ТРАГЕДИЯ 22 июня: БЛИЦКРИГ ИЛИ ИЗМЕНА? - Арсен Мартиросян

Нет, происхождение «флангового синдрома» у Тухачевского было вызвано явно чем-то иным. И, очевидно, есть смысл повнимательней приглядеться к ситуации того времени.

Вторая половина 20-х гг. прошлого века ознаменовалась резким нарастанием угрозы вооруженного нападения на СССР консолидированными силами Запада, в т. ч. и при наметившейся тогда тенденции к координации таких потуг с Японией.

С другой стороны, это было и то самое время, когда даже далекий от советских экспериментов известный французский писатель первой половины ХХ в. Анри Барбюс и то заметил, что оппозиция в СССР впервые после Октября 1917 г. разворачивается методично, агрессивно и по единому плану[572]. Троцкий, к примеру, именно тогда говорил о том, что-де надо брать власть тогда, когда враг в 80 км от столицы![573]

…Сразу же отметим, что основополагающая причина всего этого заключалась в том, что откровенно отринувший курс на «мировую революцию» Сталин, опираясь на здравомыслящее ядро своих сторонников, провозгласил тогда курс на строительство социализма в одной отдельно взятой стране, в рамках которого центральное место занимала индустриализация страны. По сути дела он взял курс на деленинизацию, чего ему никак простить не могут, особенно на Западе, который тут же и отреагировал — не для того он крушил еще царскую Россию, чтобы обрести нового мощного и к тому же никак не управляемого извне гиганта на Востоке.

В ход пошли и Локарно, и т. н. «золотая блокада», когда Запад отказался что-либо продавать СССР, особенно промышленное оборудование для производства средств производства, за золото или валюту, но только за зерно, в результате чего в СССР был откровенно спровоцирован т. н. «хлебный кризис». Дело в том, что в условиях НЭПа прознавшие об этом крестьяне, особенно кулачье и середняки, отказывались продавать государству зерно, товарность которого, к слову сказать, по сравнению с царской Россией была значительно ниже, и резко вздули цены на зерно на внутреннем рынке, угрожая фактически голодом, особенно городскому населению[574].

Это до крайности обострило внутреннюю социально-экономическую и политическую обстановку в стране. Планы индустриализации оказались под угрозой: нет зерна — нет закупок промышленного оборудования, нет последнего — нет производства средств производства, в т. ч. и для села, а также предметов потребления, в т. ч., и для села — нет зерна… Далее круг, естественно. А в качестве альтернативы предлагался либо всеобщий бунт, либо превращение СССР в аграрно-сырьевой придаток Запада.

И не случайно, что вся эта внутрисоюзная оппозиционная сволочь активно зашевелилась именно в это время — в мутной воде острейшего кризиса легче ловить иудины тридцать сребреников с Запада…[575]

На самого Тухачевского (как и в целом на вояк) именно с 1926 г. уже и из-за границы стали поступать сигналы о том, что он имеет отношение к некоей формирующейся в СССР «военной партии» оппозиционно настроенной к центральной власти[576].

Всем «традиционно» склонным услышать в этом эхо операции «Трест», в рамках которой Лубянка с личного согласия Тухачевского легендировала его причастность к вымышленной подпольной антисоветской организации, спешу сообщить, что хотя и неизвестно, по чьему конкретно приказу, но тем не менее с января 1924 г. имя Тухачевского было выведено из этой операции (по документам операции «Трест» действительно непонятно, кем было отдано такое распоряжение)[577]. К тому же следует иметь в виду, что Лубянка на всех стадиях операции «Трест» весьма жестко контролировала прохождение и распространение продвигавшейся ею дезинформации якобы из военных кругов СССР и потому четко знала, что конкретно известно соответствующим заинтересованным силам на Западе, в т. ч. и генеральным штабам западных стран, и даже то, как эта «деза» распространяется между ними[578]. По этим материалам четко видно, что нет даже и тени намека на что-либо похожее на то, что стало поступать из-за границы, начиная с 1926 г., и потому придется вспомнить, особенно если предварительно учесть, что сигналы стали поступать именно из Германии, что туда же, в Германию, и в начале того же 1926 г. для лечения своего «бесценного для мировой революции» здоровья выезжал Лейба Давидович Бронштейн-Троцкий[579] — главный «апостол» влияния германского рейхсвера на РККА вплоть до 1925 г. включительно…

