Ярость огня - Розария Мунда

В другом мире это значило бы, что он превосходит меня по рангу, но сейчас свидетельствовало лишь о том, что мы находились во вражеских лагерях. На этот раз, когда огонь Пэллора врезался в противника, туман не затемнил мое зрение. Никакие воспоминания больше не одолевали меня. Я только еще яростнее начал стрелять.

Пока не услышал голос Иксиона, эхом разносящийся по дюнам. Который звал нас.

Мы с Пэллором практически закопались в песок, сражаясь с Роудом и его аврелианцем, пока песок вокруг нас плавился, превращался в светящиеся стеклянные волдыри. Роуд кашлянул, прижимая руку к шлему, и отступил назад.

– Ты ублюдок, предатель своего рода.

Я лишь захохотал в ответ от ярости.

Но мой смех прекратился, когда Грифф взобрался на своего дракона, а Энни срывающимся голосом произнесла его имя.

Казалось, будто она прощалась с ним.

– Его сбросят, – сообщил мне Роуд. – Его семье придется смотреть, и если повезет, это станет наименьшим злом. Он будет сброшен, как и ты, как она.

Его аврелианец оттолкнулся от земли.

Они, словно тени, пронеслись над нами, превращаясь в небольшие точки на фоне звездного неба… И в следующее мгновение седельная сумка с глухим ударом приземлилась на песок у ног Аэлы.

Когда они скрылись на горизонте, мы с Энни спешились. Она опустилась на колени рядом с сумкой и дрожащими пальцами раскрыла ее.

Сперва я не понял, что там лежало. Старые бесцветные тряпки, поношенные, все в заплатах и пятнах, на которые Энни с недоумением смотрела. Но когда она взяла их в руки, до меня дошло, что это было потрепанное женское платье и платок для волос. Я изумленно взглянул на них.

– Это… – Я чуть было не сказал «крестьянская одежда», но вовремя остановил себя. – Рабочая одежда.

И по тому, как вздрогнули плечи Энни, я осознал, что она поняла, что я хотел сказать.

Я не понимал, что происходит, пока она не сказала:

– Я уже много лет не надевала подобное платье.

ЭННИ

Все наконец сложилось воедино, части головоломки встали на свои места, пока я держала в руках платье сестры Гриффа. Амфора лежала у моих ног, Аэла стояла рядом, а еще шарф, чтобы скрыть волосы. Грифф даже не предполагал, что я привезу ему фальшивый намордник. Он думал, что я отправлюсь с ним и сама сломаю намордники драконов оруженосцев, как он предлагал несколько недель назад.

И я все еще могла это сделать.

Сколько времени осталось до рассвета?

Ли не до конца понимал, что будет дальше.

– Неужели ты на полном серьезе предлагаешь…

– У нас был договор. Мы обсуждали это с Гриффом.

– Это безумие. Мы должны вернуться, вызвать подкрепление…

– Нет времени. Когда Холмс услышит о сегодняшней ночи, посчитает ее очередным моим провалом. И не согласится отправить к нам подкрепление.

Я отчаянно пыталась придумать, что еще могло бы нам помочь. Я протянула руку к медали Первой Наездницы на моей груди с изображением горна в серебряных и золотых кольцах и сорвала ее. Вложила в руку Ли.

– Я должна вернуться прежде, чем это понадобится, но если нет… Пауэр сюр Итер займет место Командующего флотом.

У меня промелькнула мысль о ссоре с Пауэром, после которой я с яростью выскочила за дверь, но сейчас ничего из этого не имело значения. Важно было лишь то, что я доверяла Пауэру эту должность, а если все пройдет хорошо, ему не понадобится занимать мое место.

Ли положил медаль в карман, даже не взглянув на нее, и кивнул, соглашаясь с моими словами о назначении Пауэра, как будто едва услышал их. Его пальцы взъерошили волосы.

– Но как ты найдешь… того, кто тебе поможет…

«Жаль, что ты не познакомилась с моей сестрой».

– Я пойду в клан Наг и найду Аггу, дочь Гареса. Сестру Гриффа. Она поможет устроить встречу с оруженосцами.

– Ты ведь не говоришь на норише! – воскликнул Ли.

Я усмехнулась. Вот как далеко все зашло, поняла я. Мы так долго не говорили друг с другом, что Ли даже не знал, какие курсы я проходила. А теперь, когда мы наконец-то начали разговаривать, у нас не было времени обсудить детали.

– Я уже несколько месяцев изучаю нориш в Лицее. – Ли тут же умолк. – Мне нужно переодеться, – сказала я.

Он неподвижно стоя рядом, пока я расстегивала горловину своего огнеупорного костюма. Зимний воздух покусывал мою голую кожу, и я с трудом перевела дух. Ли вышел из оцепенения:

– Под крылом Аэлы будет теплее.

Он был прав. Она создала из своего крыла конус, под которым тепло наших тел слилось воедино и стало уже не так холодно, хотя проникающий внутрь сквозняк все еще жалил кожу.

Но когда под крыло Аэлы забрался Ли, стало еще теплее.

Никогда раньше мы не раздевали друг друга. Помимо того странного вечера перед похоронами, когда вместе сидели в ванной, мы всегда целовались, прикасались и обнимали друг друга одетыми. Но сегодня, когда он дрожащими пальцами потянулся к застежкам моего огнеупорного костюма и начал их расстегивать, я не остановила его.

Я слышала, видела, чувствовала наше дыхание, пока его пальцы скользили по моей коже.

На мгновение мы застыли лицом к лицу, огнеупорный костюм валялся у моих ног.

Затем он натянул платье мне на плечи. Я повернулась к нему спиной, чтобы он мог затянуть шнурки. Ли протянул мне шарф, который я взяла в руки и повязала так, как много лет назад учила меня мама. Пальцы помнили то, что разум совсем позабыл. Одним быстрым движением намотали шарф на мои волосы и завязали его на затылке. Я перекинула один конец через голову и посмотрела на Ли.

Он стоял, глядя на меня, а его лицо было скрыто тенью крыла Аэлы.

– Как я выгляжу?

– Как та, на кого меня учили не обращать внимания.

У меня перехватило дыхание.

– Отлично, – прошептала я.

Он так нежно коснулся моих губ, что я почти не почувствовала поцелуя, лишь дрожь, которая охватила меня от столь легкого прикосновения. Его пальцы потянулись вверх, чтобы заправить выбившуюся прядь волос под платок.

– Я мог бы полететь с тобой, – прошептал он в ответ.

Существовало множество причин, почему это невозможно, начиная с того, что он не знал ни слова на норише, у него не было ничего другого из одежды, кроме формы стражника, а что самое главное, мое лицо, скрытое под крестьянским платком, семья Ли ни за что не узнает, в то время как лицо Ли не укроется ни от кого.

Но я слышала за этими словами страх,