Витебский вокзал, или Вечерние прогулки через годы - Давид Симанович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
31 октября. В мастерской у Ивана Казака: Пушкин. Стоит, словно только что вышел из своей кочевой кибитки в Витебске. Говорили о том, что написать, какую дать информацию, и о том, когда открыть памятник (памятный знак), лучше всего – на Пушкинском празднике в июне. Иван сказал, что "на Пушкина" вдохновила моя "Подорожная".
4 ноября. На студии конкурс "Мисс студия". А я ушел на выставку "Квадрата". Десять художников-квадратовцев во главе с Сашей Малеем. Я прочел только что написанное "Я - из Витебска", в котором строки о Репине, Пэне, Шагале, Малевиче. И закончил: "Я - из Витебска, чей портрет ярко вписан в картину лет. И художники новых дней свято помнят учителей".
12 ноября. В "ЛіМе" моя статья "Ці дайшла да Віцебска перабудова?" В ней о многом, и о Шагале тоже…
15 ноября. С. Наумчик: "Ну мы с вами на коне". Я: "Пока еще на ослике и верблюде". "Что вы, ваша статья вчера наделаем шуму в обкоме, одно название чего стоит "Дошла ли до Витебска перестройка?".
21 ноября. Звонила Сулецкая. У нее Григорьев спрашивал, как она относится к моей статье, она ответила: "Положительно". "А я отрицательно" - сказал Григорьев, называл "ЛіМ" "бульварным листком"… а меня "экстремистом". Просил передать его мнение мне. Он уезжает в Польшу. А почему просил Сулецкую?..
24 ноября. Встреча с Григорьевым в "В. р.". Думал, идя туда, что он, конечно, о моей статье не промолчит. Но что такое будет… Он поговорил об АЭС (30 мин. ), а потом 40 минут громил меня и мою статью. Чего только в его речи не было: "экстремистские действия Симановича", "партия найдет силы встать на вашем пути" "вбиваете клин между партией и интеллигенцией", "между интеллигенцией и рабочим классом", "я от имени народа", "от имени партии", "я как коммунист", "то, что предлагаете вы - это антиперестройка". Я сидел, пригнувшись, и все записывал. Стояла гробовая тишина. А он развешивал политические ярлыки. В каком-то месте я воспользовался паузой, встал и произнес речь, каких не произносил никогда и уже, наверно, не произнесу. "Я не отказываюсь ни от одного слова и вспоминаю, как ыы обрушились на меня, когда я заговорил на пресс-конференции о памяти великого художника, о музее Шагала, это было полтора года назад, а теперь вы уже говорите о нем в других тонах"… "Так будет и с этой статьей…" "Мне бояться нечего, я делаю (и уже сделал) дело честно и открыто, мое дело со мной, а вас ждут перемены…" Обо всем, что наболело, я говорил остро, без оглядки. Все сидели опустив головы, поднимали их и с ужасом поглядывали на меня, особенно, когда я что-то напророчил, что "бояться надо тем, под кем уже шатаются кресла, и они слетят с них, если не поймут, что наступило новое время". Я сел. И наступила томительная пауза. Все ждали, как будет реагировать Григорьев. А он вдруг, нарушая паузу, сказал: "Я думаю, что должен принести товарищу Симановичу свои извинения. Я, возможно, немного погорячился…" Конечно, ни аудитория, ни я такого поворота не ожидали. И я сказал: "Принимаю ваши извинения". Потом было выступление Boлоди Попковича: "Гэта чэсны артыкул, мне няёмка выступаць, бо Д. С. - мой сябра. І ўсё ж я паўтару: такі артыкул сёння вельмі патрэбны і добра, што ён надрукаваны…" По просьбе Григорьева я остался вместе с двумя Наумчиками, старшим и младшим. Он говорил о Шагале и Бог знает о чем. А когда иссяк его пыл, я сказал: "Вы сами весной пожелали мне "будоражить общественное мнение…". Я выполнил ваш наказ"… Он улыбнулся. Я подарил ему книжку Каменского о Шагале, и мы распрощались.
25 ноября. Вечером приехал Рыгор. Посидели у нас. Его "чекушку" распили с Ремом, он пил водичку… Рассказал, как Соколов, первый секретарь ЦК, пригласил и "стращал" всех приглашенных похлеще, чем Григорьев…
26 ноября. В пединституте. Вёл, выступал, сказал, что сегодня день рождения Короткевича, поздравил всех и пригласил в театр. Потом выступали Рыгор и Рем. Вечером - в театре. Вечерина началась поздно, после спектакля, в 22 часа. Выступали мы, все вместе с Натальей Семеновной Кучковской, которая cпециально приехала. Актеры-коласовцы подготовили хорошую композицию по стихам Короткевича. Бородулин сказал слово оИ нем. Я – воспоминания (пересказал) и прочел письмо 58-го года, очень хорошо приняли, а когда вдруг погас свет, я три минуты продолжал "светить во тьме", как заметил Рыгор. Так уже в третий раз мы отмечаем в Витебске и Орше день рождения Короткевича.
27 ноября. Рыгор - еще одну надпись на книжке из библиотеки "Вожыка" - "Бервенізацыя": "У Сімановіча Давіда ўсё жыццё – тэлекарыда, прэ на чырвонае святло. Вянок цярновы на чало Давід ахвотна прымярае, сябе на смеласць правярае!"
6 декабря. На собрании отделения с Попковичем (поддержали Воронович и Жерносек) остро критиковали Салтука, хоть он превратил разговор в обыкновенную свару, я даже сказал, что он плохой руководитель, а он в конце сдался и поблагодарил нас за откровенность и критику.
9 декабря. Приехал Тимур Гайдар. С ним - в городе и на телестудии. Подписал мне плюс для Ульской школы и литмузея (по моей просьбе) свою, только что вышедшую книжку. Рассказал ему о Гайдаре в моей жизни, о местах на Витебщине, связанных с его именем, и подарил "Сквозь даль времен".
1989
2 января. Морозик - 18. Опустил крылышки на "уши мои дорогие", подмороженные когда-то в Крынках. На студии - запись о книжке Вл. Попковича - он и Сергей Рублевский.
9 января. С Юдовиным: он не знает, что делать с кружком по изучению еврейского языка и культуры, набросали маленький план занятий, я позвонил в "Советиш Геймланд", обещали прислать программу. А с Юдовиным решили, что пока надо провести первое организационное занятие, он - руководитель, прекрасно знает идиш.
11 января. Приходил Юдовин. Ему в прошлом году исполнилось 80, но бодр. В детстве и юности пахал землю в Бешенковичах, учился на рабфаке, военврач в годы войны. Договаривается (я ему помогаю) на два занятия кружка в неделю во Дворце. "Нужна реклама, - сказал Лев Исаакович, - просят 25
