Птенец - Геннадий Михайлович Абрамов

Мало, мало, что он там себе думает, — заворчала она, не переставая любовно оглядывать Ивана. — Все, Вадик. Ступай.

— Есть! — отчеканил солдат, развернулся и зашагал прочь. — Милости просим, заходи, — ласково пригласила она Ржагина; в больших карих глазах ее жила такая приветливость, такая оберегающая доброта, что он едва не расслабился. — Заходи, гость ты наш дорогой.

— Какой гость? Я — вкалывать.

— И ты готов, миленький? — серебристо рассмеялась она.

— У меня есть выбор?

— Ой, да ты весь в саже. Пойдем-ка сначала в баньку.

— Как мне вас называть?

— Лина. Просто Лина.

— Пошамать бы, Лин. Фельдфебель врал, у вас тут столовка.

— Сними мешочек. Вот так. Проголодался, бедненький. Совсем невтерпеж?

— Ага.

Она упорхнула и быстро вернулась, неся в руках теплую булку и молоко в глиняной кружке.

— Перекуси. А после бани накормим хорошенько.

Иван вмиг все смолотил. И, борясь с искушением попросить еще, выдавил:

— Ведите.

Хотел было достать из рюкзака чистую смену, но Лина ласково не позволила.

— Найдем что-нибудь. Казенное.

И снова шли садом, по тропам игрушечного города. И снова Иван изумлялся, глазея по сторонам.

Баня находилась чуть на отшибе, в глубине невысокой моложавой дубравы. Изба-теремок на высоких ножках, торчащих из заглубленного бетонного корыта, устроенного под ней, должно быть, для стоков.

Акулина передала Ивана из рук в руки двум миловидным девушкам, которые ему почему-то тоже очень обрадовались. «Чудеса в решете. Чего они все лыбятся? Ведьмы? Съесть хотят?»

— Дорогу обратно найдете? — уходя, спросила Лина.

— Мы проводим, — пообещали девушки.

И представились: Нина, Даша, и когда Иван назвал себя, звонко защебетали, приглашая в предбанник.

Они были очень похожи внешне, один тип, рослые, стройные, белокурые; форма лба, линии бровей и губ, темные сумеречные глаза, кисти рук с сильно развитыми суставами у основания пальцев — все говорило за то, что перед ним вовсе не людоедки, а создания строгие и сдержанные, у которых с нравственностью все должно быть в порядке.

«Аборигенки», — решил он.

Хохоча, девушки завели его в уютную комнатку и попросили раздеться. Сами шушукались за перегородкой.

— А вы тут какого лешего? — возмущался Ржагин, стягивая пропитанные гарью, противно хрустящие и пачкающие руки штаны. — Сваливайте. Зачем вы мне?

— Шею мылить, — смеялись они.

— Ха! Кто кому.

Слышал — они раздевались тоже.

— Поторапливайтесь, Ваня.

— Во дают.

— Как? Вы готовы?

— То есть?

— Разделись?

— Нахалки!

— Мы идем.

И вошли, обе — сразу, одинаковые — в туфельках на высоких каблуках и белых бикини, столь экономных, что едва прикрывали то, что принято прикрывать.

— Спятили, — обомлел Ржагин.

— Трусики придется снять, — учительским тоном сказала, кажется, Нина.

— Еще чего. Хитренькие. А вы?

— Мы на работе.

— Возражаю.

— Почему?

— Зябко мне. Прохладно.

— Хорошо, — сказала Даша и переглянулась с подругой. — Пусть так идет, — и распахнула дверь. — Ровно через десять минут мы за вами зайдем.

— Смеетесь? Десять минут — только войти и выйти.

— Мы больше не выдержим. Нам без вас скучно.

— Ну и ну, — удивленно буркнул Ржагин, притворяя за собой дверь.

О том, что есть такая баня, которая называется сауна и в которой нет ни шаек, ни кранов с горячей и холодной водой, Иван, разумеется, слышал (все-таки профессорский сынок), но вот бывать раньше не приходилось. И хотя с непривычки как-то неприятно обжигал ему маковку сухой горячий пар, он вскоре освоился и ему здесь даже понравилось. Обыкновенный бы душ, конечно, лучше, но и так сойдет, если потом смыть черные ручейки, уже заспешившие по холмам в долины. Просторно одному, радует глаз симпатичный цвет просмоленного дерева. Тихо, и можно лечь и подумать. Где он, что за место? Хорошенькая принудиловка, когда так обращаются. Булки задарма. Силой в баню запихивают. Вообще сервис какой-то не наш.

Ему вежливо постучали.

— Пора, молодой человек. Выходите.

Распаренного Ивана девушки пригласили в закуток под лестницу, отворили перед ним низенькую дверку, и он оказался в просторном светлом зале с небольшим квадратным бассейном посредине. В спокойной голубой воде поигрывали солнечные зайчики, прошмыгнувшие сквозь обрешеченные окна. Вдоль стен по всему периметру какие-то стерильные лежанки с ручками, кресла с опавшими ремнями, велосипедное седло с педалями и на стенах приборы, провода, щиты с кнопками.

«Все ясно. Спецлечебница. Сейчас из меня психа будут делать».

— Окунитесь, — предложила Нина.

— А вы?

— Мы на работе.

— Ох, уж эти мне цуцелы-муцелы, — осудил Ржагин и прыгнул с бортика.

Вынырнул и заорал как оглашенный:

— Мамочки, она ж ледяная! — рванул к лестнице, вылез и с обидой: — Опупели, да? Предупреждать же надо.

Девушки, отворачиваясь, улыбались.

— Я нежный! — ворчал Ржагин. — Я тонкий! Душа в пятки ушла!

— Ложитесь, нежный, — сказала Даша, показав на лежанку.

— А смысл?

— Сейчас узнаете.

— Опять накол? — спросил Иван, ощупывая лежанку. — Не буду!

— Сначала ничком.

Он, этакий разбитняга, лег, и был плотно пристегнут широкими ремнями наперекрест. Дали что-то понюхать на ватке и... Ему показалось, что без сознания он находился всего несколько секунд, но за это время девушки успели стянуть с него плавки, густо намылить и теперь скоблили его мочалками в четыре руки. Иван понял, что сопротивление бесполезно. Отойдя на почтительное расстояние, девушки из шлангов, двумя упругими струями, обмыли его со спины, заставили перевернуться и повторили операцию. Ивану, в общем, нравилось, как они ловко с ним обращаются. Он закрыл глаза и смирился, решив, что таким нежным умным ручкам любой нормальный человек безбоязненно доверил бы свое чумазое тело («Как приятна-а»). И то, чего опасался, и близко не было — он позабыл и думать, что тут можно чего-то стесняться. Открыл глаза и стал смотреть. Хорошо! Он расслабленно, с вялым восхищением следил, как они работают. Все у них под рукой, все электрифицированно, кругом автоматика.