Сады Луны - Стивен Эриксон

Взгляд Раллика стал твёрдым.

— Вот уж не знал, что Мурильо — такой болтун, — заметил он.

Незнакомец покачал толовой.

— Твой товарищ ничего не выдал. Как и ты сам. Это всё Угорь. Итак, что тебе нужно?

— Ничего.

— Хорошо. — Незнакомец кивнул, словно ожидал этого ответа и остался им удовлетворён. — Так уж вышло, что усилия Тюрбана Орра относительно некой прокламации… столкнулись с препятствиями. Перманентного характера. Угорь хочет поблагодарить тебя за невольное соучастие в этом деле. Тем не менее советник измышляет иные пути. За ним пристально следят. Так мы и выяснили то важное обстоятельство, которое Угорь велит сообщить тебе. Прошлой ночью под Деспотовым барбаканом Тюрбан Орр встретился с представителем Гильдии убийц — наверняка ему пришлось немало потрудиться для этого, ведь в последнее время твоих коллег очень непросто найти. Как бы там ни было, Тюрбан Орр предложил контракт. — Незнакомец подождал, пока потрясённое выражение покинет лицо Раллика, а затем продолжил: — Предложил Тюрбан Орр, как я и сказал, однако не он — заказчик. По сути, госпожа Симтал решила, что смерть Колла должна стать истиной на самом деле, а не только на бумаге.

— Кто?!? — прохрипел Раллик. — Кто говорил с ним?

— Сейчас скажу. Во-первых, контракт принят, ибо цену назвали значительную. Исполнителям известно, что Колл сейчас находится за пределами Даруджистана. И они ждут лишь его возвращения.

— Имя убийцы?!

— Оцелот. — Незнакомец поднялся. — Угорь желает тебе успеха во всех начинаниях, Раллик Ном. Так заканчивается послание. Доброго вечера. — Он повернулся и направился к выходу.

— Постой.

— Да?

— Спасибо, — сказал Раллик.

Незнакомец улыбнулся и ушёл.

Убийца занял его стул и облокотился на стену. Помахал Салти, у которой наготове уже стояли кувшин с элем и кружка. Девушка поспешила к столу. Вслед за Салти — куда более неспешно — подошли Ирильта и Миза. Без лишних слов обе уселись и опустили на столешницу собственные кружки.

— Ну, раз уж все ещё дышат, — сказала Ирильта, поднимая свой эль, — за то и выпьем.

Миза поддержала тост, и обе женщины выпили. Миза склонилась над столом.

— Как там Крупп и мальчик?

Раллик пожал плечами.

— Может так получиться, что, когда они вернутся, меня здесь не будет, — сообщил он. — Передай Мурильо, чтобы продолжал, если не появлюсь или если… произойдёт что-то другое. И если это случится, скажи ему, что у нашего клиента глаза открыты. — Раллик наполнил кружку и тут же осушил одним глотком. Поднялся. — Удачи мне не желайте.

— Тогда — успеха? — На широком лице Мизы застыло встревоженное выражение.

Раллик резко кивнул. Затем развернулся и вышел из таверны.

Аномандр Рейк что-то скрывал. Барук окончательно уверился в этом, мрачно глядя на огонь в камине. В правой руке алхимик сжимал кубок с козьим молоком, а в левой — большой кусок даруджийской лепёшки. Почему тисте анди позволил имассу войти в курган? Он уже задал этот вопрос Владыке Луны, который сидел рядом, но ответа пока не дождался.

Вместо этого Рейк окинул алхимика взглядом, полным возмутительного самодовольства. Барук откусил кусочек лепёшки. Хруст прозвучал очень громко в застывшей между собеседниками тишине. Рейк вытянул ноги и вздохнул.

— Неподходящее время для трапезы, — заметил он.

— В последние дни ничего не происходит в подходящее время, — отшутился Барук и отпил немного молока.

— Я не подозревал, что Опонны и Властитель Тени тоже включились в борьбу, — сказал Рейк.

Барук почувствовал на себе взгляд Владыки Луны, но продолжал смотреть в огонь.

— Я получал намёки на влияние Опоннов, — проговорил алхимик, — но — ничего определённого.

В ответ Рейк только фыркнул. Барук выпил ещё молока.

— Ты держишь свои предчувствия за пазухой, у самого сердца. Я делаю то же самое.

— Это нам ничего не даёт! — прошипел Рейк.

Алхимик повернулся в кресле, чтобы посмотреть на тисте анди.

