Брижит Бардо. Две жизни - Джеффри Робинсон

«С каких это пор Брижит Бардо занялась политикой? Ее заявление носит откровенно политический характер. Что, по-вашему, серьезнее? Когда режут глотку барану или человеку? Почему же она молчит, когда в бывшей Югославии горят деревни или когда мусульманам режут глотки в Кашмире?»

Поскольку двумя основными пунктами политической платформы лепеновского Фронта были ограничение арабской иммиграции в страну и запрет на публичное жертвоприношение овец в мусульманских кварталах, лидеры мусульманской общины Марселя выступили с официальным заявлением, в котором, в частности, говорилось: «Мусульмане не преступники, и мы надеемся, что Господь укажет Брижит Бардо истинную стезю, дабы она провела остаток дней в мире и спокойствии».

Возразив на это, что только в Марселе и его пригородах под их официальным руководством на заклание будет отправлено около десяти тысяч овец, Бардо гневно продолжала: «Если вам хоть что-то известно обо мне лично, то вы наверняка знаете, что мои взгляды — это мои взгляды и ничьи более. Я не выжидала момента, чтобы подвергнуть критике этот омерзительный обычай. Никто не называл меня расисткой, когда я бичевала канадцев за то, что они истребляют котиков, или африканцев — за истребление слонов».

Вскоре после того как они объявили о своем браке, — что совпало во времени с бурным политическим периодом для мэра Сен-Тропеза Алена Спады, — Бернар д'Ормаль начал регулярно наведываться в ратушу. Он хотел, чтобы мэру стало понятно, что они с Брижит всей душой поддерживают все его начинания. Спада, в свою очередь, заверил д'Ормаля, что по достоинству оценил их поддержку. Но даже если таковая и имела место, то надолго ее не хватило. Спада ввязался в конфликт с городским советом, те подали в отставку, и префект департамента Вар, который осуществляет политический контроль над регионом, назначил новые муниципальные выборы.

И тогда д'Ормаль заявил, что намерен баллотироваться в мэры.

Согласно принятым во Франции правилам, кандидаты обязаны представить предвыборный список, в который входит целиком весь местный совет. Иными словами, в случае избрания мэр занимает свой пост уже с готовой командой. Поскольку Спада считал основным своим соперником Жана-Мишеля Кува — которого он, кстати, сменил на этом посту, — то самовыдвижение д'Ормаля воспринималось многими не более чем желание заработать себе лишние очки в глазах местных жителей и отнять голоса избирателей у двух других.

Не исключено, что, поскольку его дружба с Ле Пеном не была ни для кого секретом, ему стоило больших трудов найти желающих работать с ним в одной команде. Правда д'Ормаль на словах дистанцировался от Ле Пена, уверяя, что его кампания не носит политического характера: «Мне бы хотелось вернуть в Сен-Тропез праздничную атмосферу шестидесятых. Брижит тут совершенно ни при чем. Я вообще против того, чтобы втягивать ее в эту суматоху».

Однако невозможно, будучи мужем Брижит Бардо, баллотироваться в мэры и при этом думать, что она сумеет остаться в стороне от предвыборной гонки. Брижит твердо стояла на том, что политика не ее ума дело, а без ее непосредственной поддержки д'Ормалю было не на что рассчитывать. Он был вынужден сойти с дистанции. И все-таки, даже имей он ее поддержку, вряд ли бы ему удалось добиться успеха. Дружба с Ле Пеном отвратила от него многих потенциальных избирателей.

«Да ладно, — говорит он в свою защиту, — не думаю, что надо обязательно быть фашистом для того, чтобы установить музыкальный киоск и пригласить пару-тройку менестрелей. Местный политический климат просто невыносим и стоил Брижит немало нервов. А еще сильно навредил ее фонду».

Д'Ормаль далее пытался объяснить, почему он выбыл из предвыборной гонки, и причина оказывается проста. «Главное для меня — Брижит».

В конечном итоге Спада проиграл Куву, уступив ему всего 52 голоса — из общего числа 3878.

Бернар говорит, что он из тех людей, кому не сидится на месте, в то время как Брижит из породы домоседок. Он любит путешествовать, она — нет. Он пытается заставить ее выйти из дома и заняться сбором средств для фонда, ей же совершенно не хочется за это браться.

Когда в 1994 году ей подвернулась возможность появиться в большой эстрадной программе, д'Ормаль принялся ее уговаривать. И Брижит, исключительно ради фонда, уступила его увещеваниям.

В среду вечером 26 января 1994 года около восьми миллионов французов имели возможность посмотреть специальную версию еженедельного эстрадного шоу «Sacre Soirée» на канале TF1.

Приглашенная в качестве почетной гостьи, Брижит Бардо впервые принимала участие в прямой трансляции в лучшее эфирное время после более чем двадцатилетнего перерыва.

Ведущий программы, милый и общительный бывший диск-жокей по имени Жан-Пьер Фуко, попросил ее рассказать о своей работе с животными, пригласив при этом в студию зрительскую аудиторию с заранее приготовленными вопросами, на которые ей предстояло ответить.

Первоначально продюсеры шоу рассчитывали, что Брижит предстанет перед гостями студии вместе с Фуко. Но ведь она уже вовсю снималась в кино, когда Фуко еще, то что называется, под стол пешком ходил, и уж кому как не ей было знать, как преподнести себя с выигрышной стороны. Она собаку съела на таких вещах, чтобы ей еще терпеть отвратительное освещение, неудачные ракурсы и капризы молодого честолюбивого ведущего. Нет, заявила она, если вы желаете, чтобы я участвовала в вашей программе, то вам придется принять мои правила. Ну разумеется, они хотели видеть ее в своей программе, и, разумеется, с готовностью уступили ее требованиям.

Во-первых, она отказалась сниматься в студии. Им придется притащить свои камеры к ней в ее парижскую квартиру. Таким образом, это позволит ей продемонстрировать черный жилет-болеро на фоне ее красных стен, камера при этом будет держаться на достаточном расстоянии, а освещение — в розовых тонах, которые не столь резки и безжалостны, в отличие от огромных студийных софитов с их голубым светом.

Затем она однозначно дала понять, что в передаче пойдет речь исключительно о животных, так что, пожалуйста, никаких вопросов, никаких рассуждений относительно ее кинокарьеры и личной жизни.

Поскольку в студии она будет отсутствовать, Фуко отлично понимал, что не сможет никоим образом повлиять на нее, и случись так, что он скажет что-нибудь невпопад, то она просто поднимется со своего места, и тогда плакала его программа. Ему ничего не оставалось, как подчиниться ее требованиям, и на протяжении полутора часов он держал себя паинькой.

В какой-то момент продюсеры, вознамерившись блеснуть оригинальностью, показали сюжет об одном жителе Аризоны, который держал дома большую коллекцию игуан. Он зарабатывал себе на жизнь тем, что фотографировал их для открыток в самых немыслимых позах. Как только сюжет закончился, Фуко — в надежде,