История римских императоров - Теодор Моммзен

С приходом к власти Севера мы приближаемся к важному поворотному пункту в истории Востока.753 Почему он вел свои масштабные и имевшие большие последствия войны? Все источники свидетельствуют о том, что виной тому было тщеславие, с этим приговором до определенной степени нужно согласиться. Причина второй войны хотя и была достаточно существенной, но использование побед в корыстных целях, бесполезное и бесцельное расширение границ, предпринятое Севером, следует сводить к личным честолюбивым мотивам.754

Исходным пунктом были внутренние римские трения;755 на Востоке на трон был возведен Песценний Нигер, и к этому вотуму восточных легионов присоединились вассальные государства — Армения, царь Эдессы и в определенном смысле также парфяне. Некоторое время Нигер оставался признанным императором в восточной части Римской империи. Север выступил против него, быстро устранил его с его избирателями, иллирийскими легионами, и вновь восстановил единство Империи. [MH. II306] Это предоставило возможность развязать войну с парфянами — или не с парфянами. В присужденном после войны титуле кроется известное противоречие: прозвище Parthicus Север отклонил, но именовал себя Arabicus или Adiabenicus, или по-своему, особым образом — Parthicus Arabicus и Parthicus Adiabenicus.756 Из этого можно заключить, что он не хотел напрямую порывать с парфянами, хотел вести войну не собственно с ними, а лишь с их зависимыми государствами.757 Под арабами следует понимать жителей южной Месопотамии.

Война в целом была очень короткой: в 194 г. пал Песценний Нигер, в 195 г. был перейден Евфрат.758 Парфяне не вмешивались в распри напрямую, а Север действовал как исключительно разумный государственный муж, которым он был, пока со своей стороны не втянул парфян в это дело.

Важнее и богаче событиями, чем война, а также агрессивнее по отношению к парфянам были организационные (sic) мероприятия, которые Север вызвал здесь к жизни: Месопотамия была превращена в новую провинцию. При этом он в известном смысле обратился к реминисценциям событий эпохи Траяна; однако, не подражая той полной поверхностности, которая характеризовала мероприятия последнего, он не занимался [MH. II307] просто номинальным декретированием, а последующими распоряжениями доказал, что всерьез намеревается отстаивать главным образом северные, способные на культурное развитие дистрикты. В первую очередь он значительно увеличил численность войска, сформировав три новые легиона, а название «парфянские», которое он им дал, содержало четкую программу в отношении соседей. Правда, легион Secunda Parthica был отправлен в Италию, в которой начиная с этого времени располагался гарнизон; однако первый и третий легионы были размещены в Месопотамии, уже не на Евфрате, а на Тигре.759

Эти военные мероприятия поддерживались очень важными гражданскими мерами: многие города Север наделил римской муниципальной конституцией. Его творением является прежде всего Низибис, которому он дал колониальные права и, определенно, еще многое другое.760 Он, видимо, ввел туда большое число западных колонистов, и долгое время крупный и важный город защищал римские интересы на Востоке от нападок восточных соседей куда более действенно, чем легионы.761 Большое количество других городов он одновременно наделил частично муниципальным правом, частично превратил их в места расположения лагерей.

Север также усердно культивировал и сделал еще более прочными [MH. II308] отношения с городом Эдессой (Урфа) и областью Осроеной, с которой уже давно была установлена прочная ленная связь. То, что она существовала уже давно, мы узнаем из монет с греческими762 надписями, которые относятся к эпохе правления Марка.763 Теперь царь Абгар из Эдессы был принят в Риме исключительно пышно и демонстративно.764 Его царство должно было стать оплотом для римлян. Новая провинция, естественно, была наделена военным префектом, и здесь мы сталкиваемся с первым знаком того, что сенаторская власть была потеснена. Комендант — это praefectus Mesopotamiae, но не legatus, т. е. он был взят не из мужей сенаторского звания, а из сословия всадников765, как и praefectus Aegypti. Этот пост занимала совершенно особая, доверенная персона императора.