— Твои вороны видели, как женщина и имасс вошли в курган. Ты по-прежнему считаешь, что они не преуспеют?

— А ты? — парировал Рейк. — Если память мне не изменяет, это ты так думал, Барук. Что до меня, то в целом, мне всё равно, преуспеют они или нет. В любом случае будет бой. Судя по всему, ты надеялся избежать сражения. Совершенно очевидно, мудрость подводит тебя в том, что касается Малазанской империи. Ласиин знает лишь один язык — язык силы. Она не станет обращать внимания на скрытые силы, но, лишь только они явятся на поверхности, ударит всем, что есть в распоряжении.

— А ты лишь этого и ждёшь, да? — Барук скривился. — Пусть гибнут города. Пусть гибнут тысячи людей. Но тебе же всё равно, Аномандр Рейк, не так ли? Всё равно, если в конце концов ты победишь.

На тонких губах тисте анди заиграла сухая усмешка.

— Оправданное предположение, Барук. Тем не менее в данном случае Ласиин хочет получить Даруджистан неповреждённым. Я не собираюсь этого допустить. Однако уничтожить город из одного лишь противоречия было бы слишком просто. Я мог бы сделать это несколько недель назад. Нет, я желаю, чтобы Даруджистан остался таким, как есть. Неподвластным Ласиин. Вот это, алхимик, и называется «победа». — Он взглянул на Барука серыми глазами. — В противном случае я бы не искал союза с тобой.

Алхимик нахмурился.

— Если только ты не задумал предательство.

Некоторое время Рейк молчал, разглядывая сложенные на коленях руки.

— Барук, — тихо сказал он, — всякий опытный военачальник знает, что предательство порождает измену. Когда совершено предательство — неважно, против врага или союзника — оно становится законным для всех, подвластных тебе, от последнего рядового, который мечтает стать генералом, до ближайших советников, телохранителей и офицеров. Мой народ знает о нашем союзе, алхимик. Если я предам тебя, недолго мне оставаться Владыкой Семени Луны. И вполне справедливо.

Барук улыбнулся.

— И кто же способен потягаться силами с тобой, Рейк?

— Каладан Бруд, например, — незамедлительно ответил Рейк. — Ещё остаются четверо моих магов-убийц. Даже Силана, что обитает в пещерах Луны, может пойти на то, чтобы свершить надо мной суд. И я могу назвать других, Барук, многих других.

— Так тебя удерживает страх, Сын Тьмы?

— Этот титул используют дураки, которые полагают, будто мне следует поклоняться. Мне он не по нраву, Барук, и я более не желаю его от тебя слышать. Говоришь, меня удерживает страх? Нет. Страх обладает великой силой, но она не сравнится с тем, что движет мною. С долгом. — Владыка Луны не сводил глаз с рук, которые перевернул ладонями вверх, но цвет радужки снова изменился, стал серовато-коричневым. — У тебя есть долг перед родным городом, Барук. Он гонит тебя, придаёт тебе форму. Сие чувство ведомо и мне. Семя Луны укрывает последних тисте анди в этом мире. Мы умираем, алхимик. Ни одно призвание или великое дело, кажется, не в силах вернуть моему народу вкус к жизни. Я пытаюсь, но умение воодушевлять никогда не было моим коньком. Даже эта Малазанская империя не сумела вынудить нас встать и защищаться — до тех пор, пока было куда бежать. И мы продолжаем умирать на этом континенте. Хорошо, по меньшей мере, что здесь мы гибнем от меча. — Руки Рейка соскользнули с коленей. — Представь, что твой дух умирает, а тело продолжает жить. Не десять лет, не пятьдесят. Тело продолжает жить пятнадцать, двадцать тысяч лет. — Рейк быстро поднялся. Он посмотрел на Барука, и от улыбки тисте анди сердце алхимика словно пронзил кинжал. — Поэтому меня удерживает долг, но долг этот — пуст и лишён смысла. Довольно ли этого, чтобы сохранить тисте анди? Просто сберечь их? Поднять Семя Луны в небеса, где мы будем жить дальше, безо всякого риска, в полной безопасности? Что же тогда я стану сохранять? Историю, особое мировоззрение. — Рейк пожал плечами. — История закончилась, Барук, и мировоззрение тисте анди зиждется на стоическом равнодушии и тихом, пустом отчаянии. Стоит ли сохранять для мира такие дары? Сомневаюсь.