Дьюма-Ки - Стивен Кинг

Джон Истлейк кричит… кровь хлещет из носа и одного глаза…

Я, как зачарованный, уставился на эту картину. Акварель ребенка, выполненную с дьявольским мастерством. Изображенный на ней мужчина обезумел от ужаса, горя, или от того и другого.

– Господи, – выдохнул я.

– Еще одна картина, мучачо, – услышал я Уайрмана. – Только одна.

Я поднял картину с кричащим мужчиной. Лист с высохшими акварельными красками затрещал, как кости. Под кричащим отцом лежал корабль, и это был мой корабль. Мой «Персе». Элизабет нарисовала его в ночи, и не кисточкой – я видел отпечатки детских пальчиков в разводах серого и черного. На этот раз ее взгляд пробил маскировочную завесу «Персе». Доски потрескались, паруса провисли и зияли дырами. Вокруг корабля, синие в свете луны, которая не улыбалась и не выстреливала счастливые лучи, из воды торчали сотни рук скелетов. И руки эти, с которых капала вода, салютовали стоящему на юте бесформенному бледному существу – вроде бы женщине, одетой в какую-то рванину, то ли широкий плащ, то ли саван… то ли мантию. И это была красная мантия, моя красная мантия, но нарисованная спереди. Три пустых глазницы зияли в голове, ухмылка растянулась шире лица в безумном смешении губ и зубов. Этот рисунок был куда страшнее моих картин «Девочка и корабль», потому что Элизабет разом докопалась до самой сути, не дожидаясь, пока разум осмыслит увиденное. «Это и есть жуть, – говорил рисунок. – Это и есть жуть, которую мы боимся найти затаившейся в ночи. Смотрите, как она ухмыляется под светом луны. Смотрите, как утопшие приветствуют ее».

– Господи, – повторил я и повернулся к Уайрману. – Как думаешь, когда? После того, как ее сестры?..

– Наверняка. Наверняка таким способом она пыталась справиться с трагедией, или ты не согласен?

– Не знаю. – Какая-то моя часть пыталась подумать об Илзе и Мелинде, другая, наоборот, старалась о них не думать. – Не знаю, как ребенок… любой ребенок… мог такое создать.

– Память рода, – ответил Уайрман. – Так бы сказали юнгианцы.

– А как я нарисовал этот же самый гребаный корабль? Может даже, и это самое существо, но только со спины? Есть у юнгианцев какие-то теории на этот счет?

– Элизабет не назвала свой корабль «Персе», – заметил Джек.

– Ей же было всего четыре года. Сомневаюсь, чтобы название что-то для нее значило. – Я подумал о ее более ранних картинах, на которых кораблю удавалось прятаться за белой красотой. – Особенно когда она наконец-то увидела, какой он на самом деле.

– Ты говоришь так, словно корабль реальный, – заметил Уайрман.

Во рту у меня пересохло. Я пошел в ванную, набрал стакан воды, выпил.

– Не знаю, верю я в это или нет, но у меня есть главное житейское правило, Уайрман. Если один человек что-то видит, это, возможно, галлюцинация. Если видят двое, то шансы на то, что это реальность, возрастают многократно. Элизабет видела «Персе», и я его тоже видел.

– В вашем воображении, – напомнил Уайрман. – Вы видели его в вашем воображении.

Я наставил палец на лицо Уайрмана.

– Ты знаешь, на что способно мое воображение.

Он не ответил – только кивнул. И сильно побледнел.

Вмешался Джек:

– Вы сказали: «Однажды она увидела, какой он на самом деле». Если корабль на этой картине реальный, тогда что он такое?

– Думаю, ты знаешь, – ответил ему Уайрман. – Думаю, мы все знаем; этого чертовски трудно не понять. Просто боимся сказать вслух. Давай, Джек. Бог ненавидит труса.

– Ладно, это корабль мертвых, – бесстрастно прозвучал голос Джека в моей чистой, ярко освещенной студии. Он поднял руки, медленно прошелся пальцами по волосам, отчего они взъерошились еще сильнее. – Но вот что я вам скажу. Если именно это приплывет за мной в конце жизни, я бы предпочел вообще не рождаться.

х

Толстую стопку рисунков и акварелей я отодвинул в сторону, довольный тем, что более не вижу двух последних. Потом посмотрел на то, что тяжелым грузом лежало под рисунками.

Боезапас пистолета для подводной охоты. Я достал один из гарпунов. Длиной около пятнадцати дюймов, довольно тяжелый. С древком из стали, не алюминия (я не знаю, использовался ли алюминий в начале двадцатого века). На рабочем конце к острию сходились три лезвия – потускневших, но выглядевших острыми. Я коснулся одного пальцем, и на коже тут же появилась крошечная капелька крови.

– Вам нужно его продезинфицировать, – встревожился Джек.

– Да, конечно, – ответил я. Поднял гарпун, повернулся к послеполуденному солнцу. Блики забегали по стенам. Короткий гарпун обладал устрашающей красотой. Такое определение приберегают исключительно для эффективного оружия. – В воде он далеко не полетит. Слишком тяжелый.

– Как бы не так, – возразил Уайрман. – Гарпун выстреливается пружиной и сжатым углекислым газом из баллончика. Так что начальная скорость приличная. И в те времена дальность не требовалась. Залив кишел рыбой, даже вблизи берега. Когда Истлейк хотел кого-нибудь подстрелить, он обычно это делал в упор.

– Меня удивляют эти наконечники.

– Меня тоже, – кивнул Уайрман. – В «Эль Паласио» с десяток гарпунов, считая те четыре, что на стене в библиотеке, но таких там нет.

Джек вернулся из ванной, принес пузырек перекиси водорода. Взял гарпун, который я держал в руке, присмотрелся к наконечнику с тремя лезвиями.

– Что это? Серебро?

Уайрман соорудил из большого и указательного пальца пистолет и направил на Джека.

– Карты можешь не показывать, но Уайрман думает, что ты сорвал банк.

– А вы этого не поняли? – спросил Джек.

Мы с Уайрманом переглянулись, вновь повернулись к Джеку.

– Вы, похоже, смотрите не те фильмы, – пояснил он. – Серебряными пулями пользуются, когда нужно убить оборотня. Я не знаю, эффективно ли серебро против вампиров, но, очевидно, кто-то думал, что да. Или надеялся, что окажется эффективным.

– Если ты предполагаешь, что Тесси и Лаура Истлейк – вампиры, – заметил Уайрман, – то жажда мучила их с тысяча девятьсот двадцать седьмого года, так что теперь им чертовски хочется пить. – И он посмотрел на меня, рассчитывая на поддержку.

– Думаю, в словах Джека что-то есть. – Я взял пузырек с перекисью, заткнул горлышко пораненной подушечкой пальца, несколько раз встряхнул пузырек.

– Мужской закон[168], – поморщился Джек.

– Нет, если, конечно, ты не собираешься это пить, – ответил я, и через мгновение мы с Джеком расхохотались.

– Что? – спросил Уайрман. – Я не понял.

– Не важно. – Джек все улыбался. Потом лицо его стало серьезным. – Но ведь вампиров не существует, Эдгар. Могут быть призраки, с этим я соглашусь – думаю, большинство верит, что призраки могут быть – но не вампиры! – Тут он просиял, словно в голову пришла блестящая мысль. – Кроме того, только вампир может сделать человека вампиром. А близняшки Истлейк утонули.