Кто услышит коноплянку? - Лихачев Виктор

- Они давно были готовы ехать в Старгород, Соня. Нужен был кто-то, кто бы сказал: поехали, ребята, на сборы вам - десять минут. Это как на перекрестке. Можешь поехать налево, направо, а можешь повернуть назад. У них есть еще время подумать и отказаться.

- Целых десять минут. А у меня?

- Ты про поездку или женитьбу?

- Про женитьбу я еще ничего от тебя не слышала.

- Разве? Прости.

- Зачем ты косишь под интеллигента, Кира?

- Действительно, зачем? Больше не косю, то есть кошу. Надо же, не скажешь, как надо. Короче, с сей минуты я торжественно отказываюсь называться интеллигентом.

- Между прочим, Кира, мне за последние четыре месяца уже пять предложений руки и сердца поступило.

- Шесть.

- Что - шесть?

- Шесть предложений. Я тоже предлагаю. Руку и сердце. Наверное, будь я на твоем месте, то послал бы меня, то есть себя, куда подальше, но я сейчас на своем месте и прошу тебя: окажи мне честь, стань моей женой.

- Сколько мне дается времени на раздумье?

- А сколько давали те пятеро?

- Я им сразу отказала.

- Вот видишь, у тебя есть опыт.

- Я согласна взять твое сердце и твою руку. Кира, что ты стоишь?

- А что я должен делать?

- Наверное, поцеловать меня.

- Слушай, может, я поспешил? Я даже не знаю, умеешь ли ты целоваться?

- Скажи, а обратно согласие можно взять?

- Не имеешь права. На тебя весь русский народ обидится.

- При чем здесь русский народ?

- А при том. Ты же на его традиции начихать хочешь.

- Ты вообще-то можешь быть серьезным?

- Поживем - увидим. Вообще-то, сейчас я серьезен, как Джордано Бруно перед повешением.

- Кажется, его сожгли...

- Разве? Тем более...

- Кира, у меня к тебе еще один вопрос. Ты каждому предложил работу в Старгороде. А я что буду там делать? Говорить всем, что я - хозяйка иконы? И что мой отец здесь родился?

- Но ведь и ты там родилась. Родная земля что-нибудь тебе обязательно подскажет.

- Например?

- Например, слабо нам с тобой сделать на горе, рядом с церковью, музей русской культуры, в котором будет все - от гончарной посуды до картин Ильи Мещерского, других твоих... наших друзей? Представляешь, на горе - музей, а через дорогу - храм. Еще несколько шагов в сторону - озеро. Наше Белое озеро. Кстати, его чистить надо, а то оно заросло совсем. Детишки будут на гору приезжать целыми классами. А один зал мы отведем для картин Лизы.

- Поняла. Не слабо. Четыре года.

- Что - четыре года?

- Через четыре года там будет музей и сад. Представляешь, огромный сад, в котором будут расти яблони, вишни, груши.

- Заросли сирени, черемухи, малины... А ведь неплохо! Есть ради чего жить... Ты теперь довольна?

- Вполне. А то Наталью весь район ждет...

- А тебя я...

Вдруг они оба замолчали.

- Ты не знаешь, почему мы так много болтаем? - спросила наконец Софья.

- Знаю. От смущения. Это бывает.

И он провел ладонью по ее волосам. Софья закрыла глаза. Жилка на тонкой шее пульсировала сильнее обычного. Киреев поцеловал Соню - сначала в шею, потом в подбородок. И только после этого - в губы. Поцелуй был долгим-долгим. Глаза они открыли одновременно.

- Я буду хорошей женой, Кира, вот увидишь. Михаил сначала хотел ответить: "А кто бы сомневался", но, увидев, какая нежность была разлита в ее глазах, убил иронию в зародыше. И только сказал:

- А я тебе обещаю, что у нас будет много полей, снега, дождя, солнца, травы...

- И ты укроешь меня от дождя и снега своим плащом? - улыбнулась Софья.

- Укрою. И буду владеть тобой одной.

- Ты забыл сказать: с каким же счастьем...

- С каким же счастьем...

- Без этого дурацкого "бы". Да?

- Без него.

- Поцелуй меня еще раз.

- Нельзя. Нас ждут. Пять человек.

- Шесть. Ты о Лизе забыл. В этот момент дверь платяного шкафа со скрипом отворилась, и с полки упал белый платочек Лизы. Они переглянулись.

- Это знак, Кира?

- Знак.

- А Натка не верит.

- Ничего. У нее еще есть время исправиться.

