Мое милое детство - Клавдия Лукашевич

Мама рвалась к свету, хотела учиться, все знать… Ей было не до нас… То она читала книги, то списывала в тетради стихи, даже целые рассказы, много рисовала, то занималась с отцом. Она постоянно просила его:

— Володечка, займись со мной… Володечка, как решить эту задачу… Володечка, объясни это место.

И отец спешил ей все разъяснить, показать, научить.

Боже мой, как он любил ее! Не забыть мне его взглядов обожания, всегда устремленных на нее.

Для того, чтобы создать счастливую семейную жизнь, жена и мать должна первая и прежде всего горячо заботиться о счастье близких и, как в простоте душевной говорила наша няня, «пример показывать». Но для этого женщина должна свято сознавать свой величайший долг.

IX. Дедушка и его «босоногая команда»

Наш дедушка, отец мамы, как я уже говорила, был горбатый. Но это нисколько его не портило.

При первом взгляде на его горделивую осанку, живые черные глаза как-то забывался его физический недостаток. А если услышишь его смех, его вечные шутки, присказки, смешные названия — сразу станет весело. Что-то младенчески чистое, наивное и оригинальное было в занятиях шестидесятилетнего старика, в его привязанностях, даже в образе жизни.

До глубокой старости он, как вступающий в жизнь ребенок, смотрел на жизнь широко открытыми глазами и интересовался всем на свете: хорошим рассказом, стихотворением, живым разговором, музыкой, живописью, а больше — всего природой и людьми.

Не имея возможности покупать книги, он переписывал рассказы, стихи в тетради. И у него составилась своя большая библиотека. Музыку слушал в исполнении тети Манюши и сам играл по слуху. Будучи недурным художником, он много занимался живописью.

Но больше всего он любил людей, природу и самую жизнь… Эту любовь к жизни он внушил во всей полноте своим дочерям, особенно нашей маме. Жизнерадостность в ней кипела ключом и оживляла все вокруг… Это довольство жизнью он передал и нам — ее детям.

Как можно не любить жизнь! Жизнь — это такое огромное благо. Сколько в ней могучего призыва ко всему прекрасному! Лишь бы уметь найти его. Сколько интересного в каждой чужой жизни, которую ты наблюдаешь! Сколько поводов к горячим привязанностям! Сколько несравненной радости в детстве — в этом лучшем украшении нашей жизни! Разве можно не любить жизнь, когда на свете есть отец, мать, дети, друзья? Мир так прекрасен; природа так разнообразна и всюду дает столько красоты, что невозможно налюбоваться во всю долгую жизнь.

Я знаю, что в жизни есть горе, несчастье, зло, безобразие… Нет, я не закрываю на это глаза… Но все прекрасное только лучше, выше, ярче в сравнении с ними… И теперь в моем маленьком семейном мире я стараюсь создать как можно больше хорошего близким моим. Я борюсь со злом и несчастьями, и эта борьба не может сломить меня в житейской сутолоке, напротив, заставляет еще более наслаждаться прекрасным в жизни.

Прекрасное, — кто его хочет понять, есть во всем и везде… Оно так велико и могуче, что даже обездоленным физически людям дает полное счастье на земле. Недаром же моего горбатого дедушку полюбила такая красавица, как наша бабушка. А довольство своей судьбой и жизнерадостность дедушки среди бедности и труда служили ярким примером, — как следует жить, трудиться и довольствоваться малым.

У дедушки Константина Никифоровича было одно своеобразное пристрастие — это дети, уличные мальчишки, его «босоногая команда».

Дочери, особенно тетя Саша, строго осуждали его эту привязанность. Бабушка была между двух огней: то на стороне дочерей, но чаще всего защищала и оправдывала своего старика.

— Не понимаю, какой может быть интерес у папеньки к уличными грязными мальчишкам? Пожилой, благородный человек, дворянин связался с босоногими ребятами… Неужели ему не совестно?! Его все осуждают! Все удивляются, — возмущалась тетя Саша.

Если дедушка слышал ворчание дочери, то между ними начинались пререкания. Дедушка возражал спокойно, кротко, насмешливо:

— Ух, «принцесса на горошине», если на людей так смотреть, то и жить не стоит. Другие хуже моего живут, да я не осуждаю… Оставьте вы моих мальчишек в покое… После них грязь уберут, и следа не останется… Было бы на душе бело!..

