Хождение в Москву - Лев Колодный
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Играет Святослав Рихтер. Из окон четвертого этажа дома со снегирями на Арбате, 30, разносились далеко окрест звуки рояля. Их слышали все во дворе, и даже не сведущие в музыке жильцы понимали: играет Мастер. В коммунальной квартире, где в двух комнатах обитали профессор консерватории Ксения Дорлиак и ее дочь, певица Нина Дорлиак, играл Святослав Рихтер, тогда неизвестный миру гений.
Во дворе этого дома живет Джуна, ставшая жителем Арбата не без помощи Юрия Андропова, интересовавшегося паранормальными явлениями. «Надо благоустроить!» – решил Генеральный секретарь, когда возникла проблема у Джуны с жильем. Сюда к ней приходили Федерико Феллини и Джульетта Мазина, многие великие артисты, писатели, художники нашего времени. Ее руки видели Высоцкий, Тарковский, Плисецкая, Ахмадулина, Вознесенский, посвятивший ей несколько стихотворений.
Песня Владимира Высоцкого, побывавшего у Джуны с Иосифом Кобзоном за несколько дней до смерти, словно написана о ней:
Без умолку безумная девицаКричала: «Ясно вижу Трою павшей в прах!»Но ясновидцев, впрочем, как и очевидцев,Во все века сжигали люди на кострах.
Пытались расправиться и с Джуной. Пришлось ей доказывать свою правоту в арбатском переулке, за тюремной стеной института судебной медицины имени Сербского. Из него она вышла победительницей.
«Живу в своей квартире...» Напротив дома Окуджавы, на Арбате, 44, жил другой поэт. Он страдал от нищеты, пил, сочинял стихи, даровавшие ему посмертную славу.
Живу в своей квартиреТем, что пилю дрова.Арбат, 44,Квартира 22...
Это написал в годы войны Николай Иванович Глазков, проживший шестьдесят лет и умерший в 1979 году. Печатали его редко. Он выпускал рукописные книжечки, которые называл «Самсебяиздат». Спустя десять лет после смерти вышло «Избранное», откуда я цитирую последние четыре строки:
Скажу неискренно —Пройдет бесследно,А смерть бессмысленна,А мысль – бессмертна.
Жителем Арбата, 44, явочной квартиры НКВД, перед тем как 20 июня 1942 года вылететь за линию фронта, был Дмитрий Николаевич Медведев, великий разведчик ХХ века, командир отряда «Победители». Его создал генерал Павел Судоплатов для диверсий и террористических актов в германском тылу. В расположении отряда приземлился через два месяца агент Николай Кузнецов, он же обер-лейтенант Пауль Зиберт. Его подвиги стали сюжетом фильмов. Кузнецов посмертно удостоен звания Героя Советского Союза. О нем написал полковник Дмитрий Медведев, ставший писателем. Известность ему принесли «Это было под Ровно» и другие книги о войне, где полковник, друг и соратник Кузнецова, заслужил Звезду Героя и четыре ордена Ленина, не считая других боевых орденов и медалей.
Еще один поэт, Павел Антокольский, жил одно время в коммунальной квартире в доходном доме на Арбате, 28. Отсюда ушел на фронт и погиб двадцатилетний лейтенант Владимир Антокольский. Его смерть вдохновила отца написать поэму «Сын», за которую ему присудили Сталинскую премию.
Булат Окуджава. С первых дней появления на свет до шестнадцати лет прожил Окуджава на Арбате, 43, в четырехэтажном доме, надстроенном перед войной. Его не арестовали, взяли отца-грузина и мать-армянку. Отец, друг Орджоникидзе, соратника Сталина, погиб, будучи секретарем горкома. Мать, секретарь райкома, выжила. Я ее видел в глубокой старости, когда она молча ходила по квартире в Безбожном переулке, в писательском доме, где жил поэт последние годы.
Я выселен с Арбата, арбатский эмигрант.В Безбожном переулке хиреет мой талант.Вокруг чужие лица, безвестные места.Хоть сауна напротив, да фауна не та.
– Для меня Арбат – моя родина, здесь я стал сочинять стихи, много о нем написал... С позиций написанного посмотрел на Арбат, и добавилась моя к нему вторая любовь. Я хотел бы, чтобы улица оставалась родной для тех, кто на ней живет, и близкой для тех, кто здесь бывает, – сказал мне Булат Окуджава и продолжил: – В мои годы на Арбате в каждой подворотне был свой климат, свое наречие, свое мышление. На Арбате, на его площадках, в его сквериках вырастали дети, там они начинали воспитание, дышали воздухом истории. Здесь заражались патриотизмом. Люди без прошлого – полулюди. По-моему, ключ к патриотизму – это медленное вдыхание ароматов родины. Я отличу прирожденного арбатца от того, кто родился на Басманной, по интонации, акценту. К Арбату, своему двору долгие годы приближался с трепетом, входил в него со слезами... Деревья, которые сажал, стали большими. Жильцы все новые. Снимали меня здесь операторы телевидения. Появились любопытные, вышла с трудом из подъезда старая женщина. Вспомнили мы друг друга. Видел я ее молодой, красивой тонконогой женой любимца двора, слесаря – виртуоза своего дела Паши, который ее привел в наш дом... Надеюсь, кирка, бульдозер и топор не сподобятся к Арбату подобраться. К нему моя любовь, как мир, стара. Он нужен нам и потомкам.
