Владимир Красно Солнышко. Огнем и мечом - Наталья Павлищева

Кто-то осторожно поинтересовался:

— А Велес?

— Что Велес? Он останется где стоял, там удобней. Истукана подновить, он что-то растрескался на солнце. А Перуну истукана поставим среброглавого и златоусого!

Возражений не было, да и что противиться, если князь доброе дело задумал. Давно в Киеве хорошего капища не было, князь Олег еще ставил. Многое порушено, пора обновить. А что Перуна во главе ставит, то не беда, Перун, он для всех главный.

Кто-то из волхвов попробовал сказать, что, мол, других с их богами из Киева гнать бы, прежде всего христиан… Глаза Владимира стали бешеными:

— Гнать?! К чему? У каждого свои боги, каким веришь, те и помогают. Русичи всегда терпимостью отличались, даже при бабке Ольге хоть христиан и привечали, а наших богов не трогали.

Он не услышал, как старый кудесник пробормотал, что княгиня требище и порушила, а греки со своей верой кого угодно из Киева выживут, если им волю дать.

Капище сделали согласно княжьей воле. В центре встал златоусый и среброволосый Перун. Его окружали именно те идолы, о которых Владимир говорил волхвам. В кругах в любую погоду день и ночь горели костры. Киеяне обрадовались капищу, особенно первое время от подношений не было видно самих костров. Постепенно привыкли и большие жертвы приносили только в праздники или по делу.

Первая жена Владимира Аллогия, которую тот, как и полочанку, сначала взял силой, а потом объявил женой, недолго прожила на новом месте. Где-то сильно озябла, занедужила и в одночасье сгорела. Сильнее всех о княгине горевал Олав Трюггвасон, тот искренне почитал ее за мать.

Старшей княгиней осталась Рогнеда, у нее были два сына от Владимира, не считая умершего в младенчестве Мстислава. Сына Натальи Святополка, рожденного от двух отцов, Владимир, хотя и признал своим, но особо не жаловал. Рогнеда чувствовала себя уверенно, князь уже перестал навещать свою третью жену Наталью, а сама полочанка снова тяжела, и снова сыном! Кто может потягаться с женщиной, рожающей сыновей и при этом остающейся красавицей? Никто — была убеждена Рогнеда и… жестоко ошиблась. Не успела она родить Всеволода, как князь снова доказал, что волен делать что пожелает.

Гудочники старались вовсю, скоморох с огненно-рыжими, давно не чесанными космами, торчащими во все стороны, выкрикивал охрипшим голосом какие-то непристойные шуточки. Дружинники хохотали, правда, мало понимая, над чем смеются. Меды лились рекой, холопы едва успевали подносить новые бочонки и обносить пирующих яствами. На аппетит дружинники тоже не жаловались, целые быки жарились на вертелах во дворе, огромные блюда с запеченными кабанами едва успевали коснуться стола, как тут же оказывались пустыми. Тоже и с огромными осетрами, белорыбицей, всякой другой рыбой. Птице и счету нет… Сам князь с ближними боярами и дружиной пировал на верхнем ярусе терема, а внизу, на дворе поставлены длинные столы, за которые мог сесть любой желающий. Горы мяса, овощей, хлебов исчезали мигом, отовсюду доносился неумолчный гам пирующих людей.

Князь обвел лукавыми синими глазами сидящих вокруг. У Владимира было хорошее настроение, хотелось сделать кому-то приятное. На глаза попался боярин Мстиша. Но не сам боярин привлек внимание князя, а стоящая за его спиной крепкая, точно репка, смешливая девушка. Владимир кивнул воеводе:

— Чья?

Тот быстро переспросил у кого-то и ответил:

— Мстишина дочь Мальфрид.

Владимир хмыкнул, девушка не отвела глаз, когда ее разглядывал. Живой румянец на щеках, толстая коса, вьющаяся по спине, яркие четко очерченные губы, несколько полноватый, но с приятными выпуклостями стан… Князь рассматривал Мальфрид в упор, не стесняясь. Та тоже нимало не смущалась, чуть повела крутым бедром, точно приманивая княжий взгляд, смотрела зовуще. Попадись такая просто на улице, была бы в наложницах у князя, но рядом сидел ее отец, родовитый боярин да еще из Свенельдовых, с таким не поспоришь.

Мстиша сразу приметил интерес Владимира к своей дочери, но не испугался, как многие, а прикинул, что может из этого выйти. Он чуть кивнул в сторону Владимира:

— Глянь, как князь на тебя пялится.

— Угу… — протянула Мальфрид.

— Смотри, как бы чего не вышло. Князь горяч, сейчас к себе на ложе возьмет, потом не отмоешься.

И тут дочь показала, что она не глупее отца, почти шепотом попросила:

— А ты сделай так, чтоб княгиней к себе взял!

— Что?! — изумился Мстиша. Однако… А дочь уже продолжала:

— Я князя поманю, чтоб загорелся покрепче, а ты в жены меня предложи.

