Кто услышит коноплянку? - Лихачев Виктор
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Вставай, рыжий, а еще зверь называешься, - тихонько толкнул Михаил ногой Сверчка. - Хоть с тобой поделюсь радостью. Просыпайся, кому я сказал! Представляешь, вот парадокс так парадокс. У меня во сне сбылось все, о чем я мечтал год назад. И как мечтал, рыжий! А сейчас я проснулся в холодном поту. Но к чему этот сон? Так, часов у нас нет, календаря тоже. Когда вчера я брал молоко у Потапыча, он сказал... Что же он сказал? Вспомнил: к нему завтра, то есть сегодня, придут дом страховать. Обещали, говорит, двадцать девятого апреля. Теперь все понятно! То, что его сегодняшний сон не случаен, Киреев Сверчку рассказывать не собирался. Но теперь и сам все понял окончательно: первого мая - день рождения Лизы. А он ни на могилке ее не был ни разу, ни родителей девочки не видел. Да и вообще, не слишком ли долго он отходит после мартовского стресса? То необычно ранняя Пасха, то хлопоты с переездом в Старгород Федора. Парень - умница, купил дом совсем недалеко от киреевского и сейчас обустраивает его. Домик запущен немного, но Федор обещается к июлю - они с Юлей решили сыграть свадьбу в день своей необыкновенной встречи, в конце июля, - все справить. Михаил в меру своих сил помогал и помогает Новикову. Потихонечку принимает больных - два раза в неделю приходит в старгородскую поликлинику, где его друг, главврач Владимир Петрович Онежский, выделил ему кабинет. Приходят к Кирееву с уже поставленным диагнозом, и он просто рекомендует больным те или иные травы. Владимир Павлович сам упросил об этом Михаила. Бюджет практически не выделяет больше средств, даже йода и бинтов купить не на что. Онежский замыслил, что с весны несколько его санитарок будут собирать по окрестным полям и рощам травы, которые потом больные смогут купить по цене более дешевой, чем в обычной аптеке. Понятно, что ключевой фигурой в этой цепочке становился Киреев, который должен рекомендовать, какие травы надо больному пить. Михаил долго сомневался, но из уважения к другу и после благословения местного священника отца Николая согласился. Поставив, правда, два условия: Онежский не должен платить ему денег, а только обязан был приставить к нему молодого врача, который должен или должна будет потихоньку перенимать эту науку. Друзья ударили по рукам. Киреев быстро собрался в дорогу. Отдал Юле Сверчка - и уже вечером того же дня был в Москве. Москва показалась ему похорошевшей и более светлой. Но все равно, в первопрестольной Киреев чувствовал себя гостем. Ночевал он у старинного приятеля, впрочем, особо ему не надоедал: утром уходил, приходил вечером. Съездил в Коломенское, побродил по тем местам в центре города, где любил ходить в молодости. Было у Киреева огромное желание съездить на прием к Кравчуку. Да, это было бы очень эффектно, зайти к нему и небрежно бросить: "Хок эрат ин фатис" - "Так было суждено". Но правы те же древние: "Альтисима квэкэ флюмина минима сону лябунтур" - "Самые глубокие реки текут с наименьшим шумом". Эффектно, но глупо. Что можно сказать этим приходом? Что Кравчук Владислав Игоревич ошибся, заранее похоронив его? Так не ошибается тот, кто ничего не делает. Сказать, мол, передайте вашим больным, чтобы никогда не теряли надежды? Но ведь его случай действительно очень редок. А надеяться надо всегда. Одним словом, в больницу Киреев не пошел, зато сходил на футбол. Ему было интересно рядом с молодыми ребятами в черно-белых торпедовских шарфах. Киреев купил себе такой же, а потом прокричал от души полтора часа на трибуне "Лужников". Получив дозу адреналина, поехал к маме одного своего друга, увы, уже ушедшего. К своему стыду, за три года, как умер Коля Канищев, Киреев ни разу так и не побывал у Клавдии Сергеевны, его мамы... Не менее насыщенно прошел и второй день. Наступило первое мая.
* * * Ира решила так: кому дорога память о Лизе - тому ничего не надо напоминать, а потому никого в этот день она не звала. Раньше всех, в десять утра, пришел Виктор.
- Давай я тебе помогу.