— Вы из-за мальчишек с порядочными людьми не знакомитесь…

— Эх, матушка, знакомства-то дорого стоят… А мы по заслугам жалованье маленькое получаем… Не в долг же мне лезть…

Бабушка вступалась в такие споры и уговаривала дочь:

— Оставь, Сашенька, спорить с отцом… Ну что тебе помешали его мальчишки?!

Бабушка никогда открыто не становилась на сторону дедушки. Она в угоду ему баловала его мальчишек, только тогда, когда дочерей не было дома. В противном случае она подходила к кабинету дедушки и укоряла его:

— И что это в самом деле, Костенька, не зови хоть завтра к нам твоих мальчишек. Нанесут грязи, шум, гам. Конечно, нашим девицам это неприятно.

— Успокойтесь, успокойтесь, не позову!.. Уйду на целый день, — сердито отвечал дедушка.

Очень часто старик, действительно, уходил далеко за город со своей «босоногой командой», или уезжал на лодке удить рыбу, или уходил на Гаванское поле пускать змея, а то просто отправлялись на взморье, на Смоленское кладбище или куда-нибудь в лес… Тогда в окрестностях Петербурга было еще много лесов.

Наша мама из всех дочерей — одна была на стороне дедушки. Характером и привычками она была точно не дочь его, а верный молодой, веселый товарищ.

— Вот еще что выдумали!! Уж папеньке в своем доме и жить по своему вкусу нельзя, — укоряла она сестер, если, случалось, при ней заходил спор о мальчишках. — Папеньке одно удовольствие с ребятами побалагурить да заняться… Учит их и сам занят… Ребята его славные и любят его…

Бабушка и младшие сестры никогда ни слова не возражали маме. Все же она была старшая, притом замужняя и гостья.

Она, как вихорь, влетала в дедушкин кабинет, обхватывала его за шею и начинала звонко целовать и гладить его голову, приговаривая:

— Мой голубчик, мой родной, мой любимый! Моя дорогая умная седая голова! Оставьте их всех, если они вас обижают!.. Поедем жить ко мне… И у меня сколько хотите зовите своих мальчишек…

Дедушка, конечно, смеялся. Там, в кабинете, они начинали шутить, болтать, и все забывалось.

Во всяких семейных недоразумениях она бежала к нему, а он шел к ней, и они советовались друг с другом и утешали друг друга.

Когда папа с мамой приходили в «серенький домик», мама сейчас же уходила к дедушке в кабинет и проводила там многие часы. Они там что-то читали, переписывали, рассказывали друг другу разные истории и весело безумолку хохотали. Точно два молодых беспечных товарища. Дедушка учил ее рисовать, и у нее были большие к этому способности. Это была редкая любовь и дружба между отцом и дочерью.

Дедушка с лишком тридцать лет прожил в сереньком домике с зелеными ставнями. Не только по всем 15 и 14 линиям его решительно знали все, но, кажется, и по всему Васильевскому острову о нем шла молва. Его все звали «советником», потому что он был в чине коллежского советника[37].

Изо дня в день, в один и тот же час, дедушка пешком отправлялся на службу в «Государственный банк». А ровно в 4 часа он возвращался домой.

Многие в это время говорили: «Вот уже девятый час, советник на службу идет». Или: «Господи, как время-то летит, четыре часа, уже советник со службы возвращается». И проверяли часы…

Так было много-много лет. После обеда, в летнее время, в кабинете дедушки на улицу раскрывалось окошко. Около окна почти всегда стояла толпа ребятишек. Они нетерпеливо ждали его. Это были большею частью мальчики — «друзья босоногой команды», как называл их дедушка. «Советник окно открывает», — радостным шепотом проносилось между детьми. И все теснились, липли, как мухи, к этому «сладкому» окну.

— Дяденька, будешь пускать пузыри сегодня? — спрашивали ребята.

— Пожалуй…

— С дымом? Али с мошкой?

Дедушка умел пускать удивительные пузыри: двойные, тройные, цветные, всевозможные. Ребята смеялись и носились за ними по всей улице. Сами пускали и радовались.

Если погода бывала холодная, то к ужасу тети Саши дедушка перетаскивал своих мальчишек к себе в кабинет. Там они читали, работали, рисовали, просто болтали и обсуждали все важные детские дела.

По воскресеньям и праздникам очень часто дедушка отправлялся куда-нибудь… Оншел, неизменно окруженный своими мальчишками. Иногда они шли с веслами и баграми кататься на лодке, иногда с огромным самодельным змеем.

Если на Васильевском Острове видели такое шествие, то многие говорили: «Вон «советник» опять куда-то пошел со своими мальчишками… Любит ребятишек… Поди ж ты, все с мальчишками…»