Джузеппе Бальзамо (Записки врача) - Александр Дюма

— А как вы путешествовали?

— Сначала в почтовой карете. А в Милане мы пересели в экипаж, напоминавший скорее дом на колесах. В нем мы и продолжали путь.

— Неужели он никогда не оставлял вас одну?

— Случалось, он подходил ко мне и приказывал: «Спите!» Я засыпала, а просыпалась, только когда он снова был рядом.

Принцесса Луиза недоверчиво покачала головой.

— Вам самой, очевидно, не очень хотелось бежать, — проговорила она, — иначе вам бы это удалось.

— Мне кажется, вы не совсем правы, ваше высочество… Впрочем, возможно, я была зачарована!

— Словами любви, ласками?

— Он редко говорил со мной о любви, ваше высочество; я не помню других ласк, кроме поцелуя в лоб перед сном и утром.

— Странно, в самом деле, странно! — пробормотала принцесса.

Она подозрительно взглянула на Лоренцу и приказала:

— Скажите еще раз, что не любите его.

— Повторяю, что я его не люблю, ваше высочество.

— Еще раз скажите, что вас не связывают никакие земные узы…

— Клянусь, ваше высочество.

— … и что, если он потребует вас вернуть, у него не будет на это никакого права.

— Никакого!

— Как же вам все-таки удалось сюда прийти? — продолжала принцесса. — Я что-то никак не могу этого понять.

— Ваше высочество, я воспользовалась тем, что в пути нас застигла страшная буря недалеко от города, который называется, если не ошибаюсь, Нанси. Он оставил свое обычное место рядом со мной и поднялся в другое отделение огромной кареты, чтобы побеседовать с находившимся там стариком. Я прыгнула на лошадь и умчалась.

— А кто вам посоветовал отправиться во Францию? Почему вы не вернулись в Италию?

— Я подумала, что не могу вернуться в Рим, потому что там могли бы подумать, что я вступила с этим господином в сговор. Родители отвернулись бы от меня.

Вот почему я решила бежать в Париж и жить там тайно или добраться до какой-нибудь другой столицы, где могла бы скрыться от всех взоров, а особенно от него.

Когда я примчалась в Париж, весь город был взволнован новостью о вашем уходе в монастырь кармелиток, ваше высочество; все превозносили вашу набожность, вашу заботу о несчастных, ваше сострадание к скорбящим. Для меня это было словно озарение, ваше высочество: я была совершенно убеждена, что только вы с вашим великодушием соблаговолите меня принять, только вы с вашим могуществом можете меня защитить.

— Вы все время взываете к моему могуществу, дитя мое. Что же, он очень силен?

— Да!

— Так кто же он? Я из деликатности до сих пор вас об этом не спрашивала, однако если мне предстоит вас защищать, то надо же знать, от кого.

— Ваше высочество, в этом я не могу вам помочь. Я не знаю, кто он и что он. Мне только известно, что король не мог бы внушить к себе большего уважения; перед Богом так не преклоняются, как превозносят этого человека те, кому он открывает свое имя.

— Его имя! Как его зовут?

— Ваше высочество! Я слышала, как его называли совершенно разными именами. Два из них сохранились у меня в памяти. Одним его называл старик, о котором я вам уже говорила; он был нашим попутчиком от самого Милана до той минуты, как я их покинула; другим именем он называл себя сам.

— Как называл его старик?

— Ашарат!.. Нехристианское имя, не правда ли, ваше высочество?

— А как он сам себя величал?

— Джузеппе Бальзамо.

— Ну и что же он собой представляет?

— Он… знает весь мир, способен все угадать, он современник всех эпох, он жил во все века, он говорит… О Боже мой! Прости ему богохульство! Он говорит об Александре, Цезаре, Карле Великом так, будто был с ними знаком, хотя я знаю, что все они давно умерли. А еще он рассказывает о Каиафе, Пилате и Иисусе Христе так, словно присутствовал при распятии.

— Это какой-нибудь шарлатан, — заметила принцесса.

— Ваше высочество, я, возможно, не очень хорошо себе представляю, что означает во Франции слово, которое вы только что произнесли, но я знаю, что это человек опасный, он просто ужасен: все ему покоряется, падает перед ним ниц, рушится. Его считают беззащитным, а он вооружен; думают, что он одинок, а вокруг него как из-под земли появляются сообщники. И все это достигается им без насилия: словом, жестом… улыбкой.

— Ну хорошо, — пообещала принцесса, — кто бы он ни был, уверяю вас, дитя мое, вы будете от него защищены.

— Вами, ваше высочество?

— Да, мною. Я буду защищать вас до тех пор, пока вы сами не пожелаете отказаться от моего покровительства. Но не думайте больше и, главное, не пытайтесь заставить меня поверить в сверхъестественные видения, порожденные вашим болезненным воображением. Во всяком случае, стены Сен-Дени надежно охранят вас от дьявольской силы, а также от еще более страшной силы, поверьте мне, — от человеческой власти. А теперь скажите, что вы намерены делать.

— Эти драгоценности принадлежат мне, ваше высочество. Я рассчитываю уплатить ими взнос для поступления в какой-нибудь монастырь, если возможно — в ваш.

Лоренца выложила на стол дорогие браслеты, бесценные кольца, великолепный бриллиант и восхитительные серьги. Все это стоило около двадцати тысяч экю.

— Это ваши драгоценности? — спросила принцесса.

— Мои, ваше высочество; он подарил их мне, я отдаю их Богу. У меня есть только одно пожелание…

— Какое же? Говорите!

— Я хочу, чтобы ему, если он его потребует, вернули арабского скакуна по кличке Джерид, который помог мне спастись.

— Но вы-то сами ни за что не хотите к нему возвращаться, не так ли?

— Я ему не принадлежу.

— Да, верно, вы это уже говорили. Итак, сударыня, вы по-прежнему желаете поступить в Сен-Дени и продолжить то, что начали в Субиако и что было прервано при странных обстоятельствах, о которых вы мне поведали?

— Это самое большое мое желание, ваше высочество, я на коленях умоляю вас мне помочь.

— Можете быть спокойны, дитя мое, — сказала принцесса, — с сегодняшнего дня вы будете жить среди нас, а когда докажете, что стремитесь заслужить эту милость, когда примерным поведением — я на это рассчитываю — вы ее заслужите, вы будете принадлежать всемогущему Богу, и я вам обещаю, что никто не увезет вас из Сен-Дени, пока ваша настоятельница с вами.

Лоренца бросилась в ноги заступнице, рассыпаясь в самых нежных, самых искренних словах благодарности.

Вдруг она вскочила на одно колено, прислушалась, побледнела, затрепетала.

— Господи! — вскричала она. — Боже мой! Боже мой!

— Что такое? — спросила принцесса Луиза.

— Я трепещу! Видите? Это он! Он идет сюда!