Змей на лезвии - Елизавета Алексеевна Дворецкая

– Ты, глядь, сказился? Там одни меряне!

– Да какой мерянин – волосы длинные, рубаха, серьга греческая!

– У кого серьга греческая?

– Да вон же у него! И меч!

Теперь уже все меряне, прервав разговор, в удивлении следили за тремя чужаками, а те яростно спорили, тыча пальцем в скамью у двери. Несколько молодых мужчин, сидевших там, на всякий случай отодвинулись.

– Эй, дренг! – наконец догадался окликнуть Игмор. – Ты кто такой? Кто твой вождь?

Незнакомец молча смотрел на него, не отвечая. Он был довольно далеко и сидел неподвижно, но у Игмора пробежала дрожь по спине, как будто сам взгляд этот был острым клинком, касающимся груди.

– Ты кто? – уже менее уверенно повторил Игмор и встал.

Незнакомец тоже встал – и оказался ростом под самую кровлю. Игмор и сам был не мелким, да и в Киеве повидал немало рослых людей, но от этого отшатнулся.

Однако напрасно: незнакомец повернулся, подался к двери, открытой ради света и свежего воздуха… и пропал.

Игмор, замерев, таращился на дверь. Все в избе таращились на него. А снаружи вдруг раздались перебивающие друг друга крики:

– Волк! Волк!

– Кугу Юмо!

– Юман Ава!

– Волк, волк, волк! – безостановочно кричал кто-то через два двора.

– Помогите, спасите! – вопил Сутай, и теперь в его голосе не было и следа насмешки.

Вспыхнули и пожаром понеслись по селению женские крики и визг. Теснясь в дверях избы, мужчины устремились наружу. Посреди дороги лежал Сутай, раскинув руки и ноги. Невесть откуда взявшийся, огромный черный волк мчался через Келе-бол, куры разлетались с его пути, люди прятались куда попало.

Черной стрелой волк метнулся к воротам и пропал.

– Ой, Сутая убил, насмерть убил! – причитали бабы.

– Убил он меня! – вторил им сам Сутай. – Насмерть убил!

Когда его наконец подняли, вместо крови нашли большое мокрое пятно на портках. Огромные звериные следы в пыли вели до самых ворот, а там разом исчезали, будто дальше зверь умчался по воздуху.

* * *

Помня, в чем их заподозрили, побратимы сочли мудрым никому о видении Игмора не говорить. Их странное поведение во время совета объяснил Красен: мол, Игмор первым сквозь открытую дверь заметил волка вдали, прокравшегося прямо в селение, но не был уверен, мол, мелькнул и за избой пропал. Но все меряне видели, что волк бегал по Келе-болу, когда все трое сидели в избе Вадая и даже разговаривали, то есть ни один из русов не мог отпустить свой дух в виде зверя, как делают иные колдуны. Как обычно, бабы все наврали. Ну а если этот волк и правда наслан врагами троих чужаков, то им и идти первым, чтобы его истребить.

Когда все успокоилось, Вадай растолковал побратимам, до чего договорились на совете. Собрав все толки, дети Синего Камня сошлись на том, что волка стоит искать на песчаном взлобке среди болота, близ Мари-йоги – Ягодного ручья. Человек десять уверенно говорили, что волк появляется оттуда и уходит в ту сторону.

В ночь перед большой охотой легли спать пораньше. К концу лета ночи сделались долгими, темными и звездными. Комары унялись, можно было не закрывать оконце. Спалось хорошо, и под утро Градимиру приснился сон. Он увидел перед собой женщину, вернее, молодую девушку, но сразу ее не узнал. Высокая, тонкая, как березка, она была одета в платье из сероватых и белых лебединых перьев, а очень светлые, как лунный свет, волосы густой блестящей волной спускались ниже колен и вились на медленном ветру. Лебединое платье так плотно облегало тело, что был виден каждый изгиб ее – бедра, живота, груди, и Градимир ощутил во сне бешеный прилив желания. Но тут же забыл о нем – глаза девушки, чуть раскосые, лукавые, сияли голубыми звездами, и от этого сияния веяло жаром и холодом. От чередования этих волн душа трепетала, как лист, готовый оторваться от ветки и улететь, чтобы никогда не вернуться на родное дерево…

«Кто ты?» – хотел он спросить, но не мог: как бывает во сне, ему не повиновался язык. А тело было таким тяжелым и неподвижным, будто душа поселилась внутри того Синего камня, что на берегу.

Тогда дева сама заговорила. Глазами – губы ее не шевелились, лишь улыбались нежно и влекуще, но сам взгляд нес ему прямо в душу уже однажды слышанные слова:

Я была младою девой

И владычицей седой,

Витязем была отважным

Среди битвы роковой…

«Так вот же в чем дело!» – осенило Градимир. Молодая дева – такой он ее видел уже три раза. Седая владычица – перья серого лебедя напоминают седину. Она – «избирающая павших», уносящая мужчин с поля боя в Валгаллу, отнимает жизнь вернее, чем любой воин, и нет такого удальца, который смог бы ей противостоять.

По тропе несут воздушной

Серо-бурые крыла,

По тропе плыву лососьей,

Роща рыбы мне мила…

Как всякая валькирия, она принимает облик лебедя – об этом говорит ее платье, а лебедь – птица, способная свободно передвигаться в небесах, по воде и даже по суше. Лебедь – существо, живущее сразу в трех мирах, как и валькирия – среди богов, смертных и духов.

«Я тебя знаю!» – хотел сказать Градимир.

Он не издал ни звука, однако дева его услышала. Она улыбнулась, а потом ее глаза оказались совсем близко – вплотную к его лицу. Градимир успел ощутить поцелуй… и она исчезла.

Он пребывал нигде – в сером мареве, в голове стоял звон, как будто серебряные кольца катятся и катятся под уклон и никак не могут достичь дна. Потом это марево пронизал звук рога. Наконец Градимир сообразил: он спал, а теперь проснулся. Это был сон. А во сне к нему приходила валькирия – та, что уже не раз являлась ему под видом простой девушки по имени Лебедь и спасала из самых трудных положений. Впрочем, какой глупец мог счесть ее простой?

Едва светало. Что здесь за земля такая, думал Градимир, с трудом сев на старом, свалявшемся сеннике и протирая глаза. То черный волк, то непонятный мужик с мечом и золотой серьгой растворяется в воздухе, то эта дева-лебедь! За все тридцать с лишним лет он не видел столько разных мороков, как за это злосчастное лето.

Вспоминать деву в лебедином платье было и приятно, и жутко. Она и отталкивала, и притягивала. Теперь наконец прояснилось, почему она им помогает: Один – покровитель Святослава, а