Драконий пир - Светлана Сергеевна Лыжина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Пригодятся? — всё с такой же надеждой спросили Шербан и Радул.
— Конечно, — заверил их Влад. — Вы заживо похоронили моего старшего брата Мирчу, и сделали это ради Владислава, теперь сделайте всё так же ради меня. Вот стоит старший брат Владислава, Дан — похороните-ка его. И тогда я вас помилую.
С этими словами Дракулов сын указал куда-то вперёд, Дану под ноги, а Шербан и Радул, повернувшись туда, увидели лежащую на земле лопату.
— Только вот незадача, — добавил Влад, — вас двое, а лопата одна.
Такого не ожидал никто — парочка принялась драться, ещё не успев встать с колен. Дерущиеся катались по земле, лупили друг друга кулаками, но вдруг Радул вскочил и кинулся к лопате. Шербан кинулся следом, но Радул успел схватить её и со всего размаха двинул подбежавшего соперника черенком в живот, и ещё раз. Увидев, что соперник упал на землю, победитель принялся пинать его, чтоб встал нескоро, после чего настала пора приняться за порученное Владом дело.
Дан, наблюдая за работой своего слуги, оторопел и потерял дар речи, а когда вновь обрёл способность говорить, то обратился к Владу:
— Ты шутишь, родич?
— Нет, — отрезал Дракулов сын.
— Но как можно хоронить человека живого!? Если ты хочешь поступить со мной так, значит, все те ужасные слухи о тебе — правда!
— Моего старшего брата похоронили именно так — заживо, — сказал Влад. — А ты родич, взял к своему двору тех людей, которые совершили это преступление.
Дан хотел что-то возразить, но не смог быстро подобрать слов, а Дракулов сын продолжал:
— Если ты принял их и пригрел, значит, одобряешь их дела, поэтому не пеняй на меня за то, что я сделаю с тобой то же, что они сделали с моим старшим братом.
— Это несправедливо! Я не знал, что они сделали! — выпалил Дан.
— Ты не мог не знать! — так же громко возразил ему Влад. — Ты же расспрашивал их о том, почему они убежали от меня и ни за что не хотели вернуться?
— Они сказали, что ушли от тебя потому, что ты злодей.
— И всё? И ты удовлетворился этим ответом? И не стал расспрашивать дальше? Хорошо же ты разбираешься в людях! Поделом тебе, — Влад удовлетворённо улыбнулся, считая спор оконченным, о Дан продолжал спорить:
— Нет, не поделом! Теперь я вижу, что они правы. Ты — злодей, потому что сейчас хочешь совершить жестокую несправедливость.
— Несправедливость? Нет, всё будет справедливо. Те двое похоронили живьем моего старшего брата и сделали это для твоего брата Владислава. А теперь я окончательно поквитаюсь с Владиславом — я зарою его старшего брата, то есть тебя. Око за око, зуб за зуб.
Остро отточенная лопата хорошо врезалась в землю, уже успевшую оттаять после зимы. Радул, желая угодить Дракулову сыну, копал быстро. Однако через некоторое время он начал морщиться, а когда Влад спросил, почему, тот ответил, показывая ладони, стёртые до крови:
— Непривычен я к такой работе.
— Значит, двигать могильные плиты было проще? — язвительно спросил Влад.
— Не я укладывал твоего брата в могилу, но признаюсь, видел, как это совершается, — ответил Радул, но румынский государь холодно заметил ему:
— Все вы так говорите. Дескать, сами ничего не делали, и всё кто-то другой виноват. Даже под пыткой повторяете это, думая, что если упорствовать, то я поверю. Вот что удивляет меня больше всего. Отчего люди даже перед лицом смерти продолжают лгать, рискуя спасением души ради спасения плоти? Не лучше ли сказать правду и тем самым очистить себя для жизни вечной? Не-ет, вы готовы низвергнуться в ад ради туманной надежды продлить свои земные дни.
— Ты обещал мне помилование, Влад, сын Влада! — напомнил Радул.
— Вот и не гневи Бога своей ложью! — прогремел Дракулов сын. — Копай!
Ему вдруг сделалось очень досадно оттого, что вот последние предатели схвачены, но среди них не оказалось беглого писаря Михаила, когда-то бросившего отраву в кубок. Увы, добраться до Михаила уже не представлялось возможным. Теперь Михаила мог судить только Бог. "Умер, пройдоха! — с сожалением повторял Дракулов сын. — Умер, предатель. Умер, как и Юрчул, просто от старости, и избежал моего наказания!"
Меж тем всех пленных, кроме понурого Дана, охавшего Шербана и Радула, занятого делом, увели. Румынские воины рассыпались по полю, выискивая оружие и доспехи, пригодные к дальнейшему использованию. Теперь за работой могильщика, то есть Радула, наблюдало не слишком много людей: Влад как заказчик погребения, свита заказчика, несколько воинов из конвоя, а также тот, кого предстояло погребать, то есть Дан.
По прошествии часа рядом с Даном появилась продолговатая яма глубиной менее чем по пояс.
— Ну, хватит, — сказал Влад, которому надоело ждать.
Шербан, успевший оклематься, стоял рядом и беспомощно наблюдал, как Радул выравнивает дно. Драться уже не имело смысла, но вдруг проигравшему пришла в голову спасительная мысль:
— Влад, сын Влада, дозволь, я проверю, подходящая ли яма.
— Дозволяю.
Проверяющий улёгся в неё, посучил немного ногами, устраиваясь поудобнее, и не вылезая провозгласил:
— В длину как раз! Только не мешало бы поглубже вырыть.
— Ничего, и так сойдёт, — ответил румынский государь и повернулся к Дану. — Ну что, родич? Сам ляжешь, или хочешь, чтоб твои слуги тебе помогли? Мы тебя даже свяжем, если нужно, чтобы ты не пытался вылезти.
Родич, дождавшись, пока Шербан вылезет, покорно спустился в яму.
— Возьми сукно. Накинь на лицо, чтоб ты хоть поначалу смог дышать, — посоветовал Влад.
Всё то время, пока рылась яма, Дракулов сын наблюдал за Даном и видел, как постепенно менялось выражение Данова лица. Поначалу родич, наверное, принимал всё происходящее за шутку, но чем глубже становилась яма, тем мрачнее он становился.
Этот человек, конечно, не знал, как дышится погребённому заживо, но ведь всем знакомо чувство, возникающее после долгого бега, когда не хватает воздуха. Запыхавшийся останавливается, пытаясь отдышаться, и воздуха в груди с каждой минутой становится всё больше, а вот когда человек погребён заживо, то воздуха становится не больше, а меньше и меньше, и вместе с сознанием угасает надежда на спасение.
За минувший час Дан, конечно, успел догадаться, что почувствует вскоре, и поэтому, уже стоя в яме, обратился в Владу, взмолился:
— Родич, не откажи мне в последней