Драконий пир - Светлана Сергеевна Лыжина

— И эти насекомые почти богохульствуют, — продолжал Мехмед. — Они не верят, что если Аллах спас меня от чумы, то уж точно не позволит умереть от раны, которая почти затянулась. Я уже знаю, что будет. Сейчас они меня перевяжут, и зуд, только унявшийся, возобновится.

— Я уже имел счастье сообщать моему великому повелителю, что если рана чешется, это значит, полное выздоровление близко, — напомнил лекарь.

Султан обернулся ещё куда-то — очевидно к слуге, также находившемуся в соседней комнате:

— Принеси опахало.

Наступила уже третья декада сентября, и день казался довольно холодным, однако с правителем не спорят, поэтому не прошло и минуты, как слуга с опахалом встал возле Мехмеда, чтобы обмахивать.

Влад тоже не понял, зачем опахало, а султан вдруг повелел, указав на лекаря с помощником:

— Отгони этих мух.

Слуга в недоумении уставился на господина.

— Отгони их! — повторил Мехмед.

Слуга подошёл к лекарю и его помощнику, символически замахнулся на них опахалом. Те отодвинулись в сторону.

— Дальше! Дальше отгоняй! — засмеялся довольный султан.

Слуга снова замахнулся и так выгнал лекаря с помощником из комнат в сад.

Султан хохотал во всё горло, а когда, наконец, успокоился, то смог продолжить беседу:

— Так вот, Влад-бей, — сказал он. — Я знаю, что твой поход завершился счастливо, и потому ты с радостью отблагодаришь меня верной службой.

— Иначе и быть не может, повелитель.

— Ежегодно привози мне десять тысяч золотых, как привёз в этот раз, и я буду считать, что ты служишь мне хорошо. Заметь, я даже не требую дань рабами. А ещё я не требую, чтобы ты участвовал в моих походах. Видишь? Я забочусь о своём слуге. Я понимаю, что правителю необходимо укрепиться на престоле, прежде чем начинать воевать в других землях.

"Вот вернусь за Дунай, и окажется, что в моё отсутствие кто-нибудь поднял бунт, и что я снова изгнанник", — подумал Влад. О своих опасениях он не сказал ни султану, ни даже младшему брату, когда его увидел.

Брату Влад сказал только про то, не все бояре-предатели пойманы, и что некоторых теперь придётся ловить в Трансильвании. Раду внимательно слушал, но, как выяснилось, гораздо больше ждал другого рассказа — о своём новорожденном племяннике.

— Их теперь двое, — весело сказал Раду. — Они — двое братьев, то есть совсем как мы с тобой.

— У нашего отца было не двое сыновей, а больше, — напомнил Влад.

— Но сейчас нас двое, — ответил Раду. — Я и ты. Ты и я. Эх, жаль, что я не могу отправиться с тобой за Дунай. Султан меня даже в Белград с собой не взял, а за Дунай тем более не отпустит даже на время.

Младший брат погрустнел, а Влад не знал, чем его ободрить, да и мысли все были не о брате, а о том, что сейчас делается в Тырговиште. Дракулов сын рвался туда и втайне радовался, что теперь — после встречи с султаном и с Раду — может, наконец, уехать.

* * *

В ночь перед отъездом из Эдирне приснилось Владу, что казнь бояр, которую он так давно задумал, уже совершена. Привиделось, что прогуливается он меж кольев на некоем холме, и этот сон подобно другим, виденным в течение последних восьми лет, напоминал собой явь.

В сновидении темнота окутывала землю, как и положено ночью. Правда, тела казнённых людей — иногда прямые, а иногда скрюченные в неудобных позах — виделись слишком ясно. Сновидец бродил меж гладкими обтёсанными стволами, вслушивался в скрипы и шорохи, сопровождавшие его движение. Запах мертвечины не чувствовался.

Тудор, Станчул, Димитр, Влексан Флорев, Татул, Баде, Нягое и Мане, но не тот, который Удрище — все были здесь, а также их братья, взрослые сыновья и племянники, ведь измену надобно вырывать с корнем, чтоб снова не проросла.

Кольев избежали лишь те, кто скрылся в Трансильвании, но и до них когда-нибудь обещала дойти очередь.

Влад задирал голову, рассматривая побеждённых врагов. Лица, обезображенные смертью, но узнаваемые, тоже оборачивались в его сторону, а когда он, удовлетворенный их видом, отступал — чувствовал на себе взгляды.

— Прости нас! Не оставляй так! Вели снять! Не отдавай на съедение! Мы не хотим быть съеденными! — слышалось отовсюду.

Казнённые говорили про змея-дракона, которого Влад видел когда-то в детстве — этот зверь был выгравирован на клинке отцовского меча. Меч давно пропал, но в нынешнем сне змей очутился тут как тут, причём живой и раз в десять больше своего изображения.

Принюхиваясь и, очевидно, чуя то, чего не чуял Влад, тварь кружила по холму. Затем остановилась возле кола, где находился Димитр, и задумалась, прикидывая расстояние для прыжка. В следующий миг она прыгнула, вцепилась в обструганное дерево и быстро полезла вверх.

У Димитра деревянное острие торчало из спины, из-под правой лопатки, поэтому бывший начальник конницы, наклонённый вперёд, хорошо видел лезущего к нему змея, яростно лягался, размахивал ничем не стеснённой левой рукой, кричал:

— Уйди! Сгинь, гад ненасытный!

Гад изловчился, схватил зубами ногу своей жертвы, с силой дёрнул и оторвал, но даже это не усмирило драчуна. Оставшиеся конечности продолжали сопротивляться. Тогда змей залез чуть выше.

— Ааааа! Прочь! — только и успел крикнуть Димитр, прежде чем ему откусили голову.

Боярин Тудор, насквозь пронзённый, как и остальные, на поверку оказался более скользким — сползал, сползал и так спустился ниже некуда. Сейчас он сидел на земле, пригвождённый к ней, вытянул ноги и будто отдыхал.

— Я знал, что ты скользкий человек! — воскликнул Влад. — Другие вон держатся, а ты — нет.

— Освободи меня, — попросил Тудор.

— И не мечтай.

— Освободи меня.

— Небось, ты сам пытался освободиться, а вместо этого насел ещё глубже, да?

— Я же мёртв.

— И всё равно пытаешься изворачиваться! — Влад, склонившийся над Тудором, выпрямился. — Не-ет. Как ни изворачивайся, а слезть с кола тебе не удастся. — Дракулов сын оглянулся на остальных казнённых. — Слышали все!? Вы останетесь там, где сейчас, пока не рассыплетесь в прах!

Между тем возле Влада появилась девочка в жёлтом платье — таком же, как восемь лет назад, когда она вертелась перед зеркалом, представляя себя невестой. То есть это была дочь Нана, и пусть голова её не была покрыта кисеёй, но в темноте всё равно не было видно лица.

— Что скажешь? — спросил свою