Выстрел в лесу - Анелюс Минович Маркявичюс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Так вот они во всей округе и нашли трех возможных преступников, не считая еще вдовы Лапе́не, которую можно смело включить в любой черный список за ее язык, сплетни и прочие мелкие пакости. Однако все решили, что ружья у вдовы нет, стрелять она не умеет, а если бы и пальнула, то вряд ли бы попала не только в оленя, но даже в новый колхозный сеновал. Вдову оставили в покое.
Рассказы старого Суописа
Весть о гибели дорогого и редкостного обитателя заповедника быстро разнеслась по округе, обрастая всякими подробностями, былями и небылицами.
Появление в деревне сержанта милиции и инспектора по охране природы, невинные, на первый взгляд, вопросы, которые они задавали кое-кому из колхозников, сильно взбудоражили округу. И, поскольку ничего более важного в то время не приключилось, несколько дней подряд все только об этом и судачили. И, конечно же, сразу выискались такие, кто сам слыхал выстрелы, где-то что-то видел, да не придал значения.
«Отправила меня жена за коровой, я уже и кол вытащил; ну-ну, говорю, пошла, Буренка, а тут трах!.. бах!.. Вот, думаю, огольцы — нашли запал и вытворяют черт те что, еще поотрывают себе руки-ноги…»
Другой совершенно серьезно нес:
«Выхожу я, значит, за гумно, высматриваю, где крапива пореже, а тут, откуда ни возьмись, он — межой, межой… и сгинул… как сквозь землю провалился. Смотри ты, думаю, какой толстый! А это он ружье, выходит, под зипун засунул…»
«И какой леший ребятню туда занес? — удивлялся сосед, заглянув к соседу. — Была охота переться в такую даль…»
Тот втолковывал:
«Да этому, приезжему, городскому, косуль смотреть загорелось. А Суописов сынишка рад стараться…»
Сосед гневался:
«Я бы им обоим всыпал по первое число, чтоб неповадно было! Ишь приспичило!..»
Женщины вступались за ребят:
«Пустое мелешь… Станет лесник чужого бить. Где это слыхано?»
«Небось отведал бы доброго ремня, так каникулы запомнились бы!» — упорствовал тот, лишь бы не сдаваться.
«Мать-то, говорят, лечиться уехала на курорт. Куда девать мальчонку? Вот и прислала…»
«Ну, уж и лечение, — дурачился третий, — в грязище валяться! Слыхал, ванны такие есть. Разденешься догола, окунешься по горло и сиди. А как вылезешь — черный, что твой негр. И еще деньги плати за это…»
«Это ж подумать — деньги! Да приезжай ты к нам, сиди в Чертовом болоте с утра до вечера — никто с тебя копейки не возьмет. А грязь что надо! Есть захочешь, набери ягод и обратно ныряй…»
Жены одергивали разошедшихся мужчин:
«Будет вам зубы скалить! Может, женщина и вправду хворает, чужую беду не видать. А куда с ребенком подашься? У лесника ему не худо: дом — полная чаша, да и люди они хорошие, ничего не скажешь…»
Как бы там ни было, а взрослые валили всю вину на Ромаса и Алпукаса. Зато в глазах деревенских ребят они даже выросли. Прежде ими мало интересовались. Лесник жил на отшибе, и Алпукас не так уж часто бывал в деревне. За все время, что Ромас у них гостил, мальчики всего раза два заглядывали в колхоз.
Теперь ребята охотно принимали их в компанию. Ромас и Алпукас зачастили в деревню. Они всем рассказывали о происшествии в лесу. Однако время шло, рассказ приедался, а они ничего нового не выведали. Кроме того, объявились злопыхатели, которые, вторя родительским речам, то как бы про себя, то один другому, но всегда так, чтобы дошло до Ромаса с Алпукасом, с усмешкой заявляли:
«Было бы из-за чего уши развешивать! Спугнули браконьера и еще хвастаются! Подумаешь, герои нашлись!..»
И, ехидно улыбаясь, завистники отходили в сторону.
Это обижало Ромаса и Алпукаса. Подобные замечания приходилось выслушивать все чаще.
Охота наведываться в колхоз пропала. Они еще тешили себя мыслью, что сержанту и инспектору посчастливится изловить браконьера. Но, когда и те через несколько дней уехали ни с чем, ребята пришли в уныние, поняв, что спугнуть преступника было легко, а поймать не так-то просто. И все-таки они не теряли надежды напасть на след. Пусть не сейчас, пусть потом…
Дедушка, видя, что ребята бродят словно в воду опущенные, взял их под опеку: поручал им дела поинтереснее, рассказывал всякие случаи из своей жизни.
Как-то после обеда старик предложил детям:
— Пойдемте в Волчий лог за вениками?
На дедушке лежала забота о вениках — хвойных и лиственных, — чтобы было чем подметать земляной пол, просторный двор, чистить печь.
Алпукас, который уже не раз помогал дедушке ломать веники, не проявил особенной радости. Но Ромас заинтересовался. Он даже не представлял себе, что это за занятие.
Дедушка наточил ножи, прихватил проволоку, кусачки, и они отправились в Волчий лог.
Это была бугристая низина на краю леса, изрытая глубокими когда-то яминами, от которых теперь остались одни следы, поросшие орешником, причудливо изогнутыми березами и приземистыми, скрюченными соснами, с застывшими на коре шершавыми желваками смолы.
Старик выдал детям по ножу, показал Ромасу, как резать ветки, и первым, кряхтя, взобрался на сосну. Мальчики последовали его примеру. Когда на земле выросли целые кучи веток, их снесли в овражек и взялись за работу. Ромас и Алпукас отламывали тонкие, гибкие веточки, а старик подравнивал их; те, что потолще, расщеплял надвое, подгонял одну к другой и стягивал проволокой. Когда дело пошло на лад, дедушка спросил:
— А знаете, дети, почему это место зовется Волчьим логом?
Мальчики этого не знали. Алпукас настолько привык к названию, что никогда не задумывался над этим.
— Потому что здесь люди когда-то ловили волков, — объяснил дедушка.
— Как ловили, дедусь, расскажите! — стали расспрашивать мальчики.
И вот что рассказал дедушка.
Музыкант и волк
— Давным-давно, когда я под стол пешком ходил, здесь зеленел густой, дремучий бор. Там, где сейчас деревня, торчало лишь несколько избенок, а кругом шумел лес. В нем всякого зверья видимо-невидимо было, и больше всего волков. Из-за них ни в лес по грибы, по ягоды сходить, ни скотину выгнать. А зимой и во двор жаловали: то овцу из хлева, то поросенка средь бела дня унесут. Ружей мало тогда было, простому человеку запрещалось иметь ружье. Воюй чем хочешь, хоть палкой. Люди по-всякому силились избавиться от этой нечисти: ямы рыли, частоколы городили, петли ставили…
А по этому самому месту, где мы сейчас сидим, пролегал волчий тракт. Отсюда они студеными, зимними ночами шли в деревню,
