Графъ - Аля Пачиновна
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Ничего, сынок, зачтется. Каждое посаженное дерево превратится рано или поздно в рощу.
Возможно, двух храмов, нескольких десятков дубовых и сосновых алей и столько же спасённых от героинового рабства детдомовцев, как раз и хватило, чтобы это «ку-ку» не стало последним в жизни Глеба Гордеевича. Иначе, как объяснить, что эта настоящая пушка оказалась на месте своей точной копии? И в руках именно этой девчонки, а не того, кто умеет стрелять?
Интересно, сколько у него ещё жизней осталось? И не пора ли подкинуть на карту богоугодных дел?
- Поздравляю, своим отказом ты смертельно ранила культ личности в самое сердце, - сказал Глеб, когда окончательно убедился, что второго покушения не предвидится. По крайней мере, прямо сейчас. Девчонка стояла бледная и поникшая, будто отдача от выстрела вышибла из неё не только дух войны. Нужно было обезоружить ее, пока анализ совершенного преступления всецело занимал ее мысли и опорно-двигательный аппарат.
Глеб подошёл к шокированной девчонке. Сжал сильно кисть, хотя можно было обойтись и четвертью применённой силы.
- Как же так получилось? Дай-ка мне эту штучку, - он осторожно выкрутил рукоять из ее ледяных пальцев, извлёк магазин и вручил вошедшему в кабинет Пушкину.
- Дэ-два кофе, к-как за-ак-казывал, эс-сэ-сиятельство, - напомнил заступивший на смену сотрудник службы безопасности.
- Пушкин, у нас тут накладка небольшая вышла. Хлопушка оказалась боевой и заряженной. Займись этим. Только без шума.
Глеб проводил взглядом дежурного по покою и протянул Новодворской чашку.
- Выпей кофейку. Я подумал, что после покушения на меня тебе захочется взбодриться.
Шоковая терапия стряхнула с Новодворской криминальные намерения и цвет живого человека, сделала ее мягкой, бескостной: бери, Глеб, ешь. Да, моя дорогая, пулями стрелять в живых людей - это тебе не по клавишам стучать, ответственность другая. Но молодец, что сказать, не струсила.
А наказать тебя теперь придётся…
Глеб облизнулся и сунул чашку с ароматным эспрессо под нос девчонке, она безропотно приняла подношение нетвёрдой рукой. Отчаянно стараясь скрыть нервный тремор, стукнулась зубами о фарфор и отхлебнула.
- Теперь мне ещё интереснее, какая ты, когда кончаешь…
Глеб, конечно, предполагал, что в общении с этой цыпочкой придётся столкнуться с некоторыми препятствиями, но кофейный фонтан в лицо - это уже слишком! Он ясно ощутил, как свело гневом мышцы, отвечающие за мимику и именно это стало последней каплей…
- Ты… - Граф с трудом сдержал челюстью ненормативный эпитет, но только из трепетного уважения к хрупким корешкам редких изданий его библиотеки.
- Ты… свалилась на мою голову, опрокинула на меня поднос, исполосовала… - Глеб шагнул вперёд, намеренно наступил девчонке на ногу, продолжая перечислять ее косяки ей в висок, - прокусила запястье, губу! Ты вольнула в меня, Новодворская, и только что ты плюнула мне в лицо! Ты вообще, в курсе - кто я? Что ты думаешь, я теперь должен с тобой сделать… по совокупности твоих преступлений?
Разнообразные варианты того, что он мог с ней сделать пулеметной очередью пронеслись в голове и отрикошетили в пах. Уязвлённое самолюбие авторитета требовало сатисфакции. Очень настойчиво требовало - не уложишь.
- Я не буду с тобой спать! - заявила решительно и опять гордо вскинула подбородок, пряча за ресницами панику в расширенных зрачках.
Поздно, девочка! Отступать некуда - позади горизонтальная поверхность стола.
- Уже спала, - усмехнулся Глеб и воткнул натянутую до треска ширинку упрямице в мягкий живот, вжал собой ее зад в ребро столешницы. Ее трясло. Девчонка явно не привыкла к твёрдым знакам внимания суровых сибирских парней.
- Я не знаю, как это сказать на вашем орочьем языке, - зашипела и повторила, так, будто гвоздь ему в голову вколачивала словами: - Я. Не буду. С тобой. Спать!
Отчего-то появилось жгучее, неуправляемое желание задрать ей футболку на голову, скрутить ей руки за спиной и… только посмотреть, как торчат вверх острые соски и кожа покрывается колючими мурашками лихорадки. Глеб уже ухватил за край, но увидел ее лицо, искажённое отвращением и просто обтер футболкой кофейные брызги.
Отпустил. Отступил назад.
- Я ещё никому не был так противен, - Глеб вернул себя на диван, устало привалился к его коричневой коже взмокшей спиной. Сучка. Обидно. Он же уже не двадцатилетний пацан, чтобы вестись на такое. Что ж так во рту сухо? И будто на шее удавка?
- Спасибо, что избавил меня от объяснений, - она тряхнула волосами и поставила кофейную чашку на стол. - Теперь избавь меня от себя.
Деловая. А где «пожалуйста»?
- Я бы отпустил, - Глеб потер лицо ладонью. Пригоршня колючего снега сейчас была бы кстати. Или что покрепче. - Но ты сама выбрала остаться.
- Когда это?
- Когда взяла в руки пистолет, - он снова посмотрел на Новодворскую, отчётливо представив ее в чёрном узком платье с разрезом по бедру, в чулках и без трусов. - Когда стала решать: «тварь ты дрожащая или право имеешь».
- Сиятельство любит играть краплеными? - ехидничала, храбрилась, но грызла губы, чем и выдавала то, что ничего не смыслит в карточных играх. - Поверь, не стоит свеч. Тебе не понравится. Я - неформат.
- Лесбиянка, что ли? - нет, он не мог ошибиться, у него глаз намётан. Максимум - би…
- Девица, - буркнула под нос девчонка и отвела взгляд в самый тёмный угол кабинета.
Оп-па! Бинго!
Удача - явление парное. Сначала эта цыпочка его не убила. Теперь она оказалась источником той энергии, которую он искал в молодых женщинах. Покупал даже однажды целенаправленно, но сразу понял, что факт сделки опошляет и обесценивает цель.
Может, врет?
- В тридцатник? Девочка? - выразил сомнение Глеб и ещё раз прокатился оценивающим взглядом по Новодворской. С трудом верилось, что такую породистую киску никто ещё не брал зубам за холку. Хотя. Учитывая, как она царапается, вполне возможно…
- В двадцать восемь! - фыркнула она.
Не врет!
- А что с тобой