Он уже три месяца жил у своих друзей в ближнем Подмосковье. Ира подала заявление на развод, но не хватало, как ей объяснили, судей, и их дело все никак не могли рассмотреть. Сегодня Ира не стала ругаться. Спросила:
- Деньги есть?
- Немного.
- Возьми в обычном месте, в шкафу, сбегай в магазин, я не все купила.
- Хорошо, давай сумку.
- Уже забыл, где сумки лежат?
- Не забыл, но не хозяин я теперь здесь. Может, кто другой появился? - Видимо, этот вопрос волновал Боброва.
- Не болтай ерунды. Когда появится - узнаешь первым. Обещаю. Еще через час пришла Наташа. Они теперь виделись очень редко. Узнав, что Котеночкина часто бывает у Вороновой, Ира вначале даже немного ревновала, но потом смирилась. Наверное, все-таки их больше объединяла Лиза. А сегодня Наташа прямо с порога предложила:
- Говори, что делать надо. Я специально пораньше пришла, чтобы помочь. Когда еще через некоторое время пришла Софья Воронова и тут же, не раздеваясь, попросила:
- Ирочка, давай мне фронт работы, - то Боброва не выдержала и рассмеялась:
- Уже все готово, помощники. Как сговорились. Впрочем, много гостей Ира и не ждала. Ее две подруги уехали на свои дачи, друзей мужа она не видела давно. Последней подъехала Мещерская. Воронова удивилась:
- Я думала, ты на даче.
После встречи Нового года отношения между подругами заметно охладели. Инициатором стала Софьямладшая. Заверения Мещерской, что, приглашая Коваленко, она действовала из лучших побуждений, только усугубили положение. И хотя внешне мало что изменилось и обе Софьи перезванивались друг с другом, прежней сердечности в их отношениях уже не было. Но сейчас Воронова была искренне благодарна Мещерской за то, что она, отказавшись от традиционного семейного праздника на даче, осталась в Москве, чтобы помянуть Бобренка.
Впрочем, Ира сразу же сказала, когда пять человек уселись за стол:
- Дорогие мои друзья! Сегодня у нас не поминки. Сегодня - день рождения моей... нашей Лизы. Если буду плакать... вы уж простите. Ровно год назад мы отмечали ее девятилетие. Из тех, кто сейчас находится здесь, на нем были мы с Витей и Наташа. Это был замечательный день рождения. Другого такого у Лизы... - Ира заплакала.
- Ира, сядь, успокойся. - Виктор обнял жену за плечи.
- Я спокойна. Ничего. Просто... теперь я понимаю, что самое страшное на свете - пережить своего ребенка... Мы с Витей это пережили, а может, и не пережили... Я обещаю, что больше сегодня плакать не буду... Лиза была светлым человечком. Наверное, Бог ее и взял к себе потому, чтобы вся эта грязь, которой так много в нынешней жизни, ее не касалась. Она была светлой и очень жизнерадостной девочкой. А потому давайте представим, что она здесь, рядом с нами... Господи, ведь обещала... рядом с нами и... Не умею я говорить, но, надеюсь, вы меня поняли.
- Поняли, Ирочка, - сказала Наташа, которую поддержали и другие.
- Я еще последнее хочу сказать. Сегодня я... сегодня мы с Виктором никого не звали. Никому не напоминали о том, что у Лизы первого мая день рождения. Вы пришли по зову сердца. Спасибо вам. Всех вас Лиза очень любила. Жаль, нет еще одного человека - вы знаете, о ком я говорю. Значит, он не смог приехать... Помню, как она готовила вам свои прощальные подарки... Для меня это было самым тяжелым. Мам, говорит мне она... - Тут Ира разрыдалась. Поднялся Виктор.
- Ира, все, отдохни. Ты правильно все говоришь, а потом реветь начинаешь. Лиза бы огорчилась... Давайте помянем... мою дочку и... - заплакал и он.
- А ну вас, - рассердилась Наташа. - Я беру власть в свои руки... Они выпили. Потихоньку завязался разговор. Уже более спокойный, без слез. Неожиданно в дверь позвонили. Наташа посмотрела на Воронову, та на Котеночкину. Вошел, смущаясь, отец Борис.
- Извините, опоздал. Можно я присоединюсь к столь достойным людям?
- Проходите, батюшка, - захлопотала обрадованная Ира. Виктор побежал в кухню за стулом.
- Ты думала, что он приедет? - тихо спросила у Софьи понявшая все Мещерская.