешевле или переговорить о деле, все говорили в сером домике:

— Надо Сашеньку послать…

Тетя Саша умела все сделать толково, уговорить, упросить, все устроить.

Надо, например, попросить новую работу в магазине.

— Я не умею, — скажет тетя Манюша.

— Мне совестно, — промямлет тетя Надя.

— Вот глупости!.. Я иду!.. У меня не отвертятся — дадут и заплатят подороже, — решает тетя Саша, живо одевается, идет и все устраивает.

Или надо продать дедушкину картину. Опять говорят:

— Надо Сашеньку попросить.

И Сашенька отправляется. Говорит убедительно… Часто горячится… Но все-таки сумеет уговорить покупателя и продаст.

Просить ли подождать долг, купить ли что подешевле и получше, — всюду посылали тетю Сашу.

«Характерная девушка, сама себе не рада», — сетовала няня, но все-таки любила и жалела свою воспитанницу, которую тоже растила и нянчила.

Тетя Саша старательно занималась с нашим папой науками, и папа всегда говорил, что у нее «живой ум и большие способности к математике».

С дедушкой она спорила беспрерывно, и бабушка стояла между ними примирительницей: то и дело уговаривала, останавливала и мирила.

— Папенька человек бессердечный, любит только себя… Если бы он хотел, мог бы хороших молодых людей к нам приглашать… И нас бы водил в летний сад… Мы бы познакомились там… Ведь мы не уроды какие… И похуже девушки свое счастье находят… У папеньки ведь и чиновники есть знакомые… А ему, кроме его грязных уличных мальчишек, никого не надо…

Бабушка вступалась за дедушку. Но тетя Саша от всей души ненавидела дедушкиных мальчишек, его «босоногую команду», бранила и выгоняла вон из серого домика. Она была уверена, что именно они-то отнимают и внимание и средства дедушки. В то время ей было 22 года; тете Надюше 20, а нашей маленькой любимице тете Манюше — 16. Тетя Манюша, конечно, никогда не мечтала о замужестве.

Теперь идет наша мама. Мама — это имя дорого и свято каждому человеку…

Но я обещала моим юным друзьям рассказать правдивую историю своей жизни…

Наша мама была самая способная, самая умная из четырех сестер…

Она не была красавица. Но в ее наружности, во всем облике было что-то такое необыкновенное, что всех привлекало. Это было лучше красоты. Живая, бурная, — она весело распевала с утра до ночи, всегда к чему-то рвалась, всему хотела учиться и ни на чем не могла остановить свой пытливый ум. Все ей давалось легко, и все скоро надоедало. Но она всю жизнь училась и испробовала разные поприща в жизни. Но нам и отцу не дала счастья.

«Буйная головушка», «вольница» называла ее наша няня, сокрушенно качала седой головой и тяжело вздыхала.

А сама как часто с материнской нежностью прижимала к себе эту буйную головушку, наставляла ее и укоряла, но горячо любила… Так же обожал ее отец и мы, ее дочери.

— Няня, я бы хотела, чтобы у меня была красивая обитая шелком мебель и на окнах тюлевые занавески и большие красивые цветы. Так мне надоела эта рухлядь! — вдруг неожиданно скажет мама, обрывая песню. Она почти всегда пела.

Прищуривая выразительные серо-зеленые глаза, она как будто делает вызов старушке. У нее была такая манера щурить глаза.

Няня, конечно, взволнуется.

— Господи, на что тебе шелковую мебель?.. Что в ней хорошего? На свете много чего есть — только не про нас с тобой… Завидовать грешно. У тебя муж — сокровище… Дети что ангелы. Красавица ты и счастливая и здоровая…

— Мне этого мало! Я хочу богатства!

— Господи, да что же тебе еще надо?! Сыта ты, обута, одета… Все нужное в доме есть…

— Я хочу все видеть, все знать, все испытать…

— Все увидишь в свое время… Владимир Васильевич до всего дослужится, — кротко урезонивала няня свою бывшую питомицу.

— Долго ждать, няня… Я хочу скорее… Пока я молода.

— Господи, что ты придумываешь, буйная моя головушка?! Была ты в девушках бедовая, а теперь ты мать семейства. Пора остепениться! Ты должна остерегаться и своим детям пример показывать.

— Нянюшка, такая у меня душа… Все чего-то ищет. К чему-то рвется, несется…

И вдруг мама срывается с места и громким голосом начинает петь свою любимую песню:

За рекой на горе лес зеленый шумит…Под горой за рекой хуторочек стоит…

Потом пляшет, потом целует няню, тормошит нас и убегает. Уйдет на целый день: к бабушке, к подругам или уткнется читать книжку.

Мама рвалась к свету, хотела учиться, все знать… Ей было не до нас… То она читала книги, то списывала в тетради стихи, даже целые рассказы, много рисовала, то занималась с отцом. Она постоянно просила его: