Евреи-партизаны СССР во время Второй мировой войны - Джек Нусан Портер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ратно, но генерал, командовавший этим участком фронта, приказал эвакуировать этот район, опасаясь немецких налетов. И действительно, только русские успели эвакуироваться из города, как появилась эскадрилья немецких бомбардировщиков, превратившая город в груду развалин.
Нашей целью было пересечь фронт, который, по мнению многих в советском высшем командовании, не был сплошным и чистым от немцев. Еще более тяжелой была ситуация за Бугом, откуда возвращались наши патрули. (Из-за этого мы делали обходы вблизи фронта.) Ночами, на фоне неба, мы отчетливо видели залпы ракет, бомбивших немецкие центры. В ответ немцы обстреливали русских из тяжелых минометов с воздуха. Немцы по всей линии фронта пытались оправиться от поражения и пользовались трудностями снабжения Красной армии.
Мы достигли окрестностей города Ковеля. С нами был полковник Назаров, который был десантирован к нам на парашюте, когда мы еще находились в лесах у Кухотской Воли. В одном из домов этой деревни Назаров встретился с генералом Красной армии. Я и еще один, Ванька Третьяков, пошли за кормом для лошадей. Жители деревень, расположенных вблизи фронта, покинули свои дома, особенно мужчины. Сами деревни были подобны призракам. Мы собирали ячмень, овес и т. д.
В одном из домов дверь открыла маленькая девочка. Я спросил ее:
– Есть здесь есть кто-нибудь из наших мужчин?
– Да, – ответила она, – они сидят там с русскими солдатами, играют в карты.
Мы вернулись и доложили полковнику Назарову. Тут же выехал отряд и привел их в штаб со связанными руками. После того как я изложил капитану содержание нашего разговора, он приказал убить их. В том месте мы пробыли несколько дней.
Не очень хорошие новости доходили до нас о партизанах под руководством Ковпака, которые понесли большие потери в Карпатских горах. Из Москвы пришел приказ о передаче всех партизанских отрядов, находившихся вблизи фронта, в распоряжение армейского командования для усиления и пополнения поредевших колонн. Нас пока оставили в покое, так как считалось, что мы являемся воинским подразделением. Ко мне подошел капитан Бригада и в дружеской манере спросил, не хочу ли я вернуться домой. Я ответил ему:
– Решать вам.
Его ответ был:
– Отправляйся домой!
После обеда секретарь Коля Цицель вызвал его и приказал оформить для нас официальные бумаги. Нас было трое евреев. Мы получили оружие и боеприпасы для самообороны. У каждого была винтовка с патронами. Пройдя несколько километров, мы встретили караул красноармейцев. Нас допросили, прочитали наши документы, после чего отпустили. Тогда мы пошли дальше в Любитов.
На следующее утро мы продолжили путь в направлении Поворска. Нас было только трое, когда вечером мы прибыли в город. Как раз в это время в Маневичи, наш пункт назначения, должен был отправиться поезд. Все вагоны были переполнены, не было куда даже иголку воткнуть. И вдруг я услышал, как кто-то зовет меня:
– Бронштейн! Бронштейн!
И кого я вижу? А это начальник Манеко, который служил с 1939 года в нашем городе, в Маневичах. Он спросил меня, откуда я иду и куда направляюсь.
– Разве ты не видишь оружия? – указал я.
– Ты умный парень, если смог остаться в живых! Ты хочешь домой?
– Да, – ответил я.
Он подошел к ступеньке одного из вагонов, снял оттуда нескольких крестьян и посадил на ступеньку меня и моего племянника Якова.
В Маневичах я зашел в дом Лейба Зингеля. Там я встретил несколько евреев. На следующее утро я пошел посмотреть на свой дом. Мне было трудно войти внутрь, переступить порог, и я повернул к дому Шимона Бланштейна. Наконец я подошел к своему дому.
Однажды утром я вышел на улицу и услышал, что Циганский, сосед моего отца, арестован НКВД. Я предстал перед милицией, предъявил командиру три документа, которые у меня были с собой, и сказал:
– Я местный житель.
Он посмотрел документы. Один был от нашего подразделения, написанный на русском языке, второй – от генерал-майора Федорова, тоже на русском, а третий – на польском, от подразделения «Грюнвальд» под руководством Макса. Начальник милиции, Гриченко, достал 30 рублей и протянул их мне. Очень вежливо я оттолкнул деньги и сказал ему, что не за этим пришел к нему.
– С вашего позволения, – сказал я, – здесь в тюрьме сидит человек, один из праведников города, и мое желание, с нашего согласия, конечно, чтобы вы его освободили, несмотря на «грех», который он совершил, когда его сын бежал с немцами. Этот человек, Цыганский, заслуживает свободы за свои поступки и за ту информацию, которую он передал нам, евреям, во время оккупации.
– Если так, – сказал он мне, – пойдемте со мной в тюрьму, – и Гриченко открыл мне дверь.
Участок Цыганского занимал больше половины города и был окружен высоким деревянным забором, через который почти невозможно было перебраться. У него был огромный фруктовый сад. Под сенью деревьев евреев ждало укрепленное для них укрытие, там же была и буханка хлеба для них, чтобы утолить голод. Во время польского правления он был городским старостой.
– По просьбе твоего доброго друга я тебя освобождаю! – сказал ему староста.
Цыганский крепко обнял меня, и мы вдвоем пошли прямо к нему домой. Он и его семья жили не в своем доме, а у домработницы Ялдовской, недалеко от мукомольного завода. Когда его жена увидела нас издалека, она выбежала нам навстречу, упала мне на шею и разрыдалась.
– Я плачу от радости и горя, – сказала она. – Если бы не вы, кто знает, остался бы он жив или нет. Бог отплатил нам за то, что мы помогали евреям.
Как я отомстил врагу и нелегально иммигрировал в Израиль
Я узнал, что Олек Сохачевский работает телефонистом. Я сразу же сообщил в НКВД, и его арестовали. Позже был арестован один из сыновей Домбровского. Оба они были ярыми пособниками немцев. На третий день пребывания в Маневичах я пригласил нескольких евреев сходить на могилы наших родственников. У первого рва нам открылось ужасающее зрелище мучеников. Мы много плакали и читали кадиш[87]. Когда мы собрались уходить, появились несколько красноармейцев и спросили, что случилось. Я рассказал им. Они поглядели, и их глаза наполнились слезами.
Я получил разрешение использовать лошадей. Мы взяли несколько цементных блоков из дома Фейвела (Олиника) и принесли их на могилы наших родственников, а Фейвел, который был строителем, сделал с нашей помощью два надгробия.
Я получил приказ явиться на призывной пункт. Мне было велено остаться
