Сила культа. Что делает человека фанатиком и как этого избежать - Аманда Монтелл

«Храм народов» был основан в 1950-х годах как расовая интеграционистская церковь в Индианаполисе. Спустя 10 лет организация перебралась в Северную Калифорнию, где, согласно докладам ФБР, переродилась в более прогрессивное «социально-политическое движение». Но только в 1974 году, когда «Храм народов» переехал на отдаленные земли Южной Америки, он трансформировался в «культ», известный как Джонстаун.

О нем ходило множество мифов, но мало кто по-настоящему понимал его суть. Джонстаун представлял собой поселение площадью 15 квадратных километров, располагающееся в засушливой местности на северо-западе Гайаны. На момент развязки этой трагедии, в 1978 году, там проживали около тысячи жителей. Община была названа в честь своего печально известного лидера Джима Джонса. Впрочем, у него было много имен. В Индианаполисе, когда группа еще придерживалась религиозных взглядов, последователи Джонса называли его Богом или Отцом. («День отца» отмечался 13 мая, в день рождения Джонса.) К тому времени, когда группа перебралась в Гайану и изолировалась от внешнего мира, прозвище Джонса стало звучать еще нежнее: «Папа». В конце концов, члены коммуны начали называть организацию Конторой. Аналогично, косвенно упоминая короля, можно сказать: «во имя Короны». А в более поздние годы Джонс настаивал на придворном титуле Лидер-Основатель.

Джонс перевез своих последователей из Редвуд-Сити (штат Калифорния) в Гайану, обещая им социалистический рай за пределами царства зла на земле. Под злом подразумевался якобы угрожающий Соединенным Штатам фашистский апокалипсис. На грубо сделанных фотоснимках поселения изображен настоящий Эдем – дети всех рас безмятежно играют в игры, пока их родители заплетают друг другу волосы и заводят дружбу с обитающими по соседству дикими животными. На одном фотоснимке 25-летняя женщина по имени Мария Катсарис (одна из любовниц Джонса и член его ближнего круга) улыбается, положив указательный палец на кончик клюва тукана. Отбросьте исторический контекст, и картинка будет смотреться как отрезанный от внешнего мира райский уголок. Я уже представила себе, как все мои прогрессивные приятели из Лос-Анджелеса бегут в Гайану, спасаясь от администрации Трампа. «Домашний питомец – тукан», – звучит очень мило.

В наши дни большинство американцев слышали о Джонстауне или хотя бы видели посвященные ему иллюстрации: община в джунглях, проповедник-маньяк, отравленный пунш, трупы, сваленные в траву… Итак, Джонстаун прославился «благодаря» массовой гибели людей в результате убийства, обставленного как самоубийство. Жертвами акции стали более 900 последователей культа. Произошло это 18 ноября 1978 года. Большинство жертв, в том числе более 300 детей, встретили смерть, употребив ударную дозу смеси цианида и транквилизаторов. В чаны с виноградным соком, приготовленным из порошкообразного фруктового концентрата «Флейвор-Эйд», подсыпали яд. «Выпить «Кул-Эйд» – метафора, которая родилась в связи с этой трагедией. Название смертоносного эликсира ошибочно запомнилось как «Кул-Эйд», а не «Флейвор-Эйд», т. к. первый бренд имел нарицательное значение (например, некоторые люди называют все салфетки «Клинекс», хотя есть также «Паффс» и «Эйнджел Софт»). Но жители Джонстауна умерли, употребив более дешевую версию напитка с магазинной полки. Одни выпили его, другие получили в виде инъекций, причем многие сделали это против своей воли – под сильным давлением со стороны Джонса, утверждавшего, что «революционное самоубийство»[43] – это единственный способ «протеста против бесчеловечного мира».

Народ ехал в Гайану вовсе не для того, чтобы умереть неестественной смертью. Люди отправились туда в поисках лучшей жизни: желая примерить на себя социалистическую идеологию, или разочаровавшись в своей «домашней» религии, или желая сбежать подальше от американской полиции, где якобы служат расисты (что-то знакомое, верно?). На Земле обетованной Джим Джонс гарантировал своим адептам решение проблем во всех сферах жизни, а т. к. все правильные слова заворачивались в красивую обертку, ему верили.

Джонс, о личности которого было написано несколько десятков книг, обладал всеми классическими признаками служителя зла: на первый взгляд он казался политическим пророком и революционером, но в душе был маниакальным, лживым, параноидальным нарциссом.

Однако, как утверждает история, преданные ему люди так и не сорвали с него маску, пока не стало слишком поздно. Поначалу, как клялись мне многие выжившие в той трагедии, Джима Джонса вроде как все любили.

Он родился и вырос в Индиане. Подающему надежды новому пастору было всего лишь около 20, когда он создал первую общину. Несгибаемый интеграционист (то же, что глобалист. – Прим. ред.) и его жена стали первой белой парой в штате, усыновившей темнокожего ребенка, и вскоре в их доме появилось много других детей всех цветов кожи. Джонс называл своих домочадцев Радужной семьей[44]. Иначе говоря, он боролся за расовую справедливость не только как церковный деятель, но и как частное лицо.

Однако Джонс производил впечатление не только прогрессивного и благочестивого человека. Также он был красив – ну вылитый двойник Элвиса в юности. Лично я не нахожу в его внешнем облике особой привлекательности (думаю, это непопулярное мнение, но грубые, мультяшные черты лица Джонса всегда немного напоминали мне внешность Биффа Таннена, хулигана из трилогии «Назад в будущее»). Я полагаю, что невменяемые убийцы просто не в моем вкусе, хотя мне известно, что гибристофилия[45], влечение к брутальным преступникам – вполне реальное явление. У Джонса, Теда Банди и Чарльза Мэнсона были свои поклонницы. Даже знаменитый психолог Филипп Зимбардо, организовавший Стэнфордский тюремный эксперимент, открыто говорил о «непреодолимой сексуальной привлекательности»[46] Джонса.

Но в данном случае сексуальная привлекательность была связана не только с внешним видом Джонса, а еще и с умением поддерживать иллюзию близости между собой и поклонниками. Обратимся к воспоминаниям обитателей Джонстауна. Все, с кем я общалась, пели осанну невероятному обаянию этого человека, его умению легко находить язык с кем угодно, от белых представителей богемы и высшего среднего класса до темнокожих, прислуживавших в церкви. Перед молодыми прогрессистами (политическая партия в США. – Прим. ред.) из Сан-Франциско Джонс играл роль социалиста, соблазняя их академическими цитатами из Ницше, пятидесятникам старшего поколения он читал библейские стихи, в его голосе начинали звучать пасторские нотки. Несколько выживших после трагедии рассказали мне, что, когда они впервые заговорили с Джонсом, у них сложилось впечатление, что они знали его всю жизнь – он «говорил на их языке». Искреннее признание такого рода, которое позже заменяется на подчинение, некоторые социологи называют любовной бомбардировкой.

«Он общался с людьми любого круга[47] и всегда находил для них свободную минуту, – вспоминала Лесли Вагнер Уилсон, оратор и мемуаристка, выжившая в Джонстауне. – Он мог цитировать Священное писание, а потом развернуться на 180 градусов и начать проповедовать социализм». Лесли