Супергрустная история настоящей любви - Гари Штейнгарт

Мой отец — уборщик, эмигрант из бедной страны.

Папаша Говарда Шу вразнос торгует черепашками в Чайнатауне. Келли Нардл богата, но едва ли ей хватит средств. Масштабы состоятельности, из которой произросли мы, больше не применимы.

Эппэрэт Келли осиял ее нимбом, и она углубилась в нужды сотен клиентов. После ежедневного римского декаданса наша контора смотрелась строго. Все омыто нежными цветами и здоровым блеском натурального дерева, оборудование, когда им не пользуются, закрыто саркофагами, как четвертый блок в Чернобыле, источники альфа-излучения из-за японских ширм успокаивающе гладят наши пришпоренные мозги. Повсюду юмористические рекомендации. «Скажи нет крахмалу». «Веселей! Пессимизм убивает». «Клеткам с удлиненным теломером удается лучше». «ПРИРОДЕ ЕСТЬ ЧЕМУ У НАС ПОУЧИТЬСЯ». А над столом Келли Нардл трепетал на сквозняке плакат «Разыскивается», на котором мультяшного хиппи лупят по голове кочаном брокколи:

РАЗЫСКИВАЕТСЯ За кражу электронов убийство ДНК умышленное повреждение клеток Эбби Хоффман [28]по прозвищу Свободный Радикал ВНИМАНИЕ: Объект может быть вооружен и очень опасен Не пытайтесь задержать Немедленно сообщите властям и повысьте дозу кофермента Q10

— Я, пожалуй, за свой стол пойду, — сказал я.

— Миленький, — сказала она, и ее длинные пальцы сжали мою ладонь. В ее голубых глазах можно котенка утопить.

— Господи боже, — сказал я. — Лучше молчи.

— У тебя нет стола. То есть его кто-то занял. Этот новый мальчик из Браун-Йонсей. Дэррил,кажется.

— Где Джоши? — машинально спросил я.

— Летит из Коламбии. — Она глянула на свой эппэрэт. — У него самолет сломался, летит коммерческим. Вернется где-то к обеду.

— Что мне делать? — прошептал я.

— Было бы полезно, — сказала она, — выглядеть чуточку помоложе. Займись собой. Сходи в Салон Вечности. Помажь гилексином под глазами.

Салон Вечности был набит пахучей молодежью, которая смотрела в свои эппэрэты или раскинулась на диванах, задрав лица к потолку, снимая стресс, правильно дыша. Ровный ореховый аромат заваренного зеленого чая добавил щепотку ностальгии в мое пропитанное страхом настроение. Салон Вечности открыли при мне пять лет назад в бывшем синагогальном банкетном зале. Мы с Говардом Шу три года выветривали оттуда запах грудинки.

— Привет, — сказал я всем, кто пожелал слушать. Глянул на диваны, но туда не втиснуться. Вынул эппэрэт, но заметил, что у этой молодежи сплошь камешки на шеях — такие же модели, как у Юнис. Минимум три девушки в салоне были роскошны за пределами физического, а их гладкая, этнически неопознаваемая кожа и грустные карие глаза уводили мысль прямо в древнюю Месопотамию.

Я подошел к мини-бару, где раздают зеленый чай без сахара, щелочную воду и 231 питательный элемент. Я как раз нацелился на рыбий жир с куркумином, который предотвращает воспаления, и тут надо мной кто-то засмеялся — женский смех, вообще смерть. Мои коллеги, непринужденно разместившиеся на мягких диванах, напоминали персонажей комедийного сериала о манхэттенской молодежи — я, помнится, одержимо смотрел его в юности.

— Год в Риме, только что вернулся, — пояснил я, стараясь подпустить бравады в голос. — Там одни углеводы. Буду накачиваться основными, пока не лопну.Ребята, как же дома-то хорошо!

Молчание. Но едва я снова отвернулся к питательным добавкам, кто-то спросил:

— Чё новенького, Резус?

Мальчишка, только-только усы пробиваются, серое боди со словами «СОС Ху» на груди, на шее красная бандана. Может, Дэррил из Брауна, который занял мой стол. Лет двадцать пять, не больше. Я улыбнулся ему, глянул на свой эппэрэт, вздохнул, будто мне предстоит вагон работы, и бочком двинулся к выходу.

— Куда намылился, Резус? — спросил мальчишка, своим неопрятным тугожопым тельцем загораживая дорогу и суя мне свой эппэрэт в лицо; мои ноздри затопил его густой органический запах. — Кровушку сдать не желаешь, друган? Я смотрю, у тебя триглицериды под 135. И это, крыса, дотого, как ты слинял в Европу. — За спиной у меня опять захохотали — женщинам явно нравились эти ядовитые шпильки.

