Витебский вокзал, или Вечерние прогулки через годы - Давид Симанович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
28 сентября. Перекапывал картофельное поле. Много земляники - и какой аромат.
26 октября. Мой текст плаката: "Каб зямлю не пакінула квецень, каб жыцця красавалі сады, дапаможам чарнобыльскім дзецям, тым, хто трапіў у зону бяды!"
4 ноября. В книжном путем обмена, за так называемые "баллы" у меня в руках Библия!
6 ноября. В журнале "Слово" - записки Арона Симановича о Распутине.
7 ноября. По теле "Комиссар" Аскольдова, который долго продержали под спудом. В "Дружбе народов" – "Христианство и антисемитизм" Бердяева.
9 ноября. Рыгор переслал с Вальдемаром Калининым шагаловскую сувенирку "Марк Шагал. Паэзія" - на двух языках. Мой перевод "Письма" и бородулинский с моего на белорусский. Бородулин: "Быков увез в Париж два шагаловских экземпляра, один - Синявскому, второй - Заборову".
20 ноября. Умер в Сочи Володя Хазанский. Его привезли в цинковом гробу. Сегодня - похороны. И мое слово прощальное: "Памяти друга искал я слова. Но шелестели они, как листва, падали и увядали. Друг мой, как мало сказать я могу. Скрыли тебя на чужом берегу темные вечные дали. Был нерушим нашей дружбы союз. Что же я снова виною казнюсь, слушая грустные речи? Нас разлучили земные пути. Друг мой, за все меня в жизни прости, хоть мне и каяться не в чем… Как говорил ты с республикой всей каждой строкой комсомольских статей - и молодежь понимала. Ты добротою людей привечал, были близки тебе Пэн и Шагал, Пушкин и Янка Купала. Если бросал тебе антисемит вслед оскорбительно-грязное "жид", гневен ты был и печален. Ведь по душе и по сути своей был ты средь разноплеменных людей интернационален…"
25 ноября. Левки. Барань. Орша. Завтра день рождения Короткевича. И мы на вечере - Наталья Семеновна, Бородулин и я опять, как и в прошлом году, выступаем втроем, а еще сокурсники Володи и номера самодеятельности - его стихи и песни.
1 декабря. Создавали суполку белорусского языка, записалось три человека. Приходили ребята из еврейского общества: что-то у них тоже не получается. Говорю: "У всех все получится - и у белорусов, и у евреев!".
4 декабря. Попкович: "Никто не хочет создавать суполки, вообще никто ничего не хочет". Включаю в "Двину" его выступление о белорусском обществе. Но Володя высказывается резко: "Другие общества не нужны". "А еврейские?" - спрашиваю. "Еврейскне нужны! - говорит Володя, - евреев и белорусов всегда преследовали…"
Скоро выборы в отделении. Говорю Володе, чтобы он согласился занять "этот пост", оставаясь на работе на полной ставке. Но как тогда быть с нашим лозунгом: "на кресла не претендуем?.."
б декабря. Долгое сидение на заседании Рады. Разговор о преподавании белорусского языка. Предлагаю ввести постоянную телепередачу. По утрам наши прогулки с Мишей Шм. перед рабочим днем с разговорами обо всем от Шагала до бесконечности.
21 декабря. Вечером - у Наумчика: о том, кто возглавит отделение. Я: "Буду предлагать Попковича", еще о Шагаловском обществе. Кажется, во всем было понимание.
24 декабря. В Музее на Доватора - вечер-концерт, подготовленный еврейским обществом. Рад, что есть какое-то оживление еврейской жизни в Витебске.
29 декабря. Приехали Юра и Лена - все решено: они roтовы уехать. Лена: "Папа, а у тебя не будет неприятностей?" - "Не будет, папа твой ничего уже не боится. Только бы вам хорошо было"…
Чего там на жизнь обижаться - игра эта стоит свеч. Пора ничего не бояться и сердце отвагой зажечь!
1990
4 января. День с Бородулиным (и Галей Шарангович). Утром у Григорьева: о том, что поддерживает возвращение Шагала, и, естественно, увековечение памяти Короткевича. Вот как все поворачивается! Запись на телестудии. Встреча в пединституте.
3 января. С Бородулиным – к памятному знаку, посвященному Бровке. Потом - к Ивану Казаку: в его мастерской смотрели Короткевича и Шагала. И – снова в пединститут. Вел встречу. Все расписывались на "Братэрстве". За два дня было продано 100 экз.
б января. Надо готовить документы, справку о том, что "родители не возражают против отъезда дочери и не имеют к ней никаких материальных претензий". Грустно. Тревожно… А ведь надо будет расстаться с Леной не на неделю, не на месяц, может, на годы…
9 января. "Не убоишься ужасов в ночи, стрелы, летящей днем…" (Давид. Псалом 90-5). Принес Пастернака – том 1. Ночью записал: "К иной судьбе и к иному краю на бесконечных путях бытия будет приписана дочь моя, и только горькое "не возражаю" должен безропотно вывести я".
11 января. Приходил Попкович и сказал, что его вчера выдвинули кандидатом в горсовет, а меня (по указанию и совету Григорьева) будут выдвигать в областной". Я сказал, что согласия не дам, откажусь.
12 января. В выставочном зале на Доватора - обсуждение макетов литературноно музея и музея Репина в Здравневе. Телеграмма из Смоленска: приглашают на 90-летие Исаковского…
14 января. С Рывкиным. Я: "Не представляю себя и своей жизни нигде, кроме Витебска…". Он: "Я и так слепой, буду еще глухонемой". И все же он себя больше, чем я, видит где-то…
Однажды вспомню на исходе дня и не смогу по-прежнему решить: я выбрал Витебск или он меня… Но по-другому не сумел бы жить…
17 января. Смоленск. С Попковичем. Дарим "Братэрства", говорим о добрососедских связях. А представители России уже начали "свои речи": "Москва должна быть только русской столицей", "такие, как Розов – не русские…".
Разъехались по своим маршрутам. Я с Виктором Боковым, с которым мы были "шапочно" знакомы по давним "домотворческим" временам. С нами Виктор Смирнов и Валерий Черкашин из Москвы. Заехали в Загорье. Иван Трифонович и Боков – оба 76-летние. Усадьба. Письма Твардовского Анатолию Тарасенкову Боков читал вслух, а я помогал разбирать почерк. Он писал о том, что отказался от родителей (1. 1. 31), но все равно отношение к нему плохое, и он не знает, что ему делать…
Вечер в Ельне. Я: Исаковский и Беларусь. Боков: читал и пел. А Володя, когда я
