Условия человеческого существования - Дзюнпэй Гомикава

Все трое оглянулись назад. Там, на склоне, где сто шестьдесят их товарищей будут сегодня ночью рыть окопы, готовясь к бою, не видно было ни единой живой души. Буйно цветущий иван-чай окрашивал склоны в лиловое.

— Вот не думал, — сказал Тэрада, — что воевать совсем нетрудно! Но почему они не атакуют? Ведь наша рота — вот она, беззащитная, не окопалась даже.

— Потому что мы, пехота, в счет не идем! — вдыхая запах земли, ответил Кадзи. — Сперва они артогнем подавят прикрытия у нас в тылу, а потом вышлют в разведку танки — узнать, много ли у нас противотанковых орудий.

— А они есть? — приоткрыв посиневшие губы, спросил Такасуги.

— Вот начнется бой, тогда и узнаем. За нами, вроде бы, стоят двенадцать полевых орудий, но, кажется, это и все… — Кадзи взглянул на Тэраду. — Ты вот удивляешься, почему русские не атакуют. А я восхищаюсь их выдержкой. Ни под каким видом не хотят действовать опрометчиво! Даже когда имеют дело с такой слабосильной командой, как мы с тобой. В Советской Армии не то, что у нас, — они не считают, что «жизнь человеческая легче лебяжьего пуха…» Подготовятся основательно, тогда и ударят разом.

Тэрада вспомнил, как вчера Кадзи обозвал его дураком. Зачем же он взял дурака в разведку? Вспомнил Тэрада и собственные слова — он назвал Кадзи малодушным и трусом… Положим, тут он погорячился, сейчас Тэрада вынужден признать, что ефрейтор вовсе не трус… Непонятный человек!

— Дальше продвигаться опасно, — сказал Кадзи. — Пока идет артперестрелка, их пехота, пожалуй, не поднимется, но все-таки будем соблюдать осторожность. Вы оставайтесь здесь и без моего сигнала — ни с места!

Кадзи пополз вперед и вскоре скрылся из виду.

…Человек пробирается ползком сквозь опасную зону совсем один. Он не чувствует ни особого страха, ни героического стремления выполнить свой воинский долг. Просто ничего другого не остается человеку… Кадзи не столько сознавал, сколько чувствовал это. Опасность близко, совсем рядом. Но единственный путь к спасению — еще ближе придвинуться к этой опасности, убедиться, что она действительно существует.

Что, если там, за перевалом, он увидит их? Первая пуля, посланная Кадзи, наповал уложит светловолосого человека. А в следующую секунду автоматная очередь насквозь прошьет его самого. Зачем он вообще ползет туда? Убедиться, что противник действительно там? А что это даст? Какой абсурд! «Непобедимая Квантунская армия», Так зачем он ползет? Не лучше ли бросить вот тут, на перевале, винтовку, встать во весь рост, высоко поднять руки и пойти к ним? Я сдаюсь, не стреляйте!.. Сейчас светло, его увидят и, пожалуй, не встретят огнем. «А, струсил, явился все-таки в последнюю минуту…» — засмеется офицер, тот самый, которого уже не раз рисовало воображение. Помнится, Кадзи думал о нем в ту ночь, когда стоял на границе в дозоре. Это было в ночь, когда капитулировала Германия. А теперь наступает очередь Японии. «Ну, говори же, рассказывай все, что знаешь о расположении позиций, с которых ты удрал…» — «Слева от дороги — рота Дои, остатки части, разгромленной в Циньюньтае. Вооружение ничтожное. Главные силы — новобранцы, не участвовавшие даже в серьезных маневрах… Справа тоже, насколько мне известно, всего одна рота. На выдвинутом клином участке — два тяжелых пулемета. Противотанковых орудий, по-моему, вообще нет…» — «Хо-ро-шо! В таком случае начинаем атаку…»

Кадзи оглянулся. Далеко внизу виден пятачок, занятый его взводом. Там ждут его возвращения. Туда полетят снаряды. Погибнут все, кого он там оставил. А он, Кадзи, будет смотреть отсюда, с перевала, и думать: «Простите меня, боевые друзья! Смиритесь, такова судьба японцев!..»

Нет, так поступить он не может. Этого он не может!

Тэрада, приподняв голову, смотрел вслед Кадзи, пока тот не скрылся за гребнем.

— Не пойму я этого парня. Трус? Храбрый?

— Ни то, ни другое. — Такасуги, успокоенный вдруг наступившей тишиной, с улыбкой взглянул на товарища. — Просто ему охота всегда и во всем быть первым. Хочет, чтобы мы все считали его героем… Вот и лезет на рожон, старослужащих задирает… А я, например, сколько б он с ними ни ссорился, его за героя не считаю. Помнишь, он набросился на меня, тогда, на занятиях…

— В тот раз ты сам был виноват.