Глава сорок пятая

От маленького окошка через полумрак комнаты пробегал солнечный луч. Лежащая на диване молодая женщина, не открывая глаз, следила за игрой света. На ее груди безмятежно спал голенький младенец. Одной рукой женщина бережно придерживала ребенка, а другая ее рука чертила в воздухе какие-то иероглифы или руны. На самом деле Софья Киреева пыталась повторить прихотливую игру пылинок в луче. Молодая женщина так увлеклась, что не заметила, как в комнату тихо вошел мужчина. Вошел и замер, очарованный увиденным. На мужчине была дорожная белая куртка и видавшие виды черные джинсы. Он стоял долго, любуясь красотой женщины, слушая дыхание ребенка. Наконец мужчина чуть слышно постучал по косяку двери, и Софья заметила его.

- Пришел? - улыбнувшись, спросила она.

Всего одно слово, но столько вместило оно любви, заботы, нежности и радости, что Киреев почувствовал комок, подступивший к горлу. Может быть, поэтому Михаил смог только кивнуть головой.

- Кира, - прошептала Соня, боясь разбудить ребенка, - вчера приходили Виктор и Ирина. Очень довольные: какой-то человек на свои деньги купил машину кирпича, а у Натки проблема, горсовет не хочет...

Киреев приложил палец к губам:

- Тс-с. Потом, все потом. Бери Лизу, пойдем, я вам что-то покажу.

- Мишенька, она недавно уснула, - все так же шепотом отвечала Соня. - Наверное, зубки резаться начали. Спасибо Домовенку: когда он пел, она его слушала и успокаивалась немного. Даже улыбалась.

- Нет, моя хорошая. Зубкам резаться еще рановато. Ночью был сильный ветер, груднички его чувствуют. Пойдем, можем не успеть.

- Не успеть? Кира, может, я оставлю ее здесь? Мы же быстро вернемся? Лиза ведь все равно ничего не поймет.

Но Киреев был неумолим.

- Мы теряем время. Говорю тебе, можем не успеть. А Лизу ты зря недооцениваешь. Она все услышит, все поймет.

- Каким образом? - улыбнулась Софья. Бережно подняв ребенка, она вышла за Михаилом из комнаты.

- Через дыхание, - то ли пошутил, то ли серьезно ответил Кира. - И это останется в крови навсегда.

Они вышли во двор, завернули за угол дома, прошли мимо подросшего Сверчка, увлеченно гонявшегося за соседским котом Чубайсом, и вступили под сени старого сада. Пора цветения уже миновала, и лепестки цветков яблонь и груш покрывали землю. Михаил шел немного впереди, готовый в любую секунду поддержать жену и ребенка. Софья шла босая. Бархатистая трава ласкала ее ноги. Тропинка резко нырнула вниз. Софья поняла, что Михаил вел их к самому дальнему уголку сада, туда, где прямо за зарослями черемухи и жасмина протекал небольшой ручей. В прошлом году они с Кирой придумывали названия для своих владений. Этот уголок сада Софья назвала куртиной Восточного ветерка. Ей очень понравилось встреченное в словаре старых русских слов именно вот это слово куртина, обозначавшее уголок, часть сада. Когда поднимался восточный ветер, то верхушки лип и черемух, кусты жасмина начинали тихо шелестеть. Софья любила приходить сюда и слушать, как шорох деревьев сливается со звоном ручья, названного Михаилом Златоструем. Но сейчас к этому звону примешивался другой, пока еще непонятный для Сони.

- Тише! - предупредил Кира. - Смотри туда. - И он указал на куст жасмина. - Видишь ее?

- Кого? - Как ни всматривалась Соня в куст, она так ничего и не увидела. Зато услышала нежное птичье пение.

- Коноплянку. На самом верху куста.

- Да, - обрадовалась Софья, - теперь вижу. Маленькая, чуть меньше воробья птичка самозабвенно пела, не замечая никого вокруг себя.

- Давай подойдем ближе, - предложил Кира. Они прошли еще несколько шагов по траве, стараясь идти как можно тише. Лиза спала как убитая, забавно приоткрыв ротик.

До куста жасмина осталось не более десяти шагов. Коноплянка умолкла, замерли и они, скрываемые только кустами черемухи. Теперь Софья могла разглядеть птичку. Спинка у коноплянки была скорее буроватого, чем серого цвета, а вот бока и брюшко белесые. Над клювом - небольшое малиновое пятнышко, зато грудка выделялась ярким карминным пятном.