Роман роялиста времен революции : - Шарль-Альбер Коста-Де-Борегар

Возмущеніе этихъ парламентовъ, которые такъ сильно подрывали королевскую власть съ восшествія на престолъ Людовика XVI, было именно то, что моряки называютъ "цвѣтъ бури" передъ сильными порывами вѣтра. Если Мопу дѣйствительно, какъ онъ говорилъ, "вырвалъ корону у канцелярщины", то теперь она болѣе, чѣмъ когда либо, была въ ея власти. Но между этими возмутившимися парламентами особою дерзостью отличался Гренобльскій; хотя ему была сдѣлана уступка, введеніе провинціальныхъ собраній въ Дофине было отсрочено, онъ не унимался, нарушалъ указы, возвращалъ жалованныя грамоты, не соблюдалъ не только приличія, но и требованій здраваго смысла.

Разсказываютъ про Ноя, что, упившись винограднымъ сокомъ, онъ позабылъ о листѣ, скрывавшемъ его наготу. Господа члены парламента, опьяненные своимъ успѣхомъ, подобно ему, совершенно утратили всякое чувство стыда. Они до такой степени забыли о немъ, что 21-го апрѣля 1788 года пришли къ рѣшенію, въ силу котораго угрожали "отдѣлить Дофинэ отъ Франціи"…

Люди хладнокровные, напрасно потерявшіе время въ разсужденіяхъ съ господами парламентерами, кончили тѣмъ, что впали въ совершенное отчаяніе отъ такой продерзости. Приходилось какъ можно скорѣе дѣйствовать, чтобы не дать времени правительству вернуться рѣшительно къ своимъ уступкамъ. Снестись непосредственно съ Версалемъ казалось единственнымъ средствомъ для спасенія того, что на языкѣ того времени называлось "нарождающейся свободою".

Общая опасность сгруппировала около Анри всѣхъ диссидентовъ.

Имъ поручено было доставить въ Парижъ записку, въ которой излагалось положеніе вещей въ ихъ настоящемъ светѣ, съ просьбою о приведеніи въ исполненіе королевскаго обѣщанія. Лаблашъ и Деніенуа согласились его сопровождать. Всѣ трое отправились въ началѣ весны 1788 года. М-мъ де-Роганъ пожелала, чтобы Анри привезъ жену къ ней.

Молодая женщина поѣхала съ унылымъ сердцемъ, убѣжденная, что въ Пюпетьерѣ она оставляла свои послѣдніе счастливые дни; бываютъ минуты, когда предчувствуешь предстоящее горе.

Анри, напротивъ, былъ убѣжденъ, что его посредничество между дворомъ и провинціею пойдетъ на благо, и радовался возможности еще разъ своей роли благодѣтеля. "Поэты, — писалъ онъ, — изображаютъ случай въ образѣ женщины съ чудными волосами на передней части головы и плѣшивой сзади, надо торопиться: если не схватишь ее во время, потомъ не поймаешь".

А Талейранъ сказалъ: "у случая бываетъ иногда фальшивый шиньонъ".

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Возвращеніе въ Парижъ. — Фрондерство въ отелѣ де-Роганъ. — Вражда противъ министра Бріеннъ. — Предсказаніе герцога Роганъ Аери. — "Что прикажете отвѣчать такимъ животнымъ?" — Юлія. — Какъ были приняты требованія дофинцевъ. — Градъ черепицъ. — Гражданки Гренобля и ихъ ужасныя угрозы. — Бріеннъ сдается на капитуляцію. — Обѣщаніе Etats-généraux. — Письма герцогии и Анри къ Маріи-Антуанеттѣ. — Актеръ Дюгазонъ и m-me де-Полиньякъ. — Болѣзнь маленькаго дофина. — Будущая гувернантка королевскихъ дѣтей Франціи.

Если посмотрѣть издали на Парижъ, надъ городомъ стоитъ точно паръ, сквозь который виднѣются колокольни, башни, монументы. Стоитъ густой туманъ, точно отъ испареній цѣлаго народа, который вѣтеръ то сгущаетъ, то разгоняетъ, чтобы по своему усмотрѣнію превратить въ ясный, свѣтлый день, или сумрачный, грозный.

Такимъ же густымъ туманомъ стояли въ 1788 году надъ Парижемъ всѣ требованія Франціи и вѣтеръ грозилъ превратить ихъ въ бурю.

Изъ переписки съ герцогинею де-Роганъ Анри мало зналъ, насколько обострилось положеніе дѣлъ. Тѣхъ людей, которыхъ онъ считалъ за несерьезную оппозицію, онъ засталъ въ разгарѣ возмущенія.

Если въ отелѣ де-Роганъ не выражали открыто своего сочувствія уличнымъ взглядамъ, если въ немъ не осуждали прямо стараго порядка вещей, то во всякомъ случаѣ его не защищали. Снисходительнымъ отношеніемъ къ нападкамъ на дворъ плохо маскировалась тайная радость.

Назначеніе Ломени де-Бріеннъ на постъ перваго министра окончательно разсердило герцогиню де-Роганъ. Она обвиняла королеву, по случаю этого выбора, въ посягательствѣ на монархію.

Назначить первымъ министромъ архіепископа, который не вѣрилъ въ Бога, академика, который не умѣлъ писать, финансиста, который самъ раззорился, казалось герцогинѣ чудовищнымъ. Только королева могла указать королю на эту "поповщину", отъ которой онъ такъ энергично оборонялся [19]. Что касается ея мужа, то онъ, обыкновенно такой снисходительный, относился къ Бріенну съ несвойственнымъ его добротѣ раздраженіемъ.

