Сборник летописей. Том I - Рашид-ад-дин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Рассказ о возвращении Чингиз-хана из страны тазиков на свой коренной юрт и стойбище [макам] и о его остановке в своих ордах.
Возвращаясь после завоевания областей тазиков, Чингиз-хан в году бичин, который является годом обезьяны, соответствующим 621 г. х. [1224 г. н.э.], перезимовал и провел лето в пути. Когда он дошел до пределов своих орд, к нему вышли навстречу Ку-билай-каан, которому было одиннадцать лет, и Хулагу-хан, которому было девять лет. Случайно в это время Кубилай-каан подбил зайца, а Хулагу-хан дикую козу в местности Айман-хой,[2468] на границе страны найманов, близ Имил-Кучина[2469] по ту сторону реки Хилэ [?], поблизости от области уйгуров. Обычай же монголов таков, что в первый раз, когда мальчики охотятся, их большому пальцу [на руке] делают смазку,[2470] т.е. его натирают мясом и жиром. Чингиз-хан самолично смазал их пальцы. Кубилай-каан взял большой палец Чингиз-хана легонько, а Хулагу-хан схватил крепко. Чингиз-хан сказал: «Этот поганец прикончил мой палец!». Когда они [все] оттуда отправились, он расположился в местности Бука-Су-джику[?] и повелел разбить большую золотую орду,[2471] устроить [многолюдное] собрание и сделать великое пиршество. Так как земля той местности была лёгкой и подымалась пыль, [Чингиз-хан] повелел, чтобы каждый человек набросал в пределах своих орд и жилищ камни. Все набросали, исключая Отчи-нойона, его брата, который вместо камней набросал веток [чуб]. По этой причине [Чингиз-хан] его обвинил. В течение тех же нескольких дней они [монголы] еще раз выехали на охоту. Отчи-нойон не пошел прямо в облаву [джиргэ], а несколько отстал. За эти два проступка его на семь дней не пустили в орду. Так как он доложил, что если он впредь совершит проступок, пусть его не оставят безнаказанным,[2472] Чингиз-хан его простил и отпустил.
Весною года такику, который является годом курицы, начинающегося с [месяца] сафара 622 г. х. [12 февраля — 12 марта 1225 г. н.э.], Чингиз-хан расположился в своих ордах. То лето он пробыл дома и соизволил издать мудрые повеления [йасакха-и барик]. Так как он услышал, что тангуты снова восстали, то, приведя в порядок войска, он соизволил выступить туда [в их страну].
Рассказ о походе Чингиз-хана на область Тангут в последний раз и о сражении с государем этого места.
|A 87а, S 228| Осенью года такику, который является годом курицы, соответствующего 622 г. х. [1225-1226 гг. н.э.], Чингиз-хан выступил против области Кашин, которую называют Тангут. Он приказал Чагатаю находиться на фланге войска в тылу орд; Джочи [уже] скончался, а Угедей находился при отце, Тулуй-хан вследствие того, что у Соркуктани-беги появилась оспа, несколько дней оставался позади, а после того присоединился к Чингиз-хану. В те дни он отправлял обратно сыновей Угедея, Кутана и Гуюка. Они спросили, даст ли он им или нет что-нибудь в качестве [знака] благоволения [ташриф] и пожалования [сиургамиши]. Он соизволил сказать: «У меня ничего нет, все, что есть, принадлежит Тулую, который является хозяином дома [ханэ] и большого юрта, он всем ведает!». Тулуй-хан дал им одежды и всякого рода вещи. Деда Кутучака, правителя [шихнэ] Херата, Чингиз-хан отдал Гуюк-хану и при этом сказал: «У тебя какая-то болезнь, — он будет приготовлять для тебя пищу!».
Когда Чингиз-хан прибыл в область Тангут, то прежде всего захватил такие города, как Гам-джиу, Су-джиу,[2473] Ка-джу и Урукай,[2474] а город Даршакай[2475] осадил и поджег. Во время пожара государь той области, по имени Шидурку,[2476] которого на тангутском языке называли Лиу-ван,[2477] вышел из большого города, который был его резиденцией, — название этого города на тангутском языке было Иргай,[2478] на языке монголов Иргиа,[2479] — с пятьюдесятью туманами людей для сражения с монгольским войском.
Чингиз-хан вышел к нему навстречу для сражения. В тех местах из Кара-мурэна [Желтой реки] выступили многочисленные озера [науур] и все [были] скованы льдом. Чингиз-хан, стоя на этом льду, повелел бить стрелами по ногам [неприятелей], чтобы они не прошли по поверхности льда, и в этом отношении не ошибаться.[2480]
В то сражение было убито так много народа, что три трупа стояло на голове, у монголов же установлено следующее: на каждые десять тел убитых приходится один убитый, стоящий на голове.
После того Шидурку обратился в бегство и ушел обратно в город. Чингиз-хан соизволил сказать, что раз он потерпел такое поражение, то впредь у него не будет больше силы, и, не обращая на него больше внимания, он прошел мимо этого города и, захватив другие города и области, пошел в сторону Хитая.
В начале весны года нокай, который является годом собаки, соответствующего 623 г. х. [1223 г. н.э.], он прибыл в местность Онгон-Далан-кудук[2481] и там неожиданно глубоко задумался о самом себе, ибо у него был некий сон, который указывал на близость смертного часа. Из царевичей присутствовал Есунгу-ака, сын Джочи-Касара. Он у него спросил: «Мои сыновья, Угедей и Тулуй, находятся далеко или близко?» — а они были [каждый] в рядах своего войска. Тот [Есунгу-ака] сказал, что они, примерно, на расстоянии двух-трех фарсангов [отсюда]. Чингиз-хан тотчас послал за ними человека и вызвал их. На следующий день, ранним утром, когда они ели пищу [аш], он сказал эмирам и присутствующим собрания [маджлис]: «У меня с моими сыновьями есть некие: забота, совещание и тайна. Я хочу, чтобы мы какой-нибудь часок обсудили наедине друг с другом эти тайны и в отношении сего посовещались. [Поэтому] вы на некоторое время удалитесь, чтобы мы остались наедине». И все!
Рассказ о тайном совещании Чингиз-хана с имевшимися налицо сыновьями и о его завещании.
Когда эмиры и люди удалились, Чингиз-хан вместе с сыновьями сел для тайного совещания. После многочисленных увещаний и наставлений он сказал: «О, дети, остающиеся после меня, знайте, что приблизилось время моего путешествия в загробный мир и кончины! Я для вас, сыновей, силою господнею и вспоможением небесным завоевал и приготовил обширное и пространное государство, от центра которого в каждую сторону один год пути. Теперь мое вам завещание следующее: будьте единого мнения и единодушны в отражении врагов и возвышении друзей,