Готы - Вольфганг Викторович Акунов

чем иные готские или вандальские владыки не могли даже мечтать. Создать большое и тем не менее достаточно прочное царство в самой привлекательной для завоевателей части «римской» Европы. На Апеннинском полуострове, который жадно манил взоры, но в то же время внушал робость и благоговейное почтение даже разбойничьей душе свирепых предводителей самых диких кочевников. Земли между Медиоланом и Неаполем с древним Римом, являвшиеся вожделенной целью всех «вооруженных мигрантов» на протяжении многих поколений. Возможно, что у многих — у вестготского царя Алариха, у повелителя вандалов и аланов Гейзериха, у гуннского «царя-батюшки» Аттилы, у отважного и умного властителя гепидов Ардариха — тоже хватило бы сил сделать то, что сделал Теодорих, сын Тиудимира. Но всем им не хватало спокойствия, выдержки и понимания необходимости предпочесть рост благосостояния на протяжении долгих лет нескольким неделям походов за добычей.

Итак, при нем максимально приблизилась к реальностью мечта, которой особенно охотно предавались немецкие историки эпохи как «Второго рейха» Гогенцоллернов, так и гитлеровского «Третьего рейха». Взиравшие на эпоху Великого переселения народов ретроспективно. Усматривая в ней время упущенных шансов на установление германского господства над Европой. Для его установления было, казалось, рукой подать. Даже в Константинополе германцы занимали сильные позиции, служа главной опорой власти восточноримских императоров. И, по крайней мере, в разгар одного из тяжелейших кризисов Нового Рима его судьба, судьба всей «Ромейской василии», оказалась в руках Мунда (Мундона) — внука гунна Аттилы и сестры германца Ардариха, спасшего жизнь и престол императору Юстиниану I в грозные дни царьградского восстания объединившихся против благочестивейшего василевса двух крупнейших цирковых партий — «зеленых» и «голубых» — (вошедшего в историю под названием «Ника», по боевому кличу восставших, означающему по-гречески: «Побеждай!» или «Победа!»), позволивших лукавому, безжалостному императору Юстиниану заманить себя на цареградский ипподром и перебитых там наемниками автократора (число жертв составило тридцать пять тысяч человек, в три раза превысив число жертв фессалоникийской бойни, учиненной по приказу Феодосия Великого в отмщение за гота Бутериха «со товарищи»). Во всей «римской» (официально, вопреки реальности) Европе — от «Ромейской василии» на Балканах до Британии и от Скандинавии до Африки — господствовали германцы, правили «военные цари», постепенно создавшие себе в римских пределах собственные царства. Гейзерих — в Северной Африке, вестготы — в Южной Галлии и Испании, франки — в регионе между центральной Галлией и царством бургундов, остготы при Теодорихе — в пространстве от Италии до Южной Галлии и Альп.

Константинополь и Рим были некими «островами античности» в этом германском «море». И, хотя в остготском царстве Теодориха носить оружие было дозволено лишь готам и их германским вспомогательным отрядам, но оставался римский император в Константинополе, сенат — в Риме, множество высокообразованных древнеримских семейств — хранителей славы и учености былых веков, внуки и правнуки знаменитых ораторов и писателей, которые с представляющимися сегодня нам непостижимыми самоуверенностью и патрицианской гордостью (а если быть точнее — спесью и одновременно — слепотой) упорно противопоставляли единственный казавшийся им важным и существенным мир увядающей античности новому царству, которое «выскочка-полуварвар» из Паннонии, дерзающий равнять себя с «истинными римлянами», создал себе копьями и мечами своих дикарей.

Представителями этих «староримских» сил, не желавших смириться с ходом истории, были — наряду с сенатором Кассиодором, правой рукой Теодориха — многие иерархи православной церкви в Медиолане, Равенне и Риме. А также римская знать, которая, лишенная прямого доступа к политической власти, тем усерднее занимались поддержанием культурных и литературных традиций «Вечного (так сказать, пер дефиниционем) Города на Тибре»: поэт, писатель и географ Постумий Руф Фавст Авиен, (сын консула Фавста), историк, консул и префект Рима Квинт Аврелий Меммий Симмах, философ и богослов Аниций Манлий Торкват Северин Боэций, или Боэтий (сын консула, префекта Рима и префекта претория Флавия Манлия Боэция) и другие. Стоя между этими двумя непримиримыми мирами, Теодорих смог добиться выдающихся успехов в области внешней политики, в то время как в отношениях с сенатом и римлянами вообще на него, возможно, влияло, давнее предубеждение против литераторов, ученых и ораторов, вовлеченных в эксцессы деградирующей императорской власти. Подчеркиваемое всеми, как древними, так и современными, авторами, враждебное отношение Теодориха, прежде всего, к миру не латинской, а греческой образованности, видимо, возникло в годы, проведенные им заложником на Босфоре (где все латинское последовательно и неуклонно маргинализировалось под напором прогрессирующего «ромейского неоэллинизма»). Во всяком случае, неприятие Теодорихом Отсготским всего греческого не может быть объяснено иначе, с учетом последующих, продиктованных здравым политическим расчетом, решений чрезвычайно умного остготского монарха.

В то же время греконенавистник Теодорих, вполне в духе германских традиций, пытался установить прочные семейные связи с правителями других германских народов. При этом отсылаемым им в соседние государства остготским царевнам надлежало, выходя за рамки чисто брачного союза, добиваться у своих мужей и их подданных понимания, одобрения и поддержки государственной деятельности Теодориха на италийской земле. Именно из соображений государственной пользы, как нам уже известно, высокообразованная дочь остготского царя римской (лишь по названию) Италии — Амалаберга — была отдана в жены царю турингов Германфриду, а сестра Теодориха — Амалафрида (Амальфрида) — стала супругой царя вандалов Тразимунда. Который, оставаясь на протяжении всей своей жизни добрым другом Теодориха, имел немало заслуг перед Остготской державой.

Насколько верны оставались остготские царевны Теодориху, явствует из судьбы Амалафриды. После смерти своего супруга она так ревностно стремилась сохранить вандало-остготский союз, что Хильдерику, подкупленному Константинополем преемнику ее мужа на вандальском престоле (в чьи руки она попала, несмотря на свое бегство к сопредельным маврам), пришлось уморить сестру Теодориха в темнице. Несколько меньшее значение имели два других дипломатических брака, которые мы здесь упомянем, так сказать, для порядка. От первого брака (или от связи с сожительницей) у Теодориха было две красивые дочери. Одной из них была Теодикода (Феодикода), имевшая и второе (возможно, крестильное) имя Аравагния. Ее супругом стал Аларих II, царь вестготов. Другую дочь Теодориха звали то ли Острогота, то ли Теодогота (Феодогота). Она была отдана в жены царю бургундов Сигмунду. Его опасных соперников — франков — Теодорих пытался примирить со своим бургундским зятем (да и с остготами) тем, что сам женился на Авдофледе (Аудефледе), сестре православного царя франков Хлодвига I из рода Меровингов (пожалованного императором «ромеев» знаками консульского достоинства).

Это была, если угодно, первая попытка добиться общеевропейского мира путем семейной, или брачной, дипломатии, уже тогда оказавшаяся на поверку безуспешной. Впоследствии на британской земле герцог Монмутский сражался за корону со своим единокровным братом королем Иаковом II Стюартом. История итальянского Возрождения прямо-таки переполнена кровавыми схватками между ближайшими родственниками. А