Одержизнь - Анна Семироль

– Ничего там не лежит. Дай-ка фонарь, – строго командует Гайтан. – Теперь я светить буду. Нечего тебе глазеть.

– Сюда посвети, – мрачно подаёт голос из темноты Сорси.

Гайтан перехватывает протянутый Амелией фонарь, направляет луч света на рыжую. Сорси стоит рядом с Акеми, осторожно поддерживая её и заправляя волосы, падающие ей на лицо, за уши. Японка хрипло дышит, футболка на ней намокла от пота, прилипла к телу.

– Дайте ей кто-нибудь воды, – распоряжается Сорси. – Самый жадный потащит косую на себе, если она совсем сомлеет. Жиль, ну что ты таращишься? Давай-ка помогай, парниша.

Фортен протягивает Сорси флягу, девушка наливает немного воды в ладонь, обтирает Акеми лицо и шею, умывается сама.

– Попьёшь? – спрашивает она у японки.

Та качает головой и всё-таки опирается на подставленное Жилем плечо. Ксавье и Фортен утешают Ронни, уводят её дальше по коридору. Сорси прислушивается, обернувшись назад, ловит за руку Гайтана:

– Нас не преследуют. Ты не убил этих двоих?

– Да чёрт знает, – пожимает плечами Йосеф. – Вроде черепа не треснули.

– Нас и не будут преследовать, – спокойно говорит отец Ланглу. – Им проще дать нам уйти, чем создавать прецедент.

– Чего создавать? – переспрашивает Сорси.

– Всем проблемы, наверное, – предполагает здоровяк и тянет девушку за собой: – Пошли. Ещё пёхать и пёхать. Амелия, ты там не спишь?

– Нет, – сурово доносится сверху. – Я играю сама с собой. Будто я пират из книжки и сижу в бочке на палке на корабле. Курс на макушку Ронни!

– Будешь понукать кораблём – поменяемся местами, – устало пыхтит Гайтан.

Сложнее всего, оказывается, определить ту самую дверь, что ведёт в основной тоннель. Жиль помнит, что Гайтан её выбил, когда они шли сюда, но по пути оказывается несколько пустых дверных проёмов. И лишь четвёртый или пятый выводит их к рельсам. К тому времени все выдыхаются и еле волокут ноги.

– Мы молодцы, – как может, поддерживает всех Ксавье. – Мы почти у цели. Ещё час – и свежий воздух. Идём.

Дрезины, подсвеченные фонариком, команда встречает радостными воплями и аплодисментами.

– Так, девки ложатся отдыхать и попивать водичку, а мужики – и Жак тоже – ставят дрезины на обратный ход, – распоряжается взбодрившийся Гайтан.

Амелия и Ронни забираются на сиденье, вытягиваются во весь рост и засыпают, обнявшись. Девушки пристраиваются на сложенных в стороне вещах. Акеми направляет свет фонаря на механизм дрезины, с которым возятся мужчины, Сорси массажирует ноющее бедро.

– Так что у вас за разлад-то? – негромко спрашивает рыжая.

– Не твоё дело, – ровно отвечает Акеми.

– Может, и не моё, но ты так громко орала, что не любишь больше пацана, что оно стало общим. А врать Жилю я тебе не позволю, поняла? Не любит она, ага. Да вы ещё вчера не отлипали друг от друга, что за…

Акеми молча толкает её в грудь, суёт в руки фонарь и исчезает в темноте.

– Э, вы чё – фонарь удержать не можете вдвоём? – возмущается Гайтан. – Или у меня глаза лопнули?

Сорси вздыхает, направляет свет на дрезину, гадая, куда подалась узкоглазая дурища. Услышав за спиной бряцанье ручки ведра и плеск, рыжая успокаивается: никуда она не делать, просто готовит воду, чтобы мужчины ополоснулись.

– Да тьфу уже на тебя, – обиженно произносит Сорси и отворачивается.

