Посткоммунистические режимы. Концептуальная структура. Том 1 - Балинт Мадлович

или патрональную (патрональная автократия) политику. Тогда как в рамках демократического легализма политические акторы применяют закон к другим лицам, при этом игнорируя его дух, в автократиях элиты нарушают дух закона, направленный на поддержание нормального демократического (то есть конституционного) процесса. Таким образом, под автократическим легализмом понимается злоупотребление властью, в рамках которого политические акторы высшего уровня используют букву закона для достижения целей, полностью противоположных его духу: они используют свои полномочия, приобретенные демократическим путем, а также правоприменительные рычаги для подрыва той политической системы, которая их этим и наделила. Как пишет Шеппеле, в таких случаях «юридически подкованные автократы целенаправленно захватывают конституционные демократии через инструментальное использование конституциализма и демократии в целях их же собственного уничтожения. Захватывая конституции, автократы пытаются извлечь пользу из иллюзорной непоколебимости права и демократии в своих государствах. Они используют свои демократические полномочия для запуска правовых реформ, нейтрализующих систему сдержек для исполнительной власти, устраняют возможные препятствия для установления своего господства и подрывают наиболее важные институты демократического государства, обеспечивающие возможность привлечь власть имущих к ответственности»[872].

Чуть позже мы детально изучим этот вопрос, но уже сейчас важно отметить, что поскольку автократический легализм подразумевает манипуляцию «правилами игры», а также их переписывание, власть имущие должны иметь возможность предлагать и принимать законы и даже изменять конституцию самостоятельно (без необходимости искать поддержки у других партий). Иначе говоря, они должны обладать монополией на политическую власть, чтобы преуспеть в своих планах [♦ 4.4.1.3]. Как утверждает Мария Попова, автократы «могут управлять государством в конституциональных рамках, даже если последние не ограничивают полностью их власть. В режиме ‹…› идеального типа автократ определяет материальное право ‹…›. Оппозиция, в свою очередь, не имеет возможности никак влиять на материальное право, ни посредством законотворческой деятельности, ни через обращения в Конституционный суд»[873].

С одной стороны, в демократиях внутренний дух закона, регулирующий поведение политиков верхнего уровня, подразумевает создание ясных, публичных и стабильных правил, регулирующих политическую жизнь определенного общества. Другими словами, законы в таких политических системах должны быть конституционно ограничены. Однако автократы игнорируют вышеупомянутый дух и начинают править посредством закона (rule by law), то есть создают инструментальное право и используют законодательство в своих властных интересах или в интересах продвижения патрональной политики, принимая безрассудные законы или законы по индивидуальному заказу. С другой стороны, внешний дух закона проявляется в конституционализме, присущем изначальной демократической среде, а лидеры в таких политических системах «играют по правилам», ограничиваемые делегированной природой своих полномочий. Этот мандат не позволяет им выходить за рамки обычной демократической политики и заставляет всегда действовать с оглядкой на конституциализм в целом и процесс общественного обсуждения в частности. Однако автократы используют свой мандат не для того, чтобы играть по правилам, а для того, чтобы реформировать политическую систему, превращая ее, в конце концов, в институционализированную автократию. Этот процесс включает в себя (1) изменение конституции, (2) сужение полномочий других ветвей власти и/или (3) замену членов конституционных органов (системы сдержек и противовесов) на лояльных патрональных служащих и подставных лиц, чье назначение становится возможным благодаря монополии на политическую власть, которая также подразумевает монополию на политические назначения[874]. В результате этих операций процесс общественного обсуждения полностью нейтрализуется, а вышеперечисленные изменения институционализируются.

Хавьер Корралес, который первым употребил термин «автократический легализм», определяет его как «использование [или] неиспользование права, [а также] злоупотребление [им]», рассматривая это понятие на примере Венесуэлы при Уго Чавесе[875]. Мы заимствуем триаду Корралеса для нашей концептуальной структуры. «Использование закона» имеет место, когда нарушается его внутренний дух. Это именно то, что мы имеем в виду под правлением посредством закона (rule by law) и инструментализацией правовой системы. В свою очередь, «злоупотребление законом» встречается в обоих подтипах автократического легализма, так как основывается именно на злоупотреблении властью, то есть нарушении (как внутреннего, так и внешнего) духа законов, который определяет практику их применения. Наконец, «неиспользование закона» подразумевает выборочное, политически мотивированное правоприменение, которое, как нам кажется, само по себе не является отличительной чертой автократического легализма, но становится возможным в его контексте, так как верховный патрон обычно назначает подставное лицо на должность генерального прокурора, злоупотребив делегированным ему правом назначения на государственные посты, и нейтрализует судебную систему одним из двух возможных способов [♦ 4.3.5.2]. В том случае, если приемная политическая семья берет под контроль и судебную систему, она может использовать судебное усмотрение как политическое. В законах либеральных демократий, как правило, прописывается не один возможный вид наказания за правонарушение, а целый спектр вариантов, и судьи могут выбрать подходящий вариант на основании своей собственной интерпретации конкретной ситуации. Это называется «судебным усмотрением», и его главный смысл заключается в том, чтобы судья мог учесть все детали дела и, оставаясь верным букве закона, всегда иметь возможность вынести решение, соответствующее (внутреннему) духу закона[876]. Естественно, чтобы судебное усмотрение работало справедливо, судебная власть должна быть полностью независимой, а выбор наказания, оставаясь в рамках определенного закона, должен совершаться действительно на усмотрение конкретного судьи. Однако в автократии возможность судебного усмотрения либо исключается вовсе – через принятие очень детальных законов по индивидуальному заказу, которые не оставляют судьям места для маневра, – либо политизируется, превращаясь в карательный инструмент в руках сторонних акторов. В последнем случае верховный патрон становится тем человеком, который определяет, какое наказание из прописанных в законе должен понести конкретный человек (и требуется ли вообще этого человека наказывать). Как правило, если система начинает работать подобным образом, выбор предусматриваемых законом вариантов наказания даже возрастает. Это делается для того, чтобы амплитуда произвола политического лидера могла стать еще шире, продолжая при этом формально соответствовать букве закона.

4.3.5.4. Белое, серое и черное принуждение

В предыдущих частях мы описывали институты, через которые принимается решение о том, было ли совершено преступление. Теперь мы опишем институты, которые «вступают в игру», когда это решение уже принято, и государство решает использовать принуждение против тех акторов, которые действуют вразрез с принципами политического устройства. Существует два типа государственного принуждения [♦ 2.2], которые необходимо в целом различать: (1) государственное принуждение, осуществляемое государством, то есть через государственные институты, которые составляют повседневный «арсенал» государства по применению законов и управлению режимом своими силами, и (2) государственное принуждение, отданное на аутсорсинг, при котором акторы, которым обычно не разрешается применять насилие на территории государства, получают на это право от правящей политической элиты. В Таблице 4.12 приведены основные типы принуждения, как выполняемые государством, так и отданные на аутсорсинг, где первый тип обозначен как белое принуждение.