Опасные пути - Георг Хилтль

— Благодарю Вас, Луизон, — проговорила Мария нежным голосом. — Вы можете идти; я позову Вас, если что-нибудь понадобится.

Луизон вышла из комнаты.

Маркиза быстро поставила питье на столик, вынула из кармана флакон и стала открывать его; пробка не сразу поддалась ее усилиям. В соседней комнате послышался шум. Проспер был в спальне и мог войти каждую минуту; какой-нибудь пустяк мог бы выдать ее. Вследствие этого маркиза стала искать глазами ножницы, но напрасно. Ее нежные пальцы не могли справиться с крепкой кожей, которой была обтянута пробка; тогда она пренебрегла опасностью и решилась разорвать ее зубами. Затем она осторожно вынула пробку и наклонила склянку над стаканом; ее рука дрогнула при этом, но она сказала себе: “Это нужно!” — и капли с каким-то странным звуком упали в стакан. Несмотря на все самообладание маркизы, ее руки задрожали, и она почувствовала, что несколько капель смочили ей пальцы. Она со страхом обтерла их о платье и, спрятав флакон в карман, пошла к дверям спальни. Когда она собиралась открыть дверь, позади ее раздался какой-то шорох. Маркиза, вся дрожа, отскочила от двери, и стакан закачался на подносе, так как она подумала, что, быть может, кто-нибудь подсмотрел ее ужасное дело.

Она со страхом оглянулась: позади нее стояла большая лохматая собака старика д‘Обрэ и с глухим ворчанием скалила на нее зубы.

— Пошла вон! — крикнула Мария собаке и смело вошла в спальню.

Проспер сидел у постели; старик Обрэ услышал тихие шаги дочери и сказал:

— Доброе дитя!.. Ты хлопочешь обо мне в такой поздний час!

Проспер встал и обратился к Марии:

— Если я понадоблюсь Вам, то позовите меня; теперь барину уже гораздо лучше.

Он вышел. Отец с дочерью остались одни.

Мария подала ему стакан, причем ее руки больше не дрожали, а лицо было совершенно спокойно. Д‘Обрэ взял питье и поднес стакан ко рту. Маркиза отошла в глубину комнаты. Отец выпил питье до дна и вернул стакан дочери, проговорив:

— Мне теперь лучше, спасибо!..

Маркиза подошла к постели; она ожидала, что яд немедленно окажет свое действие, но его не было.

— Иди, — сказал д‘Обрэ, — мне лучше. Ложись спать!.. У дверей моей комнаты будет дежурить Жак.

Маркиза пошла наверх; ее охватывал холод и ей все казалось, что кто-то стоит сзади нее. Она поспешно заперла дверь своей комнаты и прилегла на диван. В ее голове шумело и ей чудились какие-то призраки, кружившиеся в комнате и вылетавшие в окно.

Пробило полночь.

Внизу раздался глухой шум, послышались голоса и жалобные стоны.

“Яд начинает действовать… Поделом тебе, отец!.. Это за то, что ты хотел отнять у меня моего Годэна!” — подумала Мария.

Кто-то бежал по лестнице, в щель стал виден свет. Раздался стук в дверь.

— Сударыня, — послышался голос Луизон.

Мария молчала.

— Ради Бога, отоприте!.. Ваш отец умирает.

Маркиза быстро смяла свою постель и пошла открывать дверь.

— Я легла не раздеваясь и задремала. Что такое?

— Вашему отцу очень плохо… идите скорей!

— Отец, отец! — с отчаянием закричала Мария, — скорей доктора! — и она бросилась вниз по лестнице.

Луизон следовала за ней и задыхаясь проговорила:

— Жак уже поскакал в Компьен.

— Во сколько же времени он доберется туда?

— Часа через два.

Мария наморщилась, как бы показывая свое недовольство, но вместе с тем прошептала:

— Доктор приедет не раньше, как через шесть часов; к тому времени все будет кончено!

Уже при входе в спальню отца Мария услыхала его стоны и ею овладело раскаяние. Она подошла к постели больного; черты его лица страшно изменились; яд уже производил свое разрушающее действие в его организме.

— О, дочь моя, я ужасно страдаю! — воскликнул д‘Обрэ, протягивая руку маркизе.

Его пальцы были скрючены, а ладони покрыты холодным потом.

Если бы у Марии было под руками противоядие, она тотчас же дала бы его отцу, но она даже не слышала о нем, равно как не знала даже имени того яда, который разрушал организм больного. Спасти его теперь можно было лишь ценой откровенного признания, а это значило погибнуть.

— Поздно, — прошептала она, — да и действие средств Экзили ничем нельзя остановить.

Старик начал бредить, он сел на постели и стал что-то говорить, но потом пришел в себя и громко сказал:

— Пошлите гонца в Париж! Я хочу перед смертью видеть своих сыновей.

Мария бросилась на колени перед постелью и стала громко рыдать. Собравшиеся слуги высказывали свое участие и жалели бедную маркизу.

Беспокойство больного увеличивалось; применялись всевозможные домашние средства, но безуспешно.

— Приди ко мне, дитя мое, — прохрипел старик, — пусть твоя головка покоится на моей груди!.. Ах, милое мое, дорогое дитя. Мы были так счастливы в последнее время; твое присутствие так украшало этот тихий замок; и теперь я должен расстаться с собой, когда все шло так хорошо!..

— Мы не расстанемся, отец, — крикнула маркиза, ломая руки. — Бог сохранит Вас!

— Нет, я чувствую приближение смерти, — простонал д‘Обрэ, — мои члены уже немеют, меня пронизывает страшный холод, голова горит, мной овладевает ужасная слабость, глаза застилаются черной пеленой. Я умираю!

Маркиза чувствовала, что руки, обвивавшие ее шею, слабеют. Вдруг потухающий взор старика остановился на дочери и он шепнул ей:

— Приблизь ко мне свое ухо!..

Мария приложила свое ухо к губам отца.

— Избегай Сэн-Круа… — глухо прохрипел старик.

Вдруг его взгляд расширился, голова запрокинулась назад, правая рука судорожно подернулась и все тело тяжело опустилось на постель.

Мария наклонилась к отцу, а затем беззвучно проговорила.

— Он скончался…

Последние слова отца убили в ней всякое раскаяние и, не зная, что делать и как выразить свое горе, она сочла за лучшее упасть в обморок. Ее унесли наверх и положили в постель.

— Не понимаю, — пробормотала маркиза, очутившись одна, — я думала, что яд действует быстрее.

Часы пробили шесть.

— Он шесть часов боролся со смертью, — продолжала она шепотом, — надо будет увеличить дозу.

В часовне замка зазвонили в колокол. Мария поднялась, спрятала склянку с ядом в шкаф, среди кружев и лент, и пошла вниз. Она вошла в переднюю одновременно с небольшим господином. Последний вежливо поклонился растроганно протянул маркизе руку и тихо проговорил:

— К сожалению я прибыл слишком поздно.

Мария прижала платок к глазам и прошептала:

— Благодарю Вас, доктор.

Маленький человек был доктор из Компьена, по фамилии Лафрен; он постоянно лечил старика д‘Обрэ.