Четвертый батальон - Рамон Диестро
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Подпустить противника на триста метров и уничтожить.
Луканди оборачивается к нам и громко отдает команду:
— Прекратить разговоры!
Воцаряется тишина. Мы ждем, что скажет сейчас своим бойцам капитан четвертого батальона.
Взятие Сиерра-Картахены
Лучшей погоды для боя, чем сегодня, нельзя и выдумать. Идет мокрый и густой снег, дует пронизывающий ветер, под ногами хлюпает жидкая грязь. Мы безмолвны и неподвижны. Пулеметный град проносится над окопами. Со звонким гулом, поднимая тучи камней, разрываются снаряды. Артиллеристы работают лучше пулеметчиков, — это мы вынуждены признать с сожалением.
— Не начинать стрельбу без приказа, — говорит наш командир, — и главное — стрелять лучше врага.
Вот и вся его речь. Но даже сейчас, когда весь воздух полон смертоносными звуками и до вступления в бой остаются только минуты, эта речь вызывает у всех нас невольную улыбку. Луканди говорит, поворачиваясь то в одну, то в другую сторону. Невеселые чувства, которые овладевают некоторыми бойцами, исчезают.
— Умеет наш старик разогнать тоску — вот человек! — восторженно шепчет мне Панчо и от имени всех бойцов заявляет капитану: — Мы не умеем плохо стрелять, товарищ Луканди, да у нас и патронов не так много, чтобы не попадать в цель.
Мы ожидаем приказа о начале стрельбы. Одинокий выстрел, пусть даже случайный, всегда находит много подражателей, и мы, во избежание беспорядочной перестрелки, следим друг за другом. Бойцы спокойны, как никогда, а ведь они впервые попали под такой сильный обстрел. Враг уже недалеко. Высокий холм — очень выгодное прикрытие — скрывает противника. Оттуда уже ведут огонь мортиры. Каждый давно выбрал себе место и врос в окоп. Неприятель нащупал наши траншеи. Снаряды разрываются в катастрофической близости. Земля сотрясается. Гафос чертыхается и шепчет мне:
— Да это ж настоящий Везувий.
Но вдруг окоп точно проваливается, и мы куда-то сползаем с насиженных мест. Перед глазами встает непроницаемая земляная завеса.
— Оставаться на месте, — приказывает Луканди, когда бойцы со всех сторон ринулись на помощь моему взводу. Мы поспешно отгребаем землю и вытаскиваем наших товарищей. Снаряд угодил на сей раз точно. «Заботьтесь о вашей новой семье», — вспоминаю я напутственные слова Маркоса. Как скоро, однако, смерть посетила нас! Я еще не знаю, даже имен первых моих павших товарищей по взводу. Сержант упавшим голосом подсчитывает потери. Три убитых и семь раненых. От горестных мыслей нас отвлекает Луканди.
— Внимание! — кричит он. — Не будем печалиться, друзья. Мы понесли немалые жертвы, но живых нас больше.
Он произносит эти слова с неукротимой силой и мужеством. Да, живых нас больше. Впоследствии мне приходилось часто вспоминать слова Луканди.
Повидимому, нам суждено встречаться только с марокканцами. Подбадривая себя гортанными, совершенно неподражаемыми звуками, катится лавина мавров. Мы спокойны: четвертый батальон не раз уже сталкивался с ними.
Главное — правильно рассчитать. Вот оно, мгновение, чутьем угадываемое. Сейчас, когда все мы избрали себе мишени и готовы в любую долю минуты открыть уничтожающий огонь по врагу, слышится голос командира батальона:
— Огонь, друзья!
По этому приказу все наше оружие — малокалиберные пушки, мортиры, пулеметы, винтовки — немедленно приходит в действие. Пользуясь одной здоровой рукой, я также стараюсь принять участие в бою. Нажимаю пальцем левой руки на курок. Оказывается, чтобы попасть во врага, особой меткости сегодня не требуется: мавры выказывают полное пренебрежение к смерти — они бегут не сгибаясь… Нас это попрежнему потрясает, заставляя содрогаться; повидимому, их продолжают кормить старыми баснями о том, что «у красных ничего нет, кроме палок и охотничьих ружей».
Луканди с яростью повторяет команду:
— Огонь, друзья!
Люди, несущиеся на нас, падают всё чаще, сжигаемые свинцовым огнем. У всех республиканских бойцов одно желание — отбить атаку, и мы без устали заряжаем винтовки и стреляем. До окопов добегают только одиночки, остальные прекращают свой безумный бег на пути к нашим траншеям. Бой продолжался два часа. Мы не ушли из траншей, атака была отражена.
Оглушенные ураганным огнем, черные от грязи, усталые, мы молча сидим в земляных нишах, вслушиваясь в тишину. Она наступила неожиданно. Рядом с нами лежат наши мертвые товарищи. Мы смотрим на них и чувствуем, как растет наша ненависть к врагу. Усталость исчезает. Нам хочется итти вперед и слышать короткую команду Луканди: «Огонь, друзья!»
В моем взводе сорок человек. Мы идем подобрать оружие, подсчитать трофеи. Батальон остался в окопах. Еще одна ночь, и завтра нас сменят. Сорок человек разбиваются на четыре группы. Мы складываем в условленное место оружие, снятое с убитых марокканцев и брошенное бежавшими. За камнями мы неожиданно замечаем притаившихся людей. Мы припадаем к земле.
— Бросай оружие! — кричу я.
Мне отвечают на чистом испанском языке, и в тоне говорящего чувствуется усмешка:
— Не пугайтесь, нас всего трое.
Мы осторожно приближаемся к камням… За прикрытием полулежит офицер в форме регулярной фашистской армии. Рядом с ним два марокканца. Офицер ранен и, видно, не в силах подняться. Его лицо удивительно мне знакомо. Где я видел его? Пока я напрасно силюсь вспомнить, меня прерывает тот же насмешливый голос:
— Я не ожидал, что меня подберет мой коллега.
Коллега? Да, это же бывший студент Мадридского университета, отъявленный монархист, кичившийся своим древним родом и преданностью изгнанному королю.
— Не узнаете?
— Нет, узнаю. Вы были на последнем курсе коммерческого факультета.
Он прикладывает руку к головному убору и говорит, пряча усмешку:
— Вы уже лейтенант, Диестро?
Я не хочу пользоваться своим правом победителя и вежливо предлагаю врагу:
— Если вы устали, мы вас доставим до Лас-Наваса на санитарных носилках.
Вместо ответа он спрашивает:
— Вы тоже ранены? — и кивает на мою повязку.
— Да, я ранен, но несерьезно.
— Очень жаль, — двусмысленно замечает фашист.
Я оставляю возле офицера и марокканцев двух бойцов и продолжаю обход поля.
На обратном пути я подхожу к ним снова. Студент-фашист произносит напыщенную речь о судьбах Испании.
— Посмотрите, — отвечаю я, — спокойно выслушав его речь, — посмотрите на вашу армию и на армию испанского народа. У вас — наемные марокканцы, итальянцы, германцы, у нас — только