…Откровенно говоря, некоторые события 1926 г. действительно способны вогнать в оторопь. Посудите сами. Во-первых, Троцкий (вместе с женой) выехал в Германию почему-то нелегально, хотя по известности и узнаваемости он был на одном уровне с Лениным, и его, конечно же, прекрасно знали за рубежом. Это тем более странно, что в то время Троцкий возглавлял Главконцеском — основное учреждение, через которое в СССР поступали т. н. «иностранные инвестиции» для еще существовавшей тогда политики НЭПа[580]. Во-вторых, не менее странно и то, что почему-то в этой поездке его сопровождал ответственный сотрудник ИНО ОГПУ Исидор Вольфович Мильграм — вдребезги засвеченный перед западными контрразведками советский разведчик (в 1925 г. под именем Оскара Миллера был арестован в Греции, где просидел в контрразведке свыше трех месяцев, а до этого, в 1922 г., был расшифрован голландской контрразведкой как советский разведчик в составе советской делегации на Гаагской международной финансово-экономической конференции, которая проходила с 15 июня по 19 июля 1922 г.; он вообще был известен в Западной Европе как активный коммунистический функционер)[581]. Это тем более странно, что всего-то шесть лет назад, во время не столько даже бесславного, сколько авантюрного по бессмысленности похода на Варшаву, Мильграм был ответственным сотрудником разведки Западного фронта, которым командовал Тухачевский[582]. И, в-третьих, окончательно на грань ступора поставит тот факт, что именно в 1926 г. ОГПУ сочло целесообразным выделить в особое производство специальное наблюдательное «дело Тухачевского» для агентурного наблюдения за «кружком бонапартистов», бесспорным лидером которого, по многолетним данным ОГПУ, и являлся Тухачевский[583].

Едва ли все эти события не имели между собой единой связующей нити. Скажем даже больше. 1926 г. предшествовал, как известно, 1925 г. с его Локарнскими соглашениями, о которых говорилось выше. Так вот, кто бы объяснил вразумительно, почему как только Запад нацеливался на организацию очередной войны против СССР, в Советском Союзе того времени в активное состояние приходило вся оппозиционная нечисть?! Почему это столь четко совпадало с Планом Перманентной Мировой войны, сценарий которой четко предусматривал разработанный еще К. Маркони и Ф. Энгельсом крайне разрушительный тандем двух механизмов уничтожения: войны как таковой и внутреннего бунта в розных формах (от социальной революции до государственного переворота)?!

Всего-то через пару лет, когда Троцкий «поправлял» свое здоровье уже в ссылке в Алма-Ате, в одном из посланий своим единомышленникам — «Письме к друзьям от 21 октября 1926 г. — он написал, что «в СССР может сложиться военный заговор и армия может положить конец большевистскому режиму»[584]. Во «логика» была у беса мировой революции? Как будто не он участвовал в насаждении этого режим?! Ирония, конечно, иронией, но настоящая логика в этом была — Троцкий, миль пардон, был еще та «штучка», еще тот «ящик Пандоры», с третьим дном… Дело в том, что за этой, внешне вроде бы бессмыслицей — «положить конец большевистскому режиму», хотя ведь сам же участвовал в его насаждении, — крылась серьезнейшая геополитическая подоплека: «большевистский режим» — это именно то, что еще со времен Гражданской войны ассоциировалось с имперски ориентированным патриотическим, великодержавным крылом в компартии, которое изначально выступало за территориальную целостность России (едва ли не полностью в рамках границ бывшей царской империи) и ее возрождение на новых началах и принципах. Лидерам этого режима и был Сталин. А вот планировавший свергнуть этот режим Троцкий был таким же общепризнанным лидером, но «интернационально-космополитического» крыла в компартии, основной костяк которого составляла шайка прибывших с Лениным в знаменитом «запломбированном» вагоне марксистских доктринеров, для которых вся суть их существования заключалась в международном бандитизме под лозунгам «Даешь мировую революцию!»…

Сложив все это и получив весьма интересное «уравнение» следующего вида — «нарастание угрозы вооруженного нападения на СССР с Запада и Востока + агрессивная активизация внутренней оппозиции + выезд Троцкого на лечение в Германию + начало поступления сигналов из Германии же в том же 1924 г. о некой «военной партии» и причастности к ней Тухачевского + вопли Троцкого от 1927 г. о том, когда надо брать власть + его же, Троцкого, письмо от 1928 г., в котором уже открыто говорится о возможности заговора военных, — нам ничего не останется, как вспомнить, точнее, обратить более пристальное внимание, что «фланговый синдром»-то у Тухачевского начал проявляться в бытность его на посту главы Штаба РККА, кресло которого он занял в ноябре 1925 г. после возвращения со стажировки в Германии.