Запад есть Запад, Восток есть Восток - Израиль Мазус

от других вагонов ничем не отличался. Только во всех арестантских купе была снесена и затянута металлической сеткой коридорная стенка. Верхняя полка была сплошной, с небольшим просветом возле двери, чтобы влезть наверх, где, хоть и в тесноте, но можно было лежать, тогда как те, кто оказался внизу, всю дорогу сидели. Обычно этот вагон стоял на запасных путях, но так, чтобы к нему можно было подъехать почти вплотную на машине.

Когда же Фролова там же, в Горьком, снова отправляли на этап, к рельсам одновременно подъехало сразу несколько воронков. В столыпинский вагон он не попал, и его вместе со всеми оставшимися арестантами погрузили в стоящую следом за ним теплушку, самый распространенный вид транспорта во время войны. В тот год зэков с запада на восток возили столь же большим числом, как солдат во время войны на запад.

Всех арестантов вывели из воронков и поставили под общим конвоем. Фамилии выкрикивал офицер, который сидел между путями за маленьким столиком. Каждый, кто был вызван, делал шаг вперед, называл свое имя, отчество, статью, срок, конец срока и уходил на посадку. Когда вызвали Фролова, откликнулись сразу двое, и офицер уточнил: тот, который с одной фамилией.

Фролов одним из первых поднялся в теплушку и смог выбрать наилучшее, на его взгляд, место на нарах. Внизу. На противоположной от двери стороне, рядом с тумбочкой, которая стояла в углу. Нары опоясывали весь вагон, за исключением отхожего места и умывальника, которые были оборудованы на другом конце. Крупными буквами над отхожим местом был вывешен плакат, что на остановках пользоваться туалетом запрещено. Все свободное пространство между нарами было завалено матрасами и одеялами. Подушек не было ни на нарах, ни на полу.

Фролов положил вместо подушки рюкзак, в котором лежали зубная щетка, порошок для чистки зубов в круглой коробке, немного белья, свитер и шинель. Туалет и умывальник были закрыты стенкой. Оглядевшись, Фролов, еще раз убедился, что место, которое он выбрал, действительно было наилучшим. «Хоть чего то», — подумал он.

Теплушка быстро заполнялась, и место по другую сторону тумбочки вскоре было занято человеком, лица которого Фролов даже не успел рассмотреть, поскольку тот, едва появившись, тут же рухнул на нары и сразу уснул. Однако вскоре его разбудили два парня из компании «аля-улю», как назвал их один из давних попутчиков Фролова. До этого ему еще не приходилось близко соприкасаться на этапах с уголовниками. В столыпинских вагонах 58-ю обычно перевозили в отдельных купе. Когда всех вывели из машин, эти стояли отдельной группой, и каждый, кто бросал случайный взгляд на их вызывающе дерзкий вид, не мог не испытывать чувства тревоги за сохранность своих вещей и продуктов. Человек, которого будили, долго не мог понять, чего от него хотят, но когда, наконец, открыл глаза, сразу все понял и несмело проговорил, что он же первый. И тут же услышал:

— А нам до лампочки, какой ты по счету. Вали отсюда, пока мы тебя ломом не обвязали…

— Зря вы так людей пугаете, — сказал Фролов, готовый к отчаянному сопротивлению, если его тоже начнут прогонять, и очень удивился, когда услышал:

— А ты, вояка, не боись, мы не для себя постель стелим, а для кого, скоро сам увидишь. От него тебе беспокойства не будет.

Удивился потому, что голос говорившего показался ему льстивым. После того, как к изголовью постели положили подушку в цветастой наволочке, к тумбочке подошел вполне обычного вида мужчина, возраста не больше тридцати лет, с темным саквояжем в руке, и посмотрел на Фролова таким взглядом, будто бы они были давно знакомы.

— Ну, здравствуй, Владимир Афанасьевич Фролов, рад с тобой познакомиться…

И подал знак своим «помощникам», чтобы те уходили.

Фролов сразу догадался, что это его однофамилец, и улыбнулся:

— Но у вас там еще какие-то фамилии, а настоящая-то какая?

— Тебе на будущее, чтоб ты знал: настоящая фамилия всегда первая. Ты какую фамилию услышал?

— Вот первую «Фролов» и услышал, когда в вагон поднимался, а остальные не разобрал.

— Как?! У тебя не было любопытства, чтобы приостановиться у двери и услышать, как себя будет представлять еще один Фролов?! И даже как его зовут?

— Ну, во-первых, я не был уверен, что того, кого назвали Фроловым, это и на самом деле Фролов, а во вторых, Фроловых так много, что я не думаю, будто все они родственники, и поэтому должны проявлять особый интерес друг к другу. Извини, если я тебя в чем-то разочаровал. Кстати, действительно, а как тебя зовут?

— Зовут меня Григорий, и я, не скрою, уже встречался с примерами душевной тупости некоторых представителей нашей фамилии, но вот с таким откровенным равнодушием, честно скажу, встретился первый раз. Он, видите ли, не уверен, что все Фроловы могут быть родственниками друг другу. Разумеется, что не все. А вдруг?! Вот я, например, какой первый вопрос, задаю однофамильцу, едва его встречаю? Как думаешь, Владимир? Не стесняйся, говори, говори, мне твоя улыбочка, кстати, очень нравится. Это значит, что ты ничуть не обескуражен, и готов принимать в нашем разговоре самое активное участие. Так какой же будет мой первый вопрос?

— Откуда я родом, наверно, — весело ответил Фролов.

— Верно, ты замечательно угадал. И это вселяет надежду, что вскоре, видимо, я вынужден буду себе признаться, что мое первое впечатление о тебе было неправильным. Так, откуда ты родом?

— Из Москвы, Григорий Фролов.

— О, не просто Григорий, а Григорий Фролов, это уже похоже на стиль, мне нравится. Но изначально-то, наверное, была все-таки не Москва?

— Изначально был Смоленск, вернее, деревенька под ним, отец не любил об этом много говорить. Поэтому я так и не знаю, то ли мы изначально были Фроловы, то ли по помещику таковыми стали.

— Значит, Смоленск! Я так и думал! — восторженно воскликнул Григорий, но увидев идущего к ним парня, одного из тех, кто освобождал для него место, с досадой проговорил: — Вот черт, до чего же некстати.

Парень наклонился над ним и негромко сказал:

— Фрол, пацаны хотят биться, а кон пустой, разреши карасей[5] немного пощупать.

— Но я же сказал.

— Потому и просят.

— Пусть хорошо вокруг себя посмотрят. И вспомнят, кто их, как последнюю шоблу-еблу[6], недавно из такого же товарняка на рельсы выкидывал. Поэтому передай, чтоб тихо разошлись по шконцам[7]. Все, дай с человеком поговорить. Извини, Володя, хорошую песню нам с тобой испортили, сволочи.

— Да ничего, ничего, Фрол, мне понравилось, как они тебя называют. Можно и я тебя так же звать буду? — попросил Фролов.