Лермонтов: Мистический гений - Владимир Бондаренко

Считается, что именно в этом господском доме на волжском откосе и родился будущий убийца великого русского поэта Николай Мартынов. Нынче о нем щедро пишут во всех книгах по истории Нижнего Новгорода. Думаю, и о родине Чикатило тоже найдутся любители написать. Черный пиар — тоже пиар. Как пишут нынешние местные историки: "Возможно, стыдиться этого и не стоит… Так или иначе, но Николай Мартынов при ближайшем рассмотрении оказывается вовсе не завзятым негодяем, каковым его у нас подавали еще со школы на протяжении многих десятилетий… В 25 лет Мартынов уже был майором, в то время как его однокашник Лермонтов, бывший почти на год старше, дослужился лишь до поручика (старшего лейтенанта)…" Поразительно, что эта статья о доблестном Мартынове вышла во владимирской газете к печальному юбилею: 170-летию со дня гибели Михаила Юрьевича Лермонтова. В 1825 году вся семья Мартыновых, выгодно продав нижегородский дом городским властям, переехала в подмосковное имение Иевлево-Знаменское. В Нижнем Новгороде до сих пор помнят, что городская больница, построенная на месте господского дома Мартыновых, стояла на улице Мартынова. При этом многие уверяют, что дом был подарен городу этим богатейшим виноторговцем. Мол, "Мартынов-старший запомнился в Нижнем как щедрый меценат. Покидая город, он передал свой дом под городскую больницу, которую долго называли "мартыновской"…". Увы, для защитников-мартынолюбов в архивах города хранится купчая, доказывающая, что Соломон Мартынов явно не продешевил с продажей дома…

Может, и правы еврейские источники, предполагающие, что Мартыновы ведут род от голландских торговых евреев, перебравшихся со временем в Польшу. Но это не так и важно. Как правило, примесью еврейской крови озабочены или чересчур крутые патриоты, или же выискивающие повсюду своих героев озабоченные еврейские историки. Вот и я в русских сводках о еврейских корнях Мартынова, даром что Соломонович, ничего не нашел, зато в израильских материалах обнаружил этот след от голландских евреев. Хотя точных сведений о происхождении нет. Зато есть много точных документов о тесной связи Мартыновых с масонами. Отец убийцы — Соломон Михайлович Мартынов родился в октябре 1774 года в селе Липяги Пензенской губернии в семье богатого помещика, владеющего доброй тысячей душ крестьян и немалыми землями. Был дружен с масонами С. И. Гамалеем, А. Ф. Лабзиным и самим Н. И. Новиковым. С последним даже был в родстве. Сестра Соломона Мартынова Дарья Михайловна была замужем за родственником одного из главных масонов России — Н. И. Новиковым. Сын ее — штабс-капитан М. Н. Новиков известен и как декабрист, и как самый ревностный масон. Да и сам Соломон Мартынов считался большим любителем книжной масонской премудрости, всяческой мистики и оккультных наук. Хаживали к нему и местные литераторы, связанные с масонами. О происхождении имени Соломон в роду Мартыновых тоже существует своя версия. Из XVIII века вроде бы дошли "Воспоминания о Пугачеве", подписанные инициалами О. 3. (они вроде бы хранятся в одном из архивов США), где рассказывается о том, как получил Соломон Мартынов свое, не совсем обычное для современных русских, имя. Сообщается, что от расправы пугачевцев маленького барчонка Мартынова спасла кормилица, выдав его за своего сына. Тогда-то мамка решила окрестить ребенка и пошла в церковь. "А как назвать его?" — спрашивает священник. "А бог весть! — отвечает кормилица. — Уж и не знаю". — "По святому назовем, — решил священник. — На сей день святой будет Соломон-царь — так и назовем!"…

Все-таки непонятно: пугачевцы ушли, могла бы кормилица и прямую родню малыша дождаться. Им и решать, как назвать младенца. Как-то всё перепутано: тут и Пугачев, тут и своенравная кормилица, тут и Соломон… Нагромоздили с преувеличением: могли ведь родители без всякого Пугачева просто назвать по святцам Соломоном, и всё. Мало ли было среди дворян и Марков, и Руфин, и Исааков. В святцы заглянули, так и назвали. В конце концов, и Иван — древнееврейское имя. Ощущение такое, что кто-то из Мартыновых уже 200 лет усердно оправдывается. И за Соломона, и за Соломонова сына Николая Соломоновича, обыкновенного российского обывателя, возмечтавшего о генеральской карьере и литературной славе. Как вспоминает В. А. Бельгарт: "…был очень красивый молодой гвардейский офицер, высокого роста, блондин с выгнутым немного носом. Он был всегда очень любезен, весел, порядочно пел романсы и все мечтал о чинах, орденах и думал не иначе как дослужиться на Кавказе до генеральского чина".

Я не собираюсь утверждать о существовании некоего царского заговора с целью убийства Михаила Лермонтова, хотя никак нельзя отрицать, что его гибель вполне устроила и императора Николая I, и Бенкендорфа, к тому времени, к 1841 году, уже крайне отрицательно относившихся к поэту, но внимательно за ним следящих. Не случайно же так быстро Николай Мартынов был прощен, а о самой дуэли запрещалось что-либо писать лет тридцать. Сборники стихов выходили, и никакой биографии поэта.

Недоброжелателей у Лермонтова хватало и при жизни, и в самом Пятигорске было кому раззадорить на дуэль Николая Соломоновича.

О самом Мартынове рассказывают много историй. Но все лет через тридцать-сорок после дуэли. Чему верить, чему не верить, решает каждый по-разному, согласно эпохе, личному отношению к Лермонтову и таланту исследователя. Впрочем, и о самой дуэли мы имеем или официальную версию государственного обвинения, в которой почти всё — неправда, все дружно оправдывали Мартынова, или рассказы Мартынова и еще одного ненадежного свидетеля — князя Васильчикова, и то, как правило, в передаче их родственников и знакомых.

Вот, к примеру, кинорежиссер Андрей Кончаловский как-то разговорился с графом А. А. Игнатьевым, автором известной книги воспоминаний "Пятьдесят лет в строю". Тот ему и рассказал о своей встрече в Париже с Мартыновым: "…Мне было уже пятнадцать лет, и я был страшно поражен, что слышу о Лермонтове, как о ком-то лично знакомом говорящему… Я встречал Мартынова в Париже. Мы, тогда молодые люди, окружили его, стали дразнить, обвинять:

— Вы убили солнце русской поэзии! Вам не совестно?!

— Господа, — сказал он, — если бы вы знали, что это был за человек! Он был невыносим. Если бы я промахнулся тогда, то я бы убил его потом… Когда он появлялся в обществе, единственной его целью было испортить всем настроение. Все танцевали, веселились, а он садился где-то в уголке и начинал над кем-нибудь смеяться, посылать из своего угла записки с гнусными эпиграммами. Поднимался скандал, кто-то начинал рыдать, у всех портилось настроение. Вот тогда Лермонтов чувствовал себя в порядке…"