Я попятился, бормоча:

— Сто тридцать пять — все равно в пределах нормы. — У Юнис аббревиатура была, как же там? — ПЕМ, — прибавил я. — Я вам просто ебу мозги. — Кто-то снова засмеялся, краем глаза я заметил, как кто-то еще вздернул оловянный подбородок, сверкнул безволосыми руками, в которых прятались гладкие технокулоны, набитые точными данными. В голове мелькнула фраза из Чехова — описание Лаптева, который «знал, что он некрасив, и теперь ему казалось, что он даже ощущает на теле эту свою некрасоту».

Однако загнанный зверь продолжает бороться.

— Кренделек, — сказал я, вспомнив, как обратился ко мне грубый качок в самолете, жалуясь на запах книги. — Кренделек, я чувствую,что ты злишься. Я-то кровь сдам без проблем, но тогда уж давай мы померим тебе кортизол и адреналин. Я твой уровень стресса выставлю на Табло. Ты плохо общаешься с людьми.

Моих праведных слов никто не услышал. У меня все было написано на лбу — на моем пещерном лбу, усеянном каплями пота. Приглашение добить. Молодые пожирают стариков. Парняга «СОС Ху» взаправду меня толкнул, и сквозь редкие волосы на затылке я ощутил холод стены. Он опять сунул мне под нос свой эппэрэт. Там мигал открытый код моих анализов крови годичной давности.

— Ты вообще как посмел прискакать сюда с таким индексом массы тела? — спросил он. — Думаешь, заберешь у нас стол? После того как год прохлаждался в Италии? Мы о тебе все знаем, Макака. Я тебе углеводное печенье в жопу запихаю, если не свалишь отсюда сию минуту.

У него за спиной раздались ободряющие ситкомовские вопли — оглушительное «вууууу» счастливого гнева и радостного ужаса: племя одолело слабейшего.

Спустя две с половиной секунды вопли внезапно стихли.

Я услышал, как кто-то прошептал Его Имя, потом застучали его шаги. Громогласная толпа распадалась надвое, воины «СОС Ху», все эти Дэррилы и Хиты, улепетывали кто куда.

И появился он. Еще моложе. На нем уже отпечатался первый этап дехронификации — мы это называем бета-лечение. Гладкое лицо застыло в гармонии, вот разве что крупный нос временами самопроизвольно подергивался — закоротило какую-то группу мышц. Уши на бритой голове стояли торчком, как часовые.

Джоши Голдманн никогда не говорил, сколько ему лет, но по моим прикидкам — где-то под семьдесят: старик, а усы черны, как вечность. В ресторанах его иногда принимали за моего брата, которому больше повезло с внешностью. У нас обоих недооцененные человечеством мясистые губы и густые брови, а грудная клетка раздута, как у терьеров, но этим сходство и ограничивается. Потому что когда Джоши смотрит на тебя — когда его взор до тебя снисходит, — у тебя вспыхивают щеки и ты чувствуешь, что удивительным образом бесповоротно существуешь.

— Ой, Леонард, — сказал он, вздохнув и покачав головой. — Они тебя совсем заели? Бедный Резус. Пошли поболтаем.

Он поднимался по лестнице (никаких лифтов, никогда)в свой кабинет, а я робко тащился следом. Точнее будет сказать — он ковылял. У Джоши проблемы с опорнодвигательным аппаратом, о которых он не говорит, — он нестойко перепрыгивает с ноги на ногу, ходит приступами, припадками и вздрогами, как будто за спиной ему повелительно аккомпанирует Филип Гласс [29].

В его кабинет набился десяток молодых сотрудников — я их впервые видел, — и все разговаривали одновременно.

— Корешки, — сказал он своим последователям, — дайте мне минутку? Мы к этому вернемся. Через пару секунд. — Все хором вздохнули. Гуськом протопали мимо меня, удивленные, раздраженные, озадаченные, и их эппэрэты уже считывали мои данные — вероятно, сообщали, сколь мало значу я, устаревший на тридцать девять лет.

Он взъерошил все волосы у меня на затылке, какие нашлись, и развернул к себе мою голову.

— Столько седины, — сказал он.

Я едва не отшатнулся. Что там сказала мне перед расставанием Юнис? Лен, ты старый.Но нет, я позволил ему тщательно меня осмотреть, а сам разглядывал резкий орлиный абрис его груди, мясистый нос калибра «Нетти Файн», равновесие, которое ему так нелегко сохранять. Его рука сжимала мне скальп, и пальцы были неожиданно холодны.

— Столько седины, — повторил он.

— Это все углеводы в п-пасте, — сказал я. — И факторы стресса итальянской жизни. Ты не поверишь, до чего трудно там жить на американскую зарплату. Доллар…