Через полчаса дрезины трогаются в путь. Ронни едет рядом с Жаком Фортеном, Амелия дремлет, прижавшись к боку отца Ксавье. Жиль и Акеми по-прежнему сидят вместе, но оба молчат и смотрят в пол. Ксавье поглядывает на них и с грустью думает, что возвращение домой будет нелёгким.

– Устал?

Услышав голос Учителя, Жиль открывает глаза и приподнимает голову. Ксавье садится рядом с ним на бетонный парапет у Канала де Кале, вытягивает ноги.

– Нет, я в норме. Нужна помощь?

– Нет. Ты не хочешь поговорить?

Жиль перекатывается с парапета в густую траву газона, закладывает руки за голову, ложится.

– О чём? – спрашивает он насторожённо.

– Об Акеми. Поссорились?

– Не ссорились мы, вот так вот.

– Тогда что случилось?

Вопрос повисает в воздухе, остаётся без ответа. Мальчишка вздыхает, словно пытаясь начать фразу, встряхивает чёлкой, болезненно морщится. Ксавье терпеливо ждёт, но тщетно.

– Я понял, Жиль, – наконец говорит он. – Она ничего не объяснила, так?

Жиль бессильно закрывает глаза: да, так.

– Сказала хоть что-то?

– Что всё кончено. И что не любит меня. – Каждое слово даётся ему тяжело, словно приходится ворочать каменные глыбы. – Вот так вот…

Ксавье застывает, пытаясь осмыслить, проанализировать, уловить причину – и ничего не понимает. «Да нет же, абсурд! – думает он ошарашенно. – Не бывает так. Вот же они – у меня на глазах, вчера были счастливы и беспечны, даже за столом держались за руки. А сегодня оба выглядят так, будто между ними кипятком плеснули».

– Сынок, расскажи мне, когда и как…

– Я не знаю! – вскрикивает Жиль жалобно. – Я ничего не понимаю, ни-че-го! Мы легли вчера спать, она прижалась ко мне, я её обнял, заснули тут же! Утром я проснулся один, услышал, как она плачет на балконе. Выбежал к ней, хотел обнять, утешить… Она на меня взглянула так, будто у меня чудовище за спиной. И сказала… сказала… что всё, что не любит, чтобы я не подходил больше…

Он задыхается от подступающих к горлу слёз, резко переворачивается на живот, прячет лицо в траве. «Не врёт, – понимает Ксавье. – Ищет, в чём его вина, – и не находит. И от этого лишь сильнее себя накручивает. Значит, причина в Акеми?»

– Мне поговорить с ней?

– Нет, – доносится до священника глухо.

Ксавье встаёт и медленно возвращается в разбитый у вокзала маленький лагерь. «Что-то произошло ночью. – Мысли ворочаются тяжело, в такт шагам. – Иного объяснения у меня нет. Между „всё хорошо“ и „не люблю“ прошла целая ночь. Этого времени достаточно, чтобы всё перевернулось. Порой достаточно минуты. Или что-то могло случиться раньше, что дозрело и прорвалось лишь сегодня к утру?»

Дети спят на разложенных в тени спальниках под храп Гайтана и библиотекаря. Сорси в стороне загорает в одних трусах, что-то вывязывая крючком. Акеми тихонько бряцает посудой, споласкивая её в ведре с водой. Увидев приближающегося отца Ланглу, девушка опускает глаза.

– Помочь чем? – спрашивает Ксавье, пытаясь завязать разговор, но японка молча качает головой.

– Отец Ланглу, вы к англичанам по соседству не собираетесь? – не отвлекаясь от вязания, спрашивает Сорси.

– Отдохнём и сходим обязательно.

– Я с вами, можно? Сил нет смотреть на кислые лица Акеми и Жиля.

Японка отставляет стопку мисок в сторону, берёт ведро и, прежде чем Ксавье успевает что-либо сказать, выплёскивает воду на Сорси. Рыжая с визгом вскакивает, прикрывается мокрой юбкой.