Москва прощалась с поэтом на Арбате, в театре Вахтангова 18 июня 1997 года. Последний раз таких похорон удостаивался Владимир Высоцкий, другой поэт, исполнявший стихи под гитару на собственные мелодии.
Песни Булата магнитофоны разнесли по всей Москве и России. Этим миниатюрам суждена долгая жизнь, в них выражены сокровенные мысли и чувства народа. Окуджава играл на гитаре, как мне сказал, всего тремя, потом семью аккордами, но играл на струнах души миллионов...
Окуджава с настороженностью отнесся к идее пешеходной улицы, в последние годы не раз говорил: Арбата больше нет. Прежде чем закрывать движение транспорта, нужно было дать ему другой путь, отремонтировать капитально дома, переселить учреждения, каким не место там, где под окнами ходят толпы.
Тяжело раненный Арбат изнемогает под грузом проблем. Он сумрачен по ночам, несмотря на огни фонарей, служащих декорацией неудачного спектакля, разыгранного на старой улице...
Высотный дом без звезды. В устье Арбата после войны поднялся над Смоленской площадью высотный дом Министерства иностранных дел, построенный по проекту Владимира Гельфрейха, того, кто много лет в соавторстве с Борисом Иофаном проектировал Дворец Советов. Тогда они на бумаге выработали новый стиль, его иногда называют сталинским ордером. Гельфрейх применил найденные пластические формы с блеском, построил красивейшее из высотных зданий. Не хотел автор водружать над домом башню со звездой, как это делали все архитекторы других высоток. Проезжавший по Арбату Сталин исправил это отступление от канона. Пришлось поднимать над зданием конус башни. Но она осталась без звезды, от нее помогла избавиться смерть тирана.
А у истока Арбата на месте сломанных строений возвели многоэтажный торгово-деловой центр...
Глава пятнадцатая
Поварская
Улица под липами. – Особняки начала ХХ века. – Архитектор Ольгерд Пиотрович. – Где началась власть Советов. – Симеон Столпник без крестов и под крестами. – Разрушенные храмы. – Сергей Морозов, брат Саввы. – Старый вяз на пустыре. – Три памятника архитектуры. – Улица Лермонтова. – Усадьба «Войны и мира». – Александр Дюма-отец у Нарышкиных. – Прототип Костанжогло. – Загул Гаврилы Державина. – Братья Милютины. – Любовницы графа Аракчеева. – Галич поет в Дубовом зале. – Бунин бежит из «красной» Москвы. – Бесстрашие Бориса Пильняка. – «Китти, отдай Боттичелли!» – 6-й Дом Советов. – Наркомат Сталина. – Маршалы судят маршалов. – Училище сестер Гнесиных. – Сергей Михалков знакомится с Ильей Глазуновым. – ИМЛИ и «Тихий Дон»
Улица под липами. По сравнению с Арбатом Поварская выглядит тихой и малолюдной, без магазинов и ресторанов. По ней никогда не прокладывалась линия конки и трамвая. Значение торговой дороги в Новгород утратила она в XV веке. Но торжественный въезд в столицу из новгородских походов великий князь Иван III и царь Иван Грозный осуществляли по ней. Царь взял улицу в опричнину и заселил причисленными к ней князьями и дворянами. Их дворы начали теснить коренных жителей Поварской слободы – поваров, давших название улице. Чем занимались другие ее обитатели напоминают названия Столового, Хлебного, Скатертного, Ножевого переулков.
Когда царский двор переехал на берега Невы, слободу упразднили. На улице и в переулках со столь приземленным названием начал формироваться один из самых аристократических уголков Москвы. В особняках Поварской до 1917 года жили князья и графы, не утратившие состояния. Титулованное дворянство удерживало позиции, соседствуя с богатейшими купеческими фамилиями, Рябушинской Верой Сергеевной и Тарарыкиным Сергеем Петровичем, владельцем «Праги». Зубовы, Гагарины, Шуваловы не давали вторгнуться под окна транспорту, лавкам, трактирам. Закрылся «казенный питейный дом», торговавший с конца XVIII века на углу с Малым Ржевским.