Звезда гигантов - Джеймс Патрик Хоган

встречи делегации ООН из одиннадцати человек, которая ни к чему не привела. Их последним страхом было то, что сигналы могут исходить вовсе не от Ганимиан, в чем она сама была виновата, так как необдуманно высказала мысль, которую Хант озвучила, когда была в Хьюстоне неделей ранее. Она даже сейчас не была уверена, почему вообще подняла эту тему, поскольку, оглядываясь назад, она давала возможность для промедления, за которую они обязательно ухватились. Как она позже прокомментировала удивленному Норману Пейси, это была плохо рассчитанная попытка шоковой тактики, чтобы вызвать какую-либо позитивную реакцию, и она дала осечку. Возможно, из-за своего разочарования она не слишком ясно мыслила в то время. В любом случае, это было сделано сейчас, и последняя передача, отправленная в сторону Гистара, исключила возможность какой-либо высадки в ближайшем будущем и вместо этого перечислила кучу незначительных деталей, связанных с рангом и протоколом. По иронии судьбы, это само по себе должно было достаточно ясно сказать, что инопланетяне, ганимейцы или нет, не таили никаких враждебных намерений; если бы они это делали, они бы наверняка просто прибыли, если бы хотели этого, не дожидаясь сердечного приглашения. Все это делало политику ООН более загадочной и усиливало ее подозрения и подозрения Госдепартамента, что Советы настраиваются на то, чтобы действовать в одиночку, и каким-то образом манипулируют ООН. Тем не менее, США продолжали бы следовать правилам, пока Хьюстону не удалось бы установить канал через Юпитер — если бы Хьюстону это удалось. Если бы они это сделали, и если бы ни одна из попыток ускорить события в Бруно не принесла плодов к тому времени, США чувствовали бы себя вправе заключить, что их рука была вынужденной.

Когда она взглянула на линии металла, вытравленные на черноте лучами заходящего солнца, она поразилась знаниям и изобретательности, которые создали оазис жизни в стерильной пустыне в четверти миллиона миль от Земли и построили такие инструменты, которые даже на ее глазах могли бы молча исследовать самые края вселенной. Один из научных консультантов NSF однажды сказал ей, что вся энергия, собранная всеми мировыми радиотелескопами с момента зарождения этой ветви астрономии почти столетие назад, была эквивалентна не более чем той, что представлена пеплом от сигареты, падающим с расстояния в несколько футов. И каким-то образом вся фантастическая картина, нарисованная современной космологией — коллапсировавшие звезды, черные дыры, испускающие рентгеновское излучение двойные и вселенная, состоящая из «газа» галактических «молекул», — была реконструирована из содержащейся в ней информации.

У нее были противоречивые взгляды на ученых. С одной стороны, их интеллектуальные достижения были ошеломляющими, а порой и потрясающими; с другой стороны, она часто чувствовала, что на более глубоком уровне их отступление в сферу неодушевленного представляло собой отречение — бегство от тягот мира человеческих дел, в котором выражение знаний обретало смысл. Даже биологи, казалось, сводили жизнь к терминам молекул и статистики. Наука создала инструменты для решения проблем человечества столетие назад, но беспомощно стояла в стороне, пока другие брали инструменты и выковывали из них средства достижения других целей. Только в 2010-х годах, когда ООН стала по-настоящему последовательным глобальным влиянием, с которым приходилось считаться, стратегическое разоружение стало фактом, и ресурсы сверхдержав были наконец мобилизованы на построение более безопасного и лучшего мира.

Тем более трагичным и необъяснимым было то, что ООН — до недавнего времени олицетворение приверженности мира значимому прогрессу и реализации полного потенциала человеческой расы — должна была стать препятствием на пути, на который, несомненно, указывала стрела этого прогресса. Казалось, что это закон истории для успешных движений и империй — сопротивляться дальнейшим изменениям после того, как потребности, мотивировавшие их на продвижение изменений, были удовлетворены. Возможно, размышляла она, ООН уже, в соответствии с повсеместно ускоряющимся темпом времени, начала демонстрировать конечный симптом старости всех империй — застой.

Но планеты продолжали двигаться по своим предсказанным орбитам, и закономерности, выявленные компьютерами, подключенными к приборам в Джордано Бруно, не менялись. Так была ли ее «реальность» иллюзией, построенной на зыбучих песках, и ученые избегали иллюзии ради какой-то более обширной, неизменной реальности, которая была единственной из постоянств, что имело значение? Каким-то образом она не могла представить себе англичанина Ханта или американца, которых она встретила в Хьюстоне, как беглецов, которые будут праздно проводить свою жизнь, возясь в башнях из слоновой кости.

Движущаяся точка света отделилась от звездного купола и постепенно увеличилась в форме наземного транспортного корабля ЮНСА, который должен был прибыть с Тихо. Он остановился над дальней стороной базы и, задержавшись на несколько секунд, медленно скрылся из виду между Оптическим куполом 3 и нагромождением резервуаров для хранения и лазерных приемопередатчиков. На борту должен был находиться курьер с последней информацией из Хьюстона через Вашингтон. Эксперты постановили, что если за наблюдением за коммуникациями Земли стоит ганимейская технология, то все возможно, и запрет на использование даже предположительно защищенных каналов все еще жестко соблюдался. Хеллер отвернулась и пошла по полу купола, чтобы вызвать лифт у задней стены. Минуту или две спустя она вышла в ярко освещенный коридор с белыми стенами на три уровня ниже поверхности и направилась в сторону центрального узла подземного лабиринта Бруно.

Николай Соброскин, советский представитель на Фарсайде, вышел из одной из дверей, когда она проходила мимо, и повернулся, чтобы пойти с ней в том же направлении. Он был невысоким, но широким, совершенно лысым и розовокожим, и шел торопливой, дергающейся походкой, даже в лунной гравитации, что заставило ее на мгновение почувствовать себя Белоснежкой. Однако из досье, которое раздобыл Норман Пейси, она знала, что русский был генерал-лейтенантом в Красной Армии, где он специализировался на радиоэлектронной борьбе и мерах противодействия, и много лет после этого был экспертом по контрразведке. Он пришел из мира, настолько далекого от мира Уолта Диснея, насколько это было возможно.

«Я провел три месяца в Тихом океане, проводя испытания оборудования на борту атомного авианосца много лет назад», — заметил Соброскин. «Казалось, что невозможно попасть из любой точки в любую точку без бесконечных коридоров. Я так и не узнал, что находится между половиной этих мест. Эта база напоминает мне о ней».

«Я бы сказал, нью-йоркское метро», — ответил Хеллер.

«А, но разница в том, что эти стены моют чаще. Одна из проблем капитализма в том, что делается только то, за что платят. Поэтому он носит чистый костюм, скрывающий грязные трусы».

Хеллер слабо улыбнулась. Хорошо хотя бы, что разногласия, которые возникали за столом в конференц-зале, можно было оставить там. Все остальное сделало