Избранное. Том первый - Зот Корнилович Тоболкин

– Мне чо-то про чарку приснилось, – разминая плечи, сказал Потап.

– И я тот же сон видел.

– А ты, Лука? – посмеиваясь, спросил Отлас. – Ты чо во сне видел?

– Я-то? – сморщил рябое лицо Лука. – Я, брат, прямо из бочки зузил... Выпала бочка из нарты, пробку вышибло, ну я и припал...

– Это, знаешь, не к добру, – предсказал Потап. – Чарку аль ковшик – куда ни шло, а вот изо всей бочки, бабка моя сказывала, не к добру.

– Ладно, братко, – расхохотался Отлас. – Налей им по чарке, коль сны вещие видят. И – мне для лечения.

– Вино-то? Бог с тобой, Володей! Его для радости пьют, а не от хворобы, – сказал Потап. – Захворал – травами пользуйся. А баня есть, дак в бане грейся.

– Без бани выправлюсь, – отмахнулся Отлас. – А коль бочку распочали, то и других казаков угостите. Юкагиров – тож.

Потап кивнул и, взвалив на спину бочку, вынес из юрты. Васька поддерживал её за днище.

На улице шепнул: Юкагирам-то надо ли? Казакам и то губы смочить не хватит. Да и нам бы по ковшичку ишо не мешало.

Выпили. Это сразу приметил Ома. Пьют винку, – сказал он сквозь зубы. – А нас как нету.

– Нас и нету для них, – поддержал Тынко негромко, но чтоб слышали и другие юкагиры.

– Отласу пожалуемся, – загудели.

– Жалуйтесь, ежели батогов захотелось.

Юкагиры во всём чувствовали себя ущемлёнными. Их отлучили от семей, пришлось бросить стада во время отёла, пушной промысел. В походе всем одинаково тяжко. Но казаки на особом положении. Вот и винку пьют, а про юкагиров забыли.

– Ну, браты, – перемогая боль, сказал Отлас, оглядывая немногочисленное своё воинство: старик, баба в тягости, увечный Григорий, с десяток недужных, но большинство ещё держится. Отбирал лучших из лучших, хотя каждому в душу не заглянешь. «Ништо, – тряхнул он по привычке головою. – Живы будем – не помрём. Есть Лука, есть Потап, есть Васька... И другие не хуже». – Ну, браты, – повторил, – начало тяжкое было. Дальше – потяжелей будет. Но чую – верьте чутью моему: Камчатка русскою станет! А коль станет, то будет наша заслуга! И хочу, чтоб все мы жили, все живыми домой воротились! И чтоб люди здешние миром нас приняли. И им так лучше, и державе нашей. А что тяжко, тому удивляться не надобно. Кто первый путь прокладывает, тому более всех достаётся. Ермак Тимофеевич на Иртыше гибель свою нашёл от Кучума. Он нам – пример бессмертный. Не страшитесь гибели, казаки! Бесчестья страшитесь! – И повторяю снова – без дела народ здешний не обижайте. Добрым словом добьёмся большего! Щас бы молобен отслужить, да попа у нас нет. И потому повторяйте за мной: «К славе вящей России!».

– К славе вящей России! – грянули казаки и перекрестились.

– С богом! – махнул рукою Отлас, и его нарта первой сорвалась с места. Как он и провидел тогда, к славе и чести России.

Ей долго мчаться, через всю Камчатку. И многих товарищей своих он недосчитается в пути.

А пока – к олюторам, самым грозным воинам этих мест. Даже бесстрашные чукчи, славившиеся воинским умением и ловкостью, воюя пенжинцев и камчадалов, обходили олюторов стороной. Ни мор, ни хвори, ни вражеские пращи и стрелы их не пугали. И к богам своим они относились как к детям. Ежели стычка или охота бывали удачными – одаряли богов малыми дарами, мазали идолам губы рыбьим жиром, оставляли рога оленьи, лисий хвост или цветную тряпочку, но если боги не угождали – олюторы секли их и катали по снегу.

И к жёнам своим олюторы были равнодушны. Берегли, пока те плод в себе носили. В эти девять благополучных месяцев женщины могли сидеть рядом со своими повелителями. Но стоило им разрешиться от бремени, и мужья о них забывали.

Им нужны были воины, мужчины. Даже шаманом назначали того, кто был слаб и не слишком умён. Ему приказывали служить, и он служил. Он говорил то, чего желало племя. Он внушал им веру в победу, в удачу. Если же победа оборачивалась поражением или постигала какая-либо неудача, шамана выбрасывали вон и брали другого.

Жизнь их была проста и сурова. Как здешняя природа. Бесконечные вьюжные зимы. Короткое лето с дождями, с туманами и ветрами, с морскими ураганами. Они терялись в море, гибли на охоте. О мёртвых не плакали. Мёртвые, считали олюторы, обретают иную жизнь. Живым нет до неё дела.

Надо охотиться. Надо воевать. Это призвание мужчины, потому что всякий мужчина охотник и воин.

И вот к таким людям шёл со своим отрядом Отлас. Он верил, что сможет договориться с ними без войны. Ну, а если придётся – что ж, стрелять и владеть саблей казаки не разучились.

Он счастливо сиял воспалёнными глазами, оглядывался и покрикивал: «Поспешай, браты! Поспешай!».

И солнце выступило, холодное, яркое, огромное над огромной этой страной.

– Солнце-то, а? – подталкивал он локтем Ому. – Давно такого не видывал.

Ома локтем же отбросил его руку, злобно подумал: «Винки не дал...».

– Сердишься? – искренне удивился Отлас. – За что же?

Не понимал, как можно сердиться, когда такая