Дѣло въ томъ, что онъ тоже не допускалъ возможности, чтобы могли коснуться вольностей этой Бретани, имя которой онъ носилъ и которую онъ превратилъ въ свою заступницу.

А Бріеннъ, какъ нарочно, заключилъ въ Бастилію 12 бретонскихъ депутатовъ, которые, подобно Анри, явились отстаивать привилегіи своихъ провинцій. Подобно имъ, Анри предстояло быть заключеннымъ въ Бастиліи…

— Несомнѣнно, вы на очереди, — постоянно твердилъ герцогъ, обращаясь къ Анри.

"Знаете ли вы, какъ этотъ проклятый архіепископъ принялъ на дняхъ депутацію изъ Ренна, которая явилась требовать выдачи вашихъ заключенныхъ? Вотъ что онъ имъ сказалъ:

— Ваши земляки, господа, дѣйствительно въ Бастиліи, но будьте увѣрены, что съ ними обращаются со всевозможной предупредительностью.

На это одинъ изъ бретонцевъ отвѣтилъ ему, что они пріѣхали требовать не вѣжливости въ обращеніи съ заключенными, а ихъ освобожденія…

Тогда архіепископъ обернулся къ своему секретарю и громко воскликнулъ:

— Что прикажете отвѣчать такимъ животнымъ?

Разсказывая этотъ эпизодъ, герцогъ де-Роганъ выходилъ изъ себя отъ негодованія. Онъ бралъ въ свидѣтели нахальства Бріенна весь городъ и дворъ. Только жена Анри, она одна умѣла его нѣсколько умиротворять. За это въ отелѣ де-Роганъ ее прозвали: "Юлія".

Такое прозваніе изъ античнаго міра было въ духѣ времени. Развѣ не Юлія отвратила войну между Юліемъ Цезаремъ, ея отцемъ, и Помпеемъ, ея мужемъ? При томъ положеніи вещей, въ какомъ онѣ были въ улицѣ Вареннъ, роль миротворительницы, которая съ общаго согласія была дана маленькой графинѣ де-Вирье, не могла быть синекурой.

Герцогиня дѣйствительно не одобряла тона протестовъ, о которыхъ сообщалъ Анри. Въ этомъ тонѣ ей чувствовалась неумѣстная самонадѣянность, и оправданія Анри не въ силахъ были заставить ее измѣнить такое мнѣніе. M-me де-Роганъ казалось, что эти дофинцы способны забыть всякую мѣру. И это было вѣрно.

Всецѣло отдавшись своей роли, Анри черезъ нѣсколько дней отправилъ къ де-Бріеннъ адресъ за многими подписями дворянъ Дофинэ. Онъ присоединилъ въ адресу подробную записку, которая, казалось ему, была неотразима.

Проходитъ недѣля, проходитъ другая, отвѣта нѣтъ. Надо съѣздить за нимъ. Анри отправляется въ Жарди. Это былъ старый пріоратъ, по сосѣдству съ Виллъ д'Аврэ, куда архіепископъ Сансскій отправлялся, за неимѣніемъ религіозныхъ вдохновеній, вдохновляться политикою.

Но, къ великому удивленію Анри, его не принимаютъ, и вотъ, не успѣвъ даже вернуться въ Парижъ, онъ изливаетъ свою досаду въ слѣдующемъ письмѣ:

"Представь себѣ, я сижу въ каретѣ у воротъ Жарди въ ожиданіи, когда г. архіепископъ соблаговолитъ меня принять. Страшно бѣшусь. Чтобы заполнить время, берусь за перо и посвящаю тебѣ и отечеству плоды моего бездѣйствія.

"Я счелъ нужнымъ приложить записку къ адресу, который вы поручили мнѣ передать. Въ этой запискѣ я изложилъ всю силу, настойчивость нашего народа, а также причины движенія нашего Гренобля… Затѣмъ я указалъ на выгоду для короля не брать назадъ даннаго обѣщанія относительно нашего собранія.

"Наконецъ, я подтвердилъ, ибо необходимо, чтобы его величество зналъ объ этомъ, — что я говорилъ отъ имени всѣхъ способныхъ мыслить въ нашей провинціи… Пора же разсчитаться съ нами".

Какъ разъ на это-то именно Бріеннъ и не склоненъ былъ согласиться. Онъ даже не соблаговолилъ представить королю записку Вирье. Негодованію герцога де-Роганъ не было предѣла…

"Сажая въ тюрьму, онъ воображаетъ себя Ришелье, обманывая — воображаетъ себя Мазарини"…

Добро бы еще, если бы Мазарини хоть извинился бы! Такъ вѣдь нѣтъ же! Когда черезъ нѣсколько дней Анри, наконецъ, удалось добраться до архіепископа Санскаго, онъ получилъ отъ него, въ весьма сухой формѣ, урокъ правилъ общежитія.

Обозвавъ адресъ дофинцевъ "распечатаннымъ письмомъ", онъ затѣмъ сказалъ: "вамъ нечего удивляться, если при тѣхъ условіяхъ, при какихъ ваше письмо было представлено, король не соблаговолилъ принять его… Во-первыхъ, оно какъ будто написано отъ имени дворянства… Дворянство не собиралось, да и не могло собраться безъ разрѣшенія короля".

Собраніе въ Визилѣ показало, однако, министру, что подобная вещь могла случиться.