Лермонтов: Мистический гений - Владимир Бондаренко

Они долгое время были друзьями-соперниками. Они собирались дружить на равных. Они оба были честолюбивы, и оба увлекались женщинами. Как писал один из яростных защитников Мартынова Д. Д. Оболенский, в своей статье "Н. С. Мартынов" в 1890-х годах для словаря Брокгауза и Ефрона: убийца Лермонтова "получил прекрасное образование, был человеком весьма начитанным и с ранней молодости писал стихи". Они оба участвовали в юнкерском литературном журнале, легко шутили друг над другом, бражничали. Но постепенно выяснялось: то, что давалось Мишелю естественно, что с каждым годом становилось у него ярче и талантливее, Мартышу давалось с большим напрягом. Было бы хорошо, если бы он был лишен литературного вкуса, чувства слова и считал бы, как какой-нибудь их сослуживец Арнольди, что его стихи ничем не хуже лермонтовских. Не возникло бы и ненависти к другу. То, что он разбирался в литературе, лишь усугубило их противостояние, Мартынов все более ясно понимал свою бездарность, свою подражательность. Не только в стихах, но и в поведении, в воинской славе. К тому же Лермонтов явно иронизировал над романтической "позой" Мартынова и его стихами.

Они становились скрытыми антагонистами. У Лермонтова начинает печататься роман, принесший ему мировую славу, — "Герой нашего времени".

Первой выходит повесть "Бэла". Мартынов одновременно начинает повесть со сходным сюжетом "Гуаша", главный герой которой — князь Долгорукий со своим благородством и добродушием — явно осознанно противопоставляется лермонтовскому эгоцентричному Печорину…

Михаил Лермонтов с безумной храбростью лез на Кавказе в боевые схватки, стал командиром отряда разведчиков, нынешнего спецназа. Вот что пишет об отряде Лермонтова историк Тенгинского пехотного полка Д. Ракович: "Лермонтов принял от него (Дорохова. — В. Б.) начальство над охотниками, выбранными в числе сорока человек из всей кавалерии. Эта команда головорезов, именовавшаяся "лермонтовским отрядом", рыская впереди главной колонны войск, открывала присутствие неприятеля, как снег на головы сваливаясь на аулы чеченцев… Лихо заломив белую холщовую шапку, в вечно расстегнутом и без погон сюртуке, из-под которого выглядывала красная канаусовая рубаха, Лермонтов на белом коне не раз бросался в атаку на завалы. Минуты отдыха он проводил среди своих головорезов и ел с ними из одного котла, отвергал излишнюю роскошь, служа этим для своих подчиненных лучшим примером воздержания. Современник говорит, что Лермонтов в походе не обращал внимания на существовавшую тогда форму — отпустил баки и бороду и носил длинные волосы, не зачесывая их на висках".

Николай Мартынов после первого же боя испугался за свою жизнь и от сражений уклонялся, откровенно трусил. При этом крайне разным у них было отношение к противнику, к тем же горцам. Бесстрашный воин Михаил Лермонтов, очевидно, немало положивший в боях противников, восхищался их храбростью и стремлением к воле, с сочувствием относился к мирной жизни горцев, вынужденных защищаться от русских: "Горят аулы; нет у них защиты…"

Его антагонист Николай Мартынов, уклонявшийся от сражений, напротив, восторгается карательными экспедициями:

Горит аул невдалеке…Там наша конница гуляет,В чужих владеньях суд творит,Детей погреться приглашает,Хозяйкам кашицу варит.На всем пути, где мы проходим,Пылают сакли беглецов.Застанем скот — его уводим,Пожива есть для казаков.Поля засеянные топчем,Уничтожаем все у них…Мы их травили по долинамИ застигали на горах…

Мартыновская поэма "Герзель-аул" написана явно в противовес лермонтовскому "Валерику". Есть в поэме и прямой шарж на Лермонтова:

Вот офицер прилег на буркеС ученой книгою в руках,А сам мечтает о мазурке,О Пятигорске, о балах.Ему все грезится блондинка,В нее он по уши влюблен.Вот он героем поединка,Гвардеец, тотчас удален.Мечты сменяются мечтами,Воображенью дан простор,И путь, усеянный цветами,Он проскакал во весь опор…

Если у Лермонтова в "Валерике" мы читаем: "Простора нет воображенью", — его завистник, напротив, дает своему убогому воображенью простор. Пишет и часто не заканчивает своих произведений, потому что чувствует их убогость. Отсюда и ненависть к своему другу-сопернику. В той же "Горской песне" Мартынов сладостно мечтает:

Я убью узденя!Не дожить ему дня!Дева, плачь ты заране о нем!..Как безумцу любовь,Мне нужна его кровь,С ним на свете нам тесно вдвоем!..

Это опять же ответ на лермонтовское — "На свете места много всем" и одновременно переделанные слова Грушницкого, в роли которого чувствовал себя Николай Соломонович: "Нам на свете вдвоем места нет". Думаю, прочтение Мартыновым "Героя нашего времени" не доставило ему много радости. И дело не в том, что он якобы оскорбился за свою сестру, выведенную под именем княжны Мери. Сестра-то как раз радовалась, когда ее связывали с героиней лермонтовского романа. Мартынов увидел себя в образе Грушницкого и… убитым на дуэли. Мартынов решил всё переиначить в жизни. Не дать поэту дожить до всемирной славы. Он с большой обидой считал себя прототипом Грушницкого в "Герое нашего времени". К тому же Лермонтов находил ему обидные прозвища, называя его маркиз де Шулерхофф, Аристократ-мартышка, Вышеносов…

У Лермонтова есть два экспромта 1841 года, высмеивающих Мартынова — "Наш друг Мартыш не Соломон" и "Скинь бешмет свой, друг Мартыш", а у Мартынова — злая эпиграмма "Mon cher Michel". Если бы не это противостояние гения и пошляка, храбреца и труса, боевого офицера и отставного кривляки, вряд ли из-за какой-то шутки могла бы произойти дуэль. Михаил Лермонтов шутил:

Скинь бешмет свой, друг Мартыш,Распояшься, сбрось кинжалы,Вздень броню, возьми бердышИ блюди нас, как хожалый!

Мол, сними ты всю свою горскую одежду, в которой ты выглядишь каким-то клоуном, ты — русский офицер, не горец, и это не твое. Надень свою русскую броню, возьми русское оружие. И тогда уж сторожи нас, как городовой.

Известный лермонтовед Эмма Герштейн пишет: "По мастерству, с которым в этом экспромте дано скрещиванье разных смыслов, можно с уверенностью сказать, что сочинил его действительно Лермонтов. Рядом с прямым приглашением сменить кавказский народный костюм на старинную русскую военную одежду (идея "Кавказца") здесь уживается намек на неважные боевые качества Мартынова — ему оставалось бы только нести полицейскую службу (хожалый), — и насмешка над его мнительным отношением к шуткам товарищей ("блюди нас")…"