От крушения Пражской весны к триумфу «бархатной» революции. Из истории оппозиционного движения в Чехословакии (август 1968 – ноябрь 1989 г.) - Элла Задорожнюк

Подобная стратегия исходила из того, что съезду предстояло стать не предпосылкой «нормализации», а ее итогом, результатом «успешного решения задач», не расходившихся с этой стратегией. «Ультиматумы», отмечалось в документе, приведут к «возникновению нового кризиса». Далее демагогически утверждалось, что «нет причин создавать вокруг вопроса о сроках проведения выборов атмосферу нервозности и давления, которые в реальности лишь осложнили бы их подготовку»[162].

Оппозиции был послан сигнал: если съезд и состоится, то лишь под диктовку «здоровых сил», которые все еще находились в стадии «консолидации» и какой они примут вид – оставалось только догадываться. Зато существование такой оппозиции, которая могла бы влиять на сроки созыва съезда и, более того, настаивать на уже становившемся крамольным требовании создания чешской компартии, проведения выборов и т. п., уже не предполагалось.

Проект постановления от 5 февраля 1969 г. не обошел и ряда конкретных вопросов. Говорилось, что решения декабрьского пленума, нацеленные на экономическую сферу, тормозились кампанией вокруг Й. Смрковского; осуждались попытки использовать чувства, вызванные трагическим актом Яна Палаха; отвергалась пропаганда забастовок и других открытых форм протеста. Подчеркивалось, что в Словакии появились попытки злоупотребления в политических целях религиозными чувствами людей[163]. Тем самым в партийном документе невольно отражалась картина широкого социального недовольства в стране, а также имелись обобщенные суждения о том, что ситуация может усугубляться.

Проект указывал на «большую опасность» лозунгов «о так наз. народном движении», о «всенародном движении в защиту демократического социализма», которые появились в связи с ноябрьской забастовкой студентов. Забастовка, утверждалось в документе, «вылилась в стремления заключать политические соглашения о координированных действиях различных организаций вне существующей политической системы, выносить эти платформы на предприятия, организовывать в их поддержку публичные собрания и акции, выступая на них против партии и ее политики»[164]. Взяв эти названия из оппозиционных органов печати («Репортер», № 4/1969 и «Листы», № 4/2), документ зафиксировал и момент «первой фазы перехода от спонтанности к определенной организованности, а затем, несомненно, и от акций оборонительных к наступательным». В частности, подчеркивалась опасность лозунга «профсоюзы без коммунистов»[165], а также то, что события после гибели Палаха свидетельствовали об организованных и скоординированных акциях общегосударственного масштаба[166]. Собственно, этого как раз больше всего и опасались власти.

Наконец, в проекте постановления констатировалось, что многие выступления «исходят из концепций, которые имеют иные идейно-политические корни, нежели марксистско-ленинская концепция построения социализма». Это зазвучало как предостережение не только сторонникам «социализма с человеческим лицом», но также и тем, кто «прятал» за этим лицом, образно говоря, «вражескую личину».

Указанные трактовки показывают, какой характер стали приобретать задачи политической «консолидации», в ходе которой предполагалось формировать необходимые политические предпосылки для проведения общегосударственного съезда партии, съезда ее чешской национально-территориальной организации и выборов. Документ включал и другие подобного рода требования, что говорило о сохранении некоторого влияния коммунистов-реформаторов. Консерваторы пока еще не решались окончательно выхолостить из него реформаторские веяния, но свою линию обозначили с достаточной определенностью. Документ свидетельствовал, что уже к весне 1969 г. инициативы Дубчека и других коммунистов-реформаторов были обречены на неудачу, а оппозиция в рамках легальности – на отступление и поражение. Их противниками разыгрывалась карта угрожающего кризиса и превращения оппозиции в некое пугало.

Тем более что солидарность рабочих и студентов начинала приобретать угрожающий для власти характер. Вполне объяснимо, что уже в марте 1969 г. Бюро ЦК по Чешским землям выразило обеспокоенность ростом числа договоров и координационных комитетов. По мере упрочения «режима нормализации» договоры начали все чаще принимать оборонительный характер. В постановлении общего собрания представителей пражских заводов и студентов от 16 апреля 1969 г. в пункте 3 говоритс я: «В с лу чае преследований кого-л ибо из представителей рабочих и студенческого движения, прогрессивных политиков, журналистов, работников культуры и науки рабочие и студенты будут выступать вместе в их защиту»[167].