— А мне плевать. Думаешь, после этого я стал его больше уважать? Ты понял, почему он взял в разведку именно нас с тобой?

— Вот я и сам удивляюсь…

— Дурак! Сейчас светло, если противник обнаружит нас — тут нам и крышка. А он нас терпеть не может…

Тэрада не отвечал. Он решил, что напрямик спросит об этом Кадзи, когда тот вернется.

Небо затягивали тучи. Говорят, так всегда бывает после того, как поработает артиллерия.

— В дождь они не сунутся… — прошептал Такасуги.

— Дождь удобен для ночной атаки, — Тэрада помнил и свято чтил заповеди, которые преподавал ему отец-майор…

Время шло, а Кадзи не возвращался. Давно смолкла артиллерия. Над сопками нависла жуткая тишина. Кадзи исчез и не подавал сигналов. А вдруг он убит? Тогда им придется самим выполнять задание. Тэрада лихорадочно пытался вспомнить инструкцию для разведчиков. Страх мешал сосредоточиться. Не было ни уверенности в себе, ни достаточной храбрости, чтобы решиться на самостоятельные действия в соответствии с обстановкой — как говорилось в наставлении.

— Ты точно не слышал выстрелов?

— Да вроде бы нет… — Голос Такасуги звучал неуверенно. У него дрожали губы.

Тэрада собрался с духом.

— Пойду посмотрю.

— Постой… Подождем еще немножко. — Такасуги боялся остаться один. — Полезешь, а нас и обнаружат…

Кадзи появился неожиданно, совсем не с той стороны, откуда его ждали.

— За перевалом никого, они дальше, в сопках… Видать, чувствуют себя спокойно… Танков насчитал штук четырнадцать.

— Только-то! — Тэрада воспрянул духом. — Достаточно двух десятков солдат, чтобы управиться с ними.

— Только-то?.. — на усталом лице Кадзи появилась усмешка. — Одного хватит на всю роту, такую, как наша… Ну ладно…

Кадзи стал подсчитывать, сколько у русских может быть на этом участке пехоты. Он считал по тридцать солдат на танк. Получалось около батальона.

— А это ничего, что вы не разведали точно? — спросил Такасуги.

— К сожалению, они не догадались выстроиться в шеренгу… Может, сбегаешь, попросишь?

Такасуги потупился.

— Если наша артиллерия сумеет остановить танки, с пехотой мы без труда справимся, правда? — Надежда снова засветилась в его глазах. — Все зависит от артиллерии, да?

Кадзи нахмурился. Потому они и роют индивидуальные окопы, что надеяться на артиллерию нечего… Нет у них этой артиллерии… Танки обрушатся на позиции и отутюжат их, вот и вся оборона… А пехота у них во втором эшелоне. Он сам убедился, что противник располагает мощными, глубоко эшелонированными резервами. И если русские не спешат с наступлением, то лишь потому, что ожидают подхода этих резервов. Пройдет еще немного времени, и они будут здесь. Много ли пользы принесут тогда гранатометы, которым так радовался поручик Дои?

— Пошли обратно, — мрачно проговорил Кадзи.

На обратном пути, когда они добрались до камышей, Тэрада неожиданно обратился к Кадзи:

— Господин ефрейтор, почему вы взяли с собой в разведку именно нас с Такасуги?

Кадзи заметил, что Такасуги украдкой поглядывает на него.

— Тебя, Такасуги, это тоже интересует? — Кадзи помолчал… — Будь здесь папаша Тэрада, он разъяснил бы вам, что такие вопросы задавать не положено… Я подумал, Тэрада, что если ты действительно любишь военное дело, то не струсишь в разведке. Ну а если струсишь — значит, ты просто-напросто болтун, трус. А труса не жаль, даже если он погибнет…

— Почему же вы не испытали меня до конца, не взяли с собой дальше, до перевала?

— Потому что мне самому стало страшно. А разве б ты, например, хотел, чтобы кто-нибудь видел, как ты струхнул?

Тэрада ухмыльнулся, покачал головой.

— Ну а ты что скажешь, Такасуги? — Кадзи оглянулся на вершину, оставшуюся за спиной и, пригибаясь, зашагал вперед. — Я думал, что эта вылазка поможет мне поближе сойтись с вами. Но, кажется, она мало пошла па пользу…

«Опасность сама по себе не может сблизить людей, нужна общая цель», — подумал Кадзи.

Поручик Нонака остался недоволен результатами вылазки. Унтер-офицерская разведка принесла другие, более точные данные: двадцать пять танков, два батальона пехоты… Когда Кадзи выразил сомнение, что вообще можно принести «точные» данные, не проникнув в расположение противника, поручик обозвал его трусом, — Сам вечером схожу! — сказал он.

К вечеру небо заволокло тучами. Начали рыть индивидуальные окопы на склоне, обращенном к противнику. Оставались считанные часы на подготовку к обороне. Вернее, считанные часы жизни.