Выстрел в лесу - Анелюс Минович Маркявичюс

Сговорились люди и повыкопали кругом деревни глубокие волчьи ямы с крутыми краями, чтобы зверь не мог с разбегу выскочить; стенки жердями выложили, чтобы не разрыл. Посередке — кол, на колу — дощечка. На ночь туда кусок мяса кладут или падаль. Яму хорошенько прикрывают ветками, забрасывают мохом и уходят.

Много волков люди выловили, много серых шуб с них сняли.

Однажды в полночь шел мимо деревни гармонист. Был он крепко навеселе. Под ноги не смотрит, песни горланит, сам себе подыгрывает. А тут яма. Так и ухнул туда. Темень, только звезды в дыру заглядывают. Сообразил музыкант, куда провалился. Сидит и раздумывает: лезть — не вылезешь, высоко; кричать — не докричишься, деревня далеко. Решил прикорнуть до света. Только подложил гармошку под голову, откуда ни возьмись, волк. Учуял мясо, облизнулся, прыг… и в яму на музыканта. Музыкант до смерти перепугался. Схватил со страху гармошку и давай наигрывать. Волк ощетинился, послушал, послушал, морду задрал да как завоет, как заведет свою волчью песню — у музыканта душа совсем в пятки ушла… Ломайте, ломайте, дети, — напомнил дедушка.

Ребята спохватились, торопливо заработали ножами.

— А дальше, дальше что, дедусь?

— Съел волк музыканта?

— Пуще прежнего оробел гармонист, играть бросил. Волк зарычал, подошел и хвать его за ногу.

Завопил музыкант, дернулся — заиграла гармошка. Волк опять сидит себе, слушает. Смекнул парень, что серому нравится музыка, и пошел всякие польки, вальсы, кадрили шпарить… Отошел от испуга, и душа на место вернулась. Легкая она, Музыкантова душонка, воробьишкой порхает, оттого что живется ему легко — ни сеять, ни жать, ни лес охранять. Потому-то она и скачет то вниз, то вверх…

Уже и пот прошиб музыканта. «Дай, говорит, отдохну, будет, повеселил волка, — ни на одной свадьбе так не старался». Только бросил растягивать мехи — волк его опять за ногу…

Всю ночь они так хороводились. Умучается гармонист, выбьется из сил — волк тут же щелк!.. Играет гармонь — не трогает. Сидит и поглядывает, чисто сват на смотринах.

Утром явились люди и глаза трут — не верят: музыкант с волком в одной яме. Тот играет, этот слушает.

«Братцы! — хрипит гармонист. — Руки отваливаются, тяните меня скорей, а то ума решусь!»

Засуетились, забегали мужики. Принесли веревки, спустили в яму; музыкант обвязался…

Взялись мужики тянуть, а волк не пускает, понимает, зверюга, что ему сейчас солоно придется. Люди и так и сяк, и гнали и пугали волка — ничего не помогает. Вцепился в ногу, и ни в какую… Что ты станешь делать!..

— Выручайте, братцы! Отгрызет мне ногу! — орет музыкант.

Додумались мужики — достали вилы на длинном черенке, приперли волка к стенке, насилу вырвали чуть живого гармониста. Целых полгода отхаживали беднягу. А когда поправился — гармонь в руки не брал, смотреть на нее не мог.

Вот потому-то это место и прозвали Волчьим логом… Эй, ребята, что же вы! Так мы и до вечера не управимся.

Ходят, работают ножи, срезают березовые ветки, куча все растет, увеличивается. Славно трудятся ребята. Дедушка укладывает прутики, подгоняет один к одному, обматывает проволокой, стягивает и — чик! — откусывает кусачками. Остается только ножом подровнять с боков и сверху — и веник готов.

То-то будет он мести пол в избе, проворно летать по двору в руках у Юле субботним вечером!..

— Дедусь, еще что-нибудь расскажите, — пристают ребята. — Еще про волков… Такую же.

Старик отнекивается:

— Не знаю больше, последняя была.

— Знаете, дедусь, знаете, где там последняя!

— Ну ладно, слушайте.

Медведь настоятель

— Выдалась в нашем краю холодная-прехолодная зима. Студеная, снежная — холмами сугробы намело, дома и леса занесло. По утрам людей пот прошибал, пока откопают двери избы, хлев, колодец… Млеет в озерах рыба; звери, птицы в лесах от бескормицы гибнут. Трещат на морозе деревья, словно из ружей стреляют, лед на реках лопается, будто пушки палят. Гремит, грохочет кругом. Четыре месяца не отпускала стужа.

А волков по лесам развелось тьма-тьмущая. Сначала приходили по ночам, потом средь бела дня ломиться стали. Людям проходу нет: в лес шагу не ступи — мигом волки разорвут… Да-а, тяжелая зима выдалась…

Ехал однажды из местечка человек. Уже и опушка видна, и деревня близко, вдруг смотрит: волки медведя треплют — только шерсть клочьями. Подхлестнул человек лошадей, хочет стороной прошмыгнуть. А медведь завидел сани, вырвался от волков и топ-топ к человеку, кувырк-кувырк в розвальни. Лошади, почуяв зверя, как рванут, как понесут! Заливаются звонкие бубенцы, гудит дорога под копытами; летит пена со взмыленных лошадей, пот в три ручья струится…

А волки следом рычат, подвывают, зубами щелкают: подавай сюда мишку, лошадей давай, человека — всё сожрем, косточек не оставим!

Сидит мужичок спина к спине с медведем ни жив ни мертв, только смотрит, чтобы на раскате сани не закинуло — всем тогда каюк: глазом моргнуть не успеешь, как волки слопают.

А тут еще матерый вожак кинулся наперерез. Лошади — на дыбы и стали возле придорожного креста. Топчутся, вскидываются, храпят — нет пути. А стая рвется в розвальни, зубами щелкает, скалит голодные пасти… Дело плохо. Медведь прыг из саней, выворотил крест, вскочил обратно в розвальни — там, вишь, отбиваться ловчей — да как примется крестить волков, как начнет молотить! У тех только челюсти трещат, зубы, как горох, сыплются… Вожак тоже к саням сунулся — своим помогать. Лошади видят — путь свободен, взяли вихрем с места и понесли во весь опор…

Так и ворвались в деревню. Волки струсили, отстали. На дороге бабы попались. Глядят, — упряжка взмыленная, в розвальнях мишка с крестом. Подумали, ксендз-настоятель в медвежьей дохе спешит к больному с причастием, и давай кланяться.

Медведь понял, что опасность миновала, соскочил с саней, поклонился человеку — запомнил, как бабоньки ему самому кланялись, — и давай бог ноги. Только его и видели…

Веники связаны. Целая гора, и березовые — гибкие, ладные, и хвойные — взлохмаченные, колючие.

Вкусный хлеб выпекут в печи, заметенной смолистым веником. Душистый!..

Заслужили его ребята.

Бой у родника

Время делало свое; случай в заповеднике забылся, разговоры улеглись. В избе Суописов посветлело.

Юрас пропадал в лесу целыми днями. Дедушка и Марцеле занимались хозяйством. Ребята пристрастились к рыбалке: с утра или под вечер они отправлялись с удочками к озеру, задерживаясь по пути на речке, чтобы попытать счастья у омута.

Журавль и кот были очень довольны