Вместе с тем в ряде договоров стали проявляться и моменты отступления. Так, некоторые профсоюзы изъяли из текста Договора с профсоюзами металлообрабатывающей промышленности ряд самых радикальных формулировок[168]. В частности, исчезло упоминание об успешном сопротивлении народа Чехословакии вторжению и требование прекратить политику уступок внешнему давлению.

Можно сказать, что период до смещения Дубчека и прихода к власти Гусака характеризовался не только легальными формами сопротивления, но и готовностью высших властей к диалогу с оппозиционно настроенной частью общества, в первую очередь со студентами. Как следует из документов, готовность идти на подобный диалог демонстрировали не только коммунисты-реформаторы (Дубчек и др.), но и Гусак со своими приверженцами (Цолотка и др.).

Еще в январе 1969 г. профсоюзы включились в подготовку закона о предприятии, важнейшей составной частью которого явилось определение полномочий советов трудящихся (заводских или рабочих советов). К марту 1969 г. их количество достигло 500[169]. Однако Черник отказался от данного им ранее обещания представить проект закона не позднее конца первого квартала 1969 г. Участники проходившего 4–7 марта 1969 г. VII [170] съезда профсоюзов в принятой резолюции открыто выразили несогласие с изменением этих сроков. Съезд принял следующие документы: Хартию чехословацкого профсоюзного движения с требованием продолжения намеченных Программой действий экономических реформ; Программу Революционного профсоюзного движения, а также документ «К вопросу о советах трудящихся», в котором намечались перспективы развития системы самоуправления на предприятиях. Кроме этого на профсоюзном съезде его делегаты – рабочие-металлисты приняли проект письма, которое адресовалось советским профсоюзам, а также предпринимались попытки выдвижения кандидатуры Й. Смрковского на пост председателя Центрального совета Революционного профсоюзного движения Чехословакии[171].

Дискуссия на съезде носила ярко выраженный политический характер, а большинство его делегатов безоговорочно поддержало послеянварский курс на демократизацию. Обвинения Гусака и его приверженцев в адрес «антисоциалистических сил», которые якобы злоупотребляли гражданскими свободами, были признаны несостоятельными. Профсоюзы внесли в резолюцию съезда пункт о расширении гражданских прав, чтобы «каждый трудящийся мог свободно выражать свои взгляды». В связи с этим предполагалась защита СМИ со стороны общества и требование предоставления реальной свободы журналистам в их деятельности. Хартия чехословацкого профсоюзного движения в качестве политического инструмента борьбы в защиту демократии утвердила право на забастовку. Студенты могли гордиться: многие их пожелания и предложения принимались рабочими в качестве своих. Председателем ЦСП был избран К. Полачек, державший дистанцию от «здоровых сил» в КПЧ.

Естественно, что Москву и «здоровые силы» внутри КПЧ такая смычка учащихся и трудящихся не могла не настораживать. Кремль посылал сигналы о том, что забастовки в странах социализма – анахронизм, а если они возможны при «социализме с человеческим лицом», то таковой тоже надо отправить в прошлое.

Важно отметить внимание к событиям весны 1969 г. и со стороны Запада. Так, уже в ходе работы VII съезда профсоюзов федеральный министр внутренних дел Я. Пелнарж, со ссылкой на оценки положения в Чехословакии сотрудника госдепа США, предложил 4 марта Президиуму ЦК КПЧ предпринять решительные действия. Их необходимость диктовалась тем, что в Чехословакии «СССР не допустит дальнейшего роста сопротивления и эвентуально снова вмешается»[172], Америка же этому воспрепятствовать не сможет. Действительно, если были введены войска, то не для наблюдения же за тем, что происходит, а для того, чтобы происходило так, «как надо». Политической воле народа и части высшего руководства тем самым ставились очевидные жесткие пределы.