Мстиша опасливо вздохнул:

— Ох, не вышло бы беды.

— Не выйдет, — твердо пообещала красавица. — Только следи за мной. — Она скользнула со своего места и исчезла.

Как удалось оказаться рядом с князем в переходе из трапезной подальше от лишних глаз, только ей и ведомо, видно, ждала. Владимир, увидев заинтересовавшую его девушку так близко, остановился. Та тоже. Не ойкнула, не убежала, напротив, как-то вдруг оказалась рядом, обдала жаром молодого крепкого тела, коснулась крутым бедром, чуть задела полным плечом. Князь схватил девушку за руку, притянул к себе. И снова она не противилась, прижалась ногой, маня прелестями. Знала, чем брать, Владимир загорелся, как сухая трава, потащил в ближайшую ложницу, по пути задирая рубаху. Мальфрид и здесь не противилась. Она стонала и билась в его руках так, как не делала даже ни одна из наложниц. Но, получив удовольствие, князь у дверей ложницы вдруг… столкнулся с ее отцом! Мстиша сурово уставился на дочь:

— Ты что это?! А?!

Та живо спряталась за спину Владимира. Князь понял, что совершил. Одно дело — умыкнуть мужнину красавицу-жену у какого дружинника или даже дочь дальнего боярина, и совсем другое — опозорить вот так боярскую дочь из ближних, самых родовитых, тем более Свенельдовых. Он покосился на покрасневшую Мальфрид и вдруг объявил:

— Женюсь!

Глаза Мальфрид за его спиной довольно заблестели, а ее отец продолжал сурово вычитывать:

— Князь, не позорь девку, что ты…

— Да ведь сказал же, что женюсь!

— Тогда шли сватов.

— Согласен, — рассмеялся Владимир, а сама невеста уже тянула его обратно к ложу, отмахиваясь от отца:

— Поди, сказано же, что женится!

Мстиша, кося взглядом на князя, снова задиравшего подол рубахи у его дочери, бочком вышел за дверь и крепко закрыл ее за собой. Охранять пришлось долго, наконец из ложницы вышла, оправляя одежду сама Мальфрид. На вопрос где князь, махнула рукой:

— Пусть отдохнет…

Боярин только головой покачал. Его уже не один гридь видел стоявшим на страже, если пойдет молва, а князь не женится… Но Владимир женился, не смог пропустить горячее тело молодой боярской дочки, хотя и понимал, что та еще до него приобрела немало опыта.

Рогнеда бушевала: что же теперь, князь будет брать в жены всех опозоренных девок?! Объяснения Блуда, что Мальфрид не простая девка, а все же боярская дочь, ее не успокоили. Боярских дочек тоже много. Чем могла взять князя эта толстая дурочка? Нашлись доброхоты, пересказавшие Рогнеде, как стоял у ложницы боярин Мстиша, охраняя дочь с князем. В княгине заговорила оскорбленная гордость. Одно дело взять жену убитого брата и почти не жить с ней или иметь множество наложниц-простолюдинок, и совсем другое — жениться чинным браком на свободной, не взятой мечом женщине! Рогнеда почувствовала, что ее просто предали.

Они встретились в переходе. В небольшие оконца едва пробивалось вечернее солнце, выкладывая на полу замысловатые узоры от оконных переплетов. Навстречу Рогнеде шла новая княгиня. Даже мгновения не раздумывала гордая полочанка, не замедлила шаг, продолжала идти, словно Мальфрид и не было в нескольких шагах впереди. Боярская дочь не так уверена в себе, сначала на миг замерла, потом, видя, что старшая княгиня не только сторониться не собирается, но и идет посередине не слишком широкого перехода, отпрянула к стене сама. Когда Рогнеда поравнялась, Мальфрид даже чуть заискивающе улыбнулась. Длинный рукав платья полочанки задел подол наряда боярской дочери, но Рогнеда вроде этого и не заметила. Прошла, как мимо пустого места.

Когда она скрылась за дверью, Мальфрид перевела дух: да уж, правду говорят, что не захочешь, а подчинишься! А сама Рогнеда соображала, откуда шла соперница. Получалось, что от князя? Это плохо, очень плохо. Мальфрид зря думала, что Рогнеда ее не заметила, не только заметила, но и успела разглядеть поближе. Раньше видела только сквозь щель неплотно прикрытой ставни окна. Ничего особенного, фигуристая, толстозадая дуреха, которую князь взял сгоряча, пришлось жениться. Небось, еще и соперницей себя считает? Даже вставать во главе сонма вот таких жен Рогнеда не собиралась!

Но Рогнеде опасаться бы не глупышку Мальфрид, а ее отца боярина Мстишу. Вот кто оказался настоящим соперником своенравной княгини! Только увидев неприязненный взгляд Мстиши, Рогнеда осознала опасность, исходящую от этого бочонка на коротеньких ножках.