Ясно, что это была полностью измененная политика: нейтральная зона полузависимых второстепенных держав, таких как Армения и Месопотамия, упразднилась, а Месопотамия стала самой защищенной римской провинцией. Обе крупные державы с самого начала непосредственно граничили друг с другом. Вскоре сказались и последствия этого: начиная с данного момента имеют место постоянные атаки со стороны находившихся под угрозой парфян.

[MH. II309] Север знал, что делал, и один раз уже признав его цель верной, нельзя не признать последовательность, решительность и продуманность его средств в достижении этой цели. Однако при нездоровой и неудовлетворительной военной ситуации в Риме все предприятие было крайне опасным. Дион, писавший спустя 30 лет после правления Севера и судивший как современник, бывший ко всему прочему непредвзятым и компетентным судьей, строго осуждает присоединение Месопотамии, главным образом с финансовой точки зрения. Он говорит, что эта провинция стоила больше, чем она принесла.766 Это не было бы так уж плохо, поскольку существуют другие, более важные положения, чем просто финансовые, но это деяние можно осудить по более веским причинам: Рим был слишком слаб и не дорос до этой задачи.

Вскоре вспыхнула большая Парфянская война. Север был отозван с Востока, чтобы рассчитаться с Клодием Альбином, и его отсутствие парфяне тут же использовали для нападения. Низибис выдержал первую из многочисленных осад, которые выпали на долю этого города, защищавшего римские интересы. Война с галлами закончилась неожиданно быстро, уже в 198 г. Север снова был на Востоке и начал [MH. II310] военные действия против парфян. Как то нападение, гак и эта оборона были необходимостью. Для Рима эта война была актом не честолюбия, но необходимости. Оба народа слишком близко соприкоснулись друг с другом, чтобы смочь мирно сосуществовать.

Тактика парфян была привычной: как только Рим проявлял слабость, они нападали, когда же он во всеоружии появлялся на поле боя, они отступали, чтобы потом тут же неожиданно вновь перейти в наступление. Север перешел реку, и ход разразившейся войны словно был списан с Траянской войны. Селевкия и Ктесифон вновь были завоеваны и разрушены, не обошлось даже без неудачи, которой увенчалась осада Хатры, длившаяся 20 дней767 и не принесшая никаких результатов.

Пока что Рим был сильнее, чем когда-либо. Заключение мира было необычным: хотя Север сохранял за собой все завоеванные земли, он уступил парфянам часть Армении. С его стороны это не было слишком большой жертвой: Риму могло быть абсолютно безразлично, кто будет господствовать в этой отдаленной, стратегически незначимой области, и это, должно быть, было лишь политическим маневром, бальзамом на рану оскорбленной гордости парфян и компенсацией завоевания Месопотамии. [MH. II311] Если так оно и было, то цель достигнута не была: заноза в сердце парфян осталась.

Настоящую причину позднейших неудач Рима стоит искать в упадке армейской дисциплины. Рекрутирование, как было сказано ранее, все больше и больше приобретало локальный характер, а восточные районы были населены в основном невоинственными народами, не шедшими ни в какое сравнение с иллирийцами и германцами. К этому присовокуплялись изнеживающие условия жизни и расслабляющий климат. Помимо этого определенное влияние оказывал характер противника, которому противостояли войска: столкновения с германцами учили отряды большему, нежели парфяне с их боями на дальних дистанциях. В конце концов, пугали скверные последствия постоянных военных мятежей. Как может процветать государство, в котором на протяжении всех пяти лет насильственным методом меняется правитель?

О том, насколько была запущена дисциплина, мы узнаем из отдельных, случайно дошедших до нас отрывков: например, рассказывается, что, когда Север при осаде Хатры отдал приказ к штурму, европейские отряды отказались повиноваться, потом сирийские отряды подчинились, но были отброшены.768 И об этом говорится лишь [MH. II312] вскользь, и все остается без существенных последствий. Что же это за инцидент и в каком свете он представляет обстановку в армии! Если бы наши сведения не были столь скудны, то нам определенно было бы известно о бесчисленном количестве подобных случаев, поскольку такое происшествие не